Мы повернули налево, прошли ярдов пятьдесят по вьющейся тропинке, миновали два других коттеджа, или «вигвама», и подошли к «Ирокезу». Ночной прохладный воздух был напоен смешанным ароматом гардений, цветущих апельсинов, гвоздики и жасмина.
В коттедже было темно. Портье нажал на головку стрелы. Из дома донесся звон колокольчика. Мы подождали.
– Извините, – сказал я, отодвинув его в сторону, шагнул к двери и изо всей силы забарабанил по ней.
Такой грохот мог бы разбудить не только находящегося в коттедже, но и тех, кто крепко спал в соседних домах. Однако в «Ирокезе» по-прежнему было тихо.
– Наверное, мистера Мэннеринга нет дома, – заметил портье.
– Видимо, так оно и есть. Но надо удостовериться. Поэтому я и просил вас захватить ключи.
Портье стоял в нерешительности.
– Давайте войдем и посмотрим, – спокойно сказал я. Может быть, на него подействовал мой уверенный тон, или он наконец решился, но он вставил ключ, открыл дверь, и мы вошли.
Портье щелкнул выключателем, и мы зажмурились от внезапно вспыхнувшего яркого света. Гостиная походила на гостиную в домике Сильвии Ардент. Только мебель была расставлена по-иному и цветовая гамма была другой. Комната выглядела чистой и опрятной, только в воздухе чувствовался едва уловимый кисловатый запах.
Я опередил портье и первым вошел в спальню. Отыскал выключатель и зажег свет.
Он был там.
Я даже не удивился, не испытал ни малейшего шока, ничто во мне не дрогнуло. Странно, но в тот момент я ничего не чувствовал. Может быть, только грусть и вполне естественную брезгливость.
Я впервые видел Уилфреда Джелликоу и просто стоял и смотрел на него мертвого, обезображенного.
– Ваш мистер Мэннеринг, – тихо сказал я, – и есть тот самый Джелликоу, которого я разыскиваю.
Портье, только что вошедший в спальню, громко охнул и запричитал:
– О господи, господи! О господи, господи!
Он умолк. Молчал и я.
Джелликоу сидел в светло-сером кресле. Я подошел ближе. Руки у него были заведены за спину и связаны. На уровне груди он был крепко привязан к креслу электрическим проводом, что не давало ему упасть. Тело обмякло, голова свесилась к правому плечу, но лицо было видно.
Он был жестоко избит. На ковре у его ног, обутых в новые ботинки из крокодиловой кожи, валялась скомканная грязная тряпка. Ею, очевидно, затыкали ему рот, во время побоев Джелликоу вырвало. Подбородок, рубашка, брюки и ботинки были испачканы липкой массой. Над левым глазом виднелась рана, от которой тянулся кровавый след до самого подбородка. Губы распухли, одна была разбита.
Джелликоу был одет в белую просторную шелковую тенниску и светлые зеленовато-желтые брюки. На рубашке виднелись пятна крови. Били его, скорее всего, в солнечное сплетение и в область сердца. Я приложил пальцы к его шее. Пульс не прощупывался. Сомнений в том, что Уилфред Джелликоу мертв, не осталось.
Но скончался он не так давно. Рвота и кровь еще не высохли. Едва я дотронулся до липкой крови Уилфреда, как во мне вспыхнули притупившиеся было эмоции.
Портье продолжал молча стоять, уставившись на труп. Я быстро обошел дом в поисках какой-нибудь коробки, пакета или кейса. Искал я тщательно, но недолго, потому что и не надеялся что-нибудь найти. И не нашел.
Я попросил портье не запирать дверь. Мы вернулись в здание администрации.
– Надо вызвать полицию, – сказал портье.
– Конечно. Но сперва, я надеюсь, вы ответите на несколько моих вопросов. – Я показал ему удостоверение частного сыщика, выданное властями штата Калифорния. Потом спросил: – Когда мистер Джелликоу, назвавшийся Гордоном Мэннерингом, снимал коттедж, был ли у него какой-нибудь пакет или коробка? – Я показал руками ее приблизительные размеры. – Возможно, это был чемодан. Не исключено, что он предпочел оставить свой багаж в сейфе отеля...
Портье взволнованно перебил меня:
– Об этом я и подумал, когда вы заговорили со мной. Я еще сказал, что все это странно. Я тогда не знал, что вы имеете разрешение на расследование.
– А что именно странно?
– Мистер Мэннеринг... тот джентльмен, который назвал себя мистером Мэннерингом, действительно оставил в сейфе пакет.
– Он еще там?
– Нет. Это-то и странно. Вы начали расспрашивать о мистере... о нем вскоре после того, как другой джентльмен принес от мистера Мэннеринга записку. Во всяком случае, она была подписана мистером Мэннерингом.
– И что было в записке?
– Распоряжение выдать сданный на хранение пакет подателю этой записки. И подпись мистера Мэннеринга. Я сверил ее с карточкой. А джентльмен предъявил еще и квитанцию с номером, которую мы всегда выдаем гостям, сдающим на хранение ценности. Я, правда, в тот момент был очень занят, но я не предполагал...
– Не вините себя. Откуда вам было знать, что происходит? Значит, вы выдали тому человеку пакет?
– Да, сэр.
Я попросил портье описать пакет.
– Он был тяжелый, – сказал он, – завернут в белую бумагу, наподобие той, в какую мясники заворачивают мясо. Двенадцати – четырнадцати дюймов длиной, десяти шириной и около шести толщиной.
Несомненно, речь шла о металлическом кейсе Чейма со всем его содержимым.
– Вы не справились у мистера Мэннеринга, перед тем как отдать тому человеку пакет?
– Нет, я... Понимаете, он регистрировался вечером, и сдавал на хранение пакет в мое дежурство, и сказал, что заберет пакет сам или кого-нибудь пришлет за ним с запиской.
На мгновение это меня озадачило, но только на мгновение.
Мне стало ясно, что Джелликоу понял: затеянное им дело ему не по плечу. Все оказалось сложнее, чем он думал. Он понимал также, что «Индейское ранчо» может оказаться ненадежным убежищем и ему придется удрать отсюда. Он считал себя очень умным, приготовившимся ко всяким неожиданностям, но дело в том, что Уилфред с самого начала повел себя непрофессионально.
Очевидно, он никогда не попадал в лапы профессиональных мошенников, никогда не испытал настоящей, жестокой, мучительной боли. Может быть, Гордон У. Мэннеринг рассчитывал, что сможет выдержать избиение, – если до этого дойдет дело, – и не проболтаться. Как ужасно ему было почувствовать крушение его наивных надежд.
– А записка еще у вас? – спросил я портье.
– Кажется... нет. Не помню. Все произошло в тот момент, когда я был очень занят.
– Расскажите о том человеке. Вы его видели раньше?
– Нет. Но... я его плохо помню. – Портье прикрыл глаза и прижал пальцы к вискам. Казалось, он испытывает физическую боль. – В это самое время уезжала большая группа гостей. Было... около одиннадцати. Всего три часа назад. Они собирались продолжить вечеринку, сдавали ключи, просили положить записки в отделения других гостей, смеялись... Ну, вы же знаете, как ведут себя подвыпившие люди. И в это самое время тот джентльмен и подал мне записку и квитанцию. И забрал пакет.
– Вы сможете его описать?
– На нем, кажется, был темный костюм, может быть, черный. Шляпа. И... простите, больше я ничего не помню.
– Ростом с меня? Выше меня? Полнее или худее?
– Нет, наверное, не выше вас. И вроде бы... похудее. Но все это я помню смутно.
Я подробно описал ему Виктора Пайна:
– Может, это он?
– По правде говоря, не могу сказать. Может, и он. Я просто... Тут толпилось столько людей... У меня не отложилось в памяти... Очень сожалею.
– Ничего. Все в порядке. Вы очень мне помогли. А в полицию лучше позвоните сами. Можете им обо мне сказать. Тут есть платный телефон?
Телефон находился в коридоре. Я позвонил Сэмсону и поговорил с ним. Рассказал, где я, что здесь произошло и что портье уведомил полицию Беверли-Хиллз.
– Но я хочу тебе сказать еще вот о чем, Сэм. Во-первых, я, наверное, не дождусь полиции. А во-вторых, советую тебе – хотя ты и не нуждаешься в советах – еще раз проверить донесение о Пайне. – Я сделал паузу и спросил: – Между прочим, как дела с Ладди?
– Попробуй догадаться.
Догадаться было нетрудно. Тюрьмы Ладди в очередной раз избежал. Он был свободен как птица. По крайней мере, пока.
– Кларенс Ладлоу вышел отсюда десять минут назад, – сообщил Сэмсон. – И знаешь, что он сказал? «Черт возьми, капитан, не будь вы копом, мы бы стали друзьями». И рот до ушей. – Сэм вздохнул. – Проклятье! Придется снова звонить Слэттери в Беверли-Хиллз, узнать, что он думает об этой истории. Пусть пришлют протокол.
– Попроси его узнать у полицейских, которые говорили с Пайном, не заметили ли они у него или в его машине какого-либо пакета.
– Я как раз собирался это сделать.
– Прости, капитан. Значит, позвонишь Слэттери? Отлично. Может, нужно объявить Пайна в розыск и дать словесный портрет? Ведь этот негодяй может улизнуть.
– Не время, Шелл. Если объявлять его розыск, потребуется время на получение ордера на арест. А действовать в обход закона не хочется. Да и потом, не забывай, преступление произошло в Беверли-Хиллз.
– Не забываю, ведь я и нахожусь в Беверли-Хиллз.
– Послушай, мы будем держать это дело под контролем. А ты езжай домой, и пусть тебе приснятся красотки. Пайна, я думаю, этот допрос на улице насторожил не меньше, чем нас. И если Джелликоу – его работа, он постарается скрыться.
– Что значит – «если его работа»?
– Это и значит «если».
– Кто еще, черт возьми, мог...
– Любой из десятков тысяч. Шелл, ты хоть и не забыл, что находишься в Беверли-Хиллз, но забыл, кажется, что даже твоя блестящая интуиция не может служить неопровержимым доказательством, на основе которого можно запустить тяжелую машину правосудия.
– Но, Сэм...
– Что касается Пайна, нужно провести расследование. А вдруг и правда он был с этой телевизионной красавицей, как и сказал.
– Это я очень скоро узнаю.
– Шелл, черт бы тебя побрал, оставь это полиции.
– Приятных сновидений, – сказал я и повесил трубку.
Затем набрал номер Гидеона Чейма:
– Чейм, это Шелл Скотт. Если вы не передумали, с этого момента я готов работать на вас.
– Разумеется, я не передумал. А что... что случилось?
– Многое. То, о чем мы договаривались, остается в силе? Я избавляю вас от шантажиста, забираю у него рукопись и... фактические материалы – хотя идти ради этого на уголовное преступление не обещаю – и после этого могу назвать свою цену?
Короткое молчание.
– Да. В разумных пределах. Но что произошло? Вы нашли Джелликоу?
– Нашел. Вам больше не придется из-за него волноваться. Он мертв.
Чейм издал какой-то странный вопль:
– Мертв? О боже правый! Мертв? Вы...
– Да, мертв. Убит. И недавно.
– Убит? Ужасно! Господи, какой кошмар! Но... моя рукопись... Вы знаете...
– Она была у Джелликоу. Но сейчас не у него. Теперь она у того, кто его избил и убил.
Чейм стал что-то бормотать, нечленораздельно мычать, но я продолжал:
– Слушайте внимательно, Чейм. Джелликоу мертв потому, что все время, я полагаю, вы рассказывали мне про свою рукопись сказки. Если я прав, я умываю руки. Грубо говоря, скажи вы сразу всю правду, Джелликоу, наверное, остался бы жив.
– Что за абсурд! Вы просто осел!
– Вы готовы сообщить мне дополнительные сведения? Может, вы что-то упустили?
– Я рассказал все, черт бы вас побрал! Мне нечего добавить.
– Ладно. Я берусь выполнить ваше поручение. Если смогу. Но вам это обойдется недешево.
– Плевать, во сколько это мне обойдется. Но я не понимаю. Если меня шантажировал не Джелликоу...
Я повесил трубку. Пусть поволнуется. Если поволнуется вдоволь, в следующий раз, может, выложит правду.
Я-то, конечно, ее уже знал.
И вот я снова стоял у коттеджа «Кри» и жал на наконечник стрелы. Потом стал колотить дверь. Спустя несколько секунд в доме вспыхнул свет, послышались мягкие шаги по ковру, а потом и голос Сильвии:
– Кто там?
– Шелл Скотт. Откройте, я тороплюсь. Она приоткрыла дверь и выглянула.
Я решительно толкнул дверь. Сильвия отступила в сторону. Я вошел и захлопнул дверь.
Сильвия стояла, хлопая глазами. Наверное, она спала и я ее разбудил. Во всяком случае, кроме пижамы, на ней ничего не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31