Все эти детали были обнаружены у него дома, в одной из двух комнат, заполненной всевозможными приборами и инструментами, необходимыми для его собственных научных экспериментов.
Быстро было составлено обвинение, его арестовали и осудили, хотя он виновным себя не признал. В газетной вырезке, содержащейся в его досье, цитируется заявление, сделанное им уже в тюрьме о том, что он «явился жертвой не только вопиющей несправедливости и халатности со стороны представителей закона, но и был просто подставлен. Несправедливо осужденный человек не всегда может доказать свою невиновность. Но я докажу! Придет время, и правда восторжествует!..»
Заявление Эмбера было проникнуто излишней патетикой. Я читал и слышал такие заявления сотни раз. И всегда одни и те же, только более прозаические, типа: «Меня подставили» или «Да меня там и близко не было!».
Я разыскал нужный мне дом в квартале 4800 по Вистерия-лейн – один из двух на весь квартал, поскольку Вистерия – малонаселенное тихое местечко. Свет в доме был потушен. Я позвонил, потом громко постучал в дверь. Ни ответа ни привета. Я не стал срывать дверь с петель и не пытался проникнуть внутрь через окно. Я просто сел в свой «кадди» и покатил домой.
* * *
Я не очень-то заботился о том, чтобы не шуметь, входя в свой номер, и не пробирался в спальню на цыпочках. Однако Аралия не бросилась с радостным криком приветствовать меня.
На прикроватной тумбочке горела настольная лампа, которую я иногда включал вместо верхнего света. Аралия лежала на кровати на спине, с закрытыми глазами, укрывшись простыней до пояса.
– Ку-ку, – негромко прокуковал я, что в переводе должно было означать: «Угадай, кто пришел?»
Никакой реакции. Ни радостного возгласа, ни даже: «Сам ты ку-ку».
Но по крайней мере она была жива. Я определил это по ее размеренному дыханию, вернее, по тому, как равномерно вздымалась и опускалась ее голая, сказочно прекрасная грудь. Она просто спала.
Я не стал ее будить. Во всяком случае, пока. А вскоре я и сам робко скользнул под простыню на другой краешек кровати. Именно в этот момент она решила открыть или случайно открыла – один глаз.
– Боже, что здесь происходит? – сонным голосом пробормотала она. А может быть, она бормотала что-то другое, но я не расслышал. Так или иначе, сейчас она смотрела на меня во все глаза.
– А ты что думаешь? – спросил я самым невинным голосом.
– Шелл? Это ты?
– Конечно я. А разве ты ждала кого-нибудь другого?
– Шелл, надеюсь, ты не собирался заползти ко мне в постель голым, даже не разбудив меня для начала?
– Ну, видишь ли...
– Неужели собирался?
– Слушай, видишь ли... ты так сладко спала... и я подумал, как мило было бы... Ты была так прекрасна, и вдруг одна... лежишь, подобно... Знаешь, на кого ты была похожа? На Спящую Красавицу. Ты помнишь эту сказку?
– Спящая Красавица. Ты что, только сейчас это придумал?
– Ну что ты говоришь... Как можно? Увидев тебя, я сразу подумал: «Вот она, Спящая Красавица, ожидающая своего Принца».
– Не думай, что ошибочно приписанный тебе мною поэтический дар служит основанием вот так забираться куда угодно.
– О'кей! Будем считать, что я совершил оплошность, сравнив тебя со Спящей Красавицей. Храпящий Дракула тебе больше нравится?
– Так ты – мой Принц, да?
– Ну, если это не внушает тебе отвращения... Во всяком случае, я надеялся...
– Запрыгивай в кровать, Шелл. А то я чувствую себя как-то неловко. В конце концов, это твоя кровать...
– Да неужели? А я-то думал...
– Это твоя кровать. А теперь послушай меня внимательно. Я – Спящая Красавица. Правильно? Ты – мой Принц.
– Как тебе будет угодно.
– Я сплю уже тысячу лет, и наконец являешься ты. Разбуди меня, мой Принц.
Кажется, теперь я понял, почему она реагировала на мой приход именно так. Я устроился поудобнее рядом с Аралией и, наклонившись к ней – сейчас она наконец улыбалась, – запечатлел поцелуй, который должен был разбудить ее, если бы даже она проспала до этого целых две тысячи лет.
Не знаю почему, но именно в этот момент я вспомнил, что обещал Аралии вернуться с шампанским и разной вкуснятиной, не говоря уже о большом сюрпризе. Ну, с сюрпризом у меня, кажется, все было в порядке, что же касается остального...
– Может быть, сейчас не время вспоминать об этом, но я напрочь забыл о шампанском и всякой вкуснятине.
По-моему, она не расслышала меня, но мне показалось, что я прощен. Потому что, когда она наконец уснула по-настоящему, на губах ее все еще играла счастливая улыбка.
Глава 10
Когда я проснулся, Аралия уже хлопотала в маленькой кухоньке. Во всяком случае, оттуда доносился звон посуды.
Я потянулся, потер глаза, высунул до отказа язык, чуть не забыв убрать его обратно. Потом поскреб пятерней грудь, голову. Я сидел на краю кровати, просто сидел, когда вошла Аралия.
– Что случилось с человеком, который был со мной прошлой ночью? – спросила она.
– Был где?
– Здесь, в комнате Спящей Красавицы.
– Не задавай глупых вопросов. Я давно уже распрощался с этими дурацкими сказочками. Но если ты желаешь получить ответ на свой глупый вопрос, то знай – этот человек всегда старается убраться до того, как я проснусь. Он знает, что я его убью.
– Будешь завтракать?
– Нет.
– Нет?
– Неужели я выразился неясно?
– Но я приготовила тебе завтрак, Шелл. Он готов.
– Угу.
– Боже мой! Принц и правда превратился в медведя. Тебя что, заколдовали?
– Угу. Даю голову на отсечение, ты приготовила овсянку. Кто спал в моей постели? Еще одна дурацкая сказка...
– Я приготовила яичницу-болтунью с грибами, специями и всем прочим, что нашла у тебя в кухне.
Аралия предстала передо мной в моей старой белой рубашке нараспашку, с закатанными рукавами, свободно падающие широкие полы рубашки создавали иллюзию накинутого на плечи огромного шарфа. Что же касается пуговиц, то Аралия, похоже, вообще не признавала никаких застежек.
Она присела на кровать рядом со мной.
– Тебе нужно съесть несколько яиц.
– Ты с ума сошла!
– Но это необходимо для восстановления сил.
– С этим у меня никогда не было проблем. Но, пожалуй, ты права. Я просто как-то об этом никогда не думал.
Я опять потер глаза и высунул язык.
– Тебе обязательно надо это делать?
– Да, так я просыпаюсь.
– Ну, кажется, теперь ты окончательно проснулся. Давай поднимайся, соня-засоня. Тебе в самом деле необходимо что-нибудь проглотить, Шелл.
– Соня-засоня! Квака-задавака!
Я взглянул на нее, стараясь окончательно стряхнуть с себя остатки сна.
Она улыбнулась.
– Ну... тогда... – сказал я, – может, самую малость...
* * *
Несясь в «кадиллаке» по Уилшир, я чувствовал себя просто прекрасно. И это несмотря на мой великолепный завтрак, состоявший из яичницы, весьма напоминавшей подошву от туфли, которую к тому же долго морозили в холодильнике. Я ковырнул вилкой пару раз и этим вполне удовольствовался. Впрочем, я никогда не ем много утром. Сегодня же я съел еще и тост. И выпил много кофе. Так что мне не страшны любые неурядицы. По крайней мере так я думал по своей наивности.
В ЛАОП мне сообщили, что все их попытки подкараулить Эла Хоука или Джеймса Коллета в доме, где я застрелил Верзена, не увенчались успехом – они как в воду канули. У полиции пока не было формальных оснований дня допроса Нормана Эмбера или даже Войстера Один Выстрел.
Я же, проведя все утро в поисках дополнительной информации о Нормане Эмбере, ближе к полудню снова отправился к нему домой и снова его не застал. Но к этому времени картина, начавшая вырисовываться прошлым вечером, приняла более ясные очертания.
Пожалуй, самым важным моим открытием было то, что Норман Эмбер, отсидевший год в тюрьме Сан-Квентин и с тех пор проживавший в доме по улице Вистерия, являлся законным отцом Аралии, то есть был тем самым Норманом Эмбером, который, по словам Аралии, умер еще до ее рождения. Очевидно, она удивилась бы и была весьма озадачена, если бы я сообщил ей об этом. Если, конечно, Аралия не вешала все это время мне лапшу на уши. Но у меня не было никаких оснований подозревать ее в неискренности.
Из полученной мною справки следовало, что Норман Леонард Эмбер и Лора Аралия Бленгруд сочетались законным браком немногим более двадцати восьми лет назад в Пасадене, штат Калифорния. В то время Норману было двадцать шесть лет, а Лоре – двадцать четыре. Они развелись в том же городе спустя три года, через год после рождения сына Питера и за три месяца до рождения дочери Аралии Энн.
Суд удовлетворил иск миссис Эмбер, обвинявшей мужа в ментальной жестокости, которая в те дни трактовалась весьма широко – от докучливости до рукоприкладства. Пообещав полсотни одному моему старому информатору в Сакраменто, я узнал истинную причину, побудившую Лору развестись с Норманом. Оказалось, что она уличила его в flagrante delicto, что в переводе с латыни означает «прелюбодеяние», а попросту говоря, застукала мужа, когда тот трахал девятнадцатилетнюю няньку их сына. Разумеется, «трахал» – отнюдь не означает, что он бил девицу доской по голове.
Но еще более интересно мне было узнать, что не прошло и года после развода, как Норман Эмбер подал заявку и вскоре получил патент на первое из многочисленных изобретений. Суть изобретения состояла в том, что ему удалось совместить усовершенствованную им 16-миллиметровую кинокамеру с компактным, встроенным гироскопом конструкции Эмбера, работающим на батарейках. Благодаря этому новшеству, кинооператор, пользующийся переносной камерой, получал такое же устойчивое изображение, как если бы она была установлена на треноге. Изобретение было зарегистрировано, и Эмбер получил на него патент, но, видимо, практического применения оно не имело, а следовательно, не принесло и прибыли.
Притом, что моя научная эрудиция не простирается далее умения включить и выключить посудомоечную машину, в ходе «разработки» Эмбера, включавшей сбор обильной информации, и в частности получасовой разговор с Вашингтоном, округ Колумбия, я сумел-таки усечь одну любопытную деталь, а именно: в отличие от Гуннара Линдстрома – ученого-энциклопедиста, прославившегося крупными открытиями по крайней мере в десятке на первый взгляд не связанных между собой областях науки и техники, научный поиск Эмбера замыкался на усовершенствовании и разработке абсолютно новых принципов «воспроизведения зрительных образов». Другими словами, девятнадцать из двадцати четырех выданных Эмберу патентов касались воспроизведения образов, или «картинок», будь то фотография, любительская или профессиональная киносъемка, а также усовершенствования телевизионных камер, приемников, кинескопов и новых средств видеозаписи.
Последние изобретения Эмбера, включая и то, которое было запатентовано уже после его выхода из тюрьмы, были не только более сложными, а следовательно, и менее доступными моему пониманию, но и показательными в смысле направленности его научных разработок, определившихся во время службы в «Хорайзенс Инк» и оставшихся неизменными на протяжении всех последующих лет.
Это были годы расцвета кабельного телевидения, когда широкое распространение получили кассеты и диски, а также лазерные голограммы. Последние с успехом стали использоваться для записи и хранения всевозможной информации и даже для создания стереофильмов. Мне довелось видеть один из первых, а может быть, самый первый стереофильм, снятый по новой, голографической технологии. Дело в том, что я давно увлекаюсь разведением аквариумных рыб и даже пытаюсь выводить новые экзотические породы. А фильм был как раз об этом.
Изображение проецировалось не на серебристый экран, а просто в кубометр воздуха, и было оно трехмерным. Возможно, оно не выглядело столь же убедительно, как два настоящих аквариума, стоявших в моей квартире, хотя маленькие тропические рыбки с ярким оперением, быстро сновавшие в воде, выглядели абсолютно реальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Быстро было составлено обвинение, его арестовали и осудили, хотя он виновным себя не признал. В газетной вырезке, содержащейся в его досье, цитируется заявление, сделанное им уже в тюрьме о том, что он «явился жертвой не только вопиющей несправедливости и халатности со стороны представителей закона, но и был просто подставлен. Несправедливо осужденный человек не всегда может доказать свою невиновность. Но я докажу! Придет время, и правда восторжествует!..»
Заявление Эмбера было проникнуто излишней патетикой. Я читал и слышал такие заявления сотни раз. И всегда одни и те же, только более прозаические, типа: «Меня подставили» или «Да меня там и близко не было!».
Я разыскал нужный мне дом в квартале 4800 по Вистерия-лейн – один из двух на весь квартал, поскольку Вистерия – малонаселенное тихое местечко. Свет в доме был потушен. Я позвонил, потом громко постучал в дверь. Ни ответа ни привета. Я не стал срывать дверь с петель и не пытался проникнуть внутрь через окно. Я просто сел в свой «кадди» и покатил домой.
* * *
Я не очень-то заботился о том, чтобы не шуметь, входя в свой номер, и не пробирался в спальню на цыпочках. Однако Аралия не бросилась с радостным криком приветствовать меня.
На прикроватной тумбочке горела настольная лампа, которую я иногда включал вместо верхнего света. Аралия лежала на кровати на спине, с закрытыми глазами, укрывшись простыней до пояса.
– Ку-ку, – негромко прокуковал я, что в переводе должно было означать: «Угадай, кто пришел?»
Никакой реакции. Ни радостного возгласа, ни даже: «Сам ты ку-ку».
Но по крайней мере она была жива. Я определил это по ее размеренному дыханию, вернее, по тому, как равномерно вздымалась и опускалась ее голая, сказочно прекрасная грудь. Она просто спала.
Я не стал ее будить. Во всяком случае, пока. А вскоре я и сам робко скользнул под простыню на другой краешек кровати. Именно в этот момент она решила открыть или случайно открыла – один глаз.
– Боже, что здесь происходит? – сонным голосом пробормотала она. А может быть, она бормотала что-то другое, но я не расслышал. Так или иначе, сейчас она смотрела на меня во все глаза.
– А ты что думаешь? – спросил я самым невинным голосом.
– Шелл? Это ты?
– Конечно я. А разве ты ждала кого-нибудь другого?
– Шелл, надеюсь, ты не собирался заползти ко мне в постель голым, даже не разбудив меня для начала?
– Ну, видишь ли...
– Неужели собирался?
– Слушай, видишь ли... ты так сладко спала... и я подумал, как мило было бы... Ты была так прекрасна, и вдруг одна... лежишь, подобно... Знаешь, на кого ты была похожа? На Спящую Красавицу. Ты помнишь эту сказку?
– Спящая Красавица. Ты что, только сейчас это придумал?
– Ну что ты говоришь... Как можно? Увидев тебя, я сразу подумал: «Вот она, Спящая Красавица, ожидающая своего Принца».
– Не думай, что ошибочно приписанный тебе мною поэтический дар служит основанием вот так забираться куда угодно.
– О'кей! Будем считать, что я совершил оплошность, сравнив тебя со Спящей Красавицей. Храпящий Дракула тебе больше нравится?
– Так ты – мой Принц, да?
– Ну, если это не внушает тебе отвращения... Во всяком случае, я надеялся...
– Запрыгивай в кровать, Шелл. А то я чувствую себя как-то неловко. В конце концов, это твоя кровать...
– Да неужели? А я-то думал...
– Это твоя кровать. А теперь послушай меня внимательно. Я – Спящая Красавица. Правильно? Ты – мой Принц.
– Как тебе будет угодно.
– Я сплю уже тысячу лет, и наконец являешься ты. Разбуди меня, мой Принц.
Кажется, теперь я понял, почему она реагировала на мой приход именно так. Я устроился поудобнее рядом с Аралией и, наклонившись к ней – сейчас она наконец улыбалась, – запечатлел поцелуй, который должен был разбудить ее, если бы даже она проспала до этого целых две тысячи лет.
Не знаю почему, но именно в этот момент я вспомнил, что обещал Аралии вернуться с шампанским и разной вкуснятиной, не говоря уже о большом сюрпризе. Ну, с сюрпризом у меня, кажется, все было в порядке, что же касается остального...
– Может быть, сейчас не время вспоминать об этом, но я напрочь забыл о шампанском и всякой вкуснятине.
По-моему, она не расслышала меня, но мне показалось, что я прощен. Потому что, когда она наконец уснула по-настоящему, на губах ее все еще играла счастливая улыбка.
Глава 10
Когда я проснулся, Аралия уже хлопотала в маленькой кухоньке. Во всяком случае, оттуда доносился звон посуды.
Я потянулся, потер глаза, высунул до отказа язык, чуть не забыв убрать его обратно. Потом поскреб пятерней грудь, голову. Я сидел на краю кровати, просто сидел, когда вошла Аралия.
– Что случилось с человеком, который был со мной прошлой ночью? – спросила она.
– Был где?
– Здесь, в комнате Спящей Красавицы.
– Не задавай глупых вопросов. Я давно уже распрощался с этими дурацкими сказочками. Но если ты желаешь получить ответ на свой глупый вопрос, то знай – этот человек всегда старается убраться до того, как я проснусь. Он знает, что я его убью.
– Будешь завтракать?
– Нет.
– Нет?
– Неужели я выразился неясно?
– Но я приготовила тебе завтрак, Шелл. Он готов.
– Угу.
– Боже мой! Принц и правда превратился в медведя. Тебя что, заколдовали?
– Угу. Даю голову на отсечение, ты приготовила овсянку. Кто спал в моей постели? Еще одна дурацкая сказка...
– Я приготовила яичницу-болтунью с грибами, специями и всем прочим, что нашла у тебя в кухне.
Аралия предстала передо мной в моей старой белой рубашке нараспашку, с закатанными рукавами, свободно падающие широкие полы рубашки создавали иллюзию накинутого на плечи огромного шарфа. Что же касается пуговиц, то Аралия, похоже, вообще не признавала никаких застежек.
Она присела на кровать рядом со мной.
– Тебе нужно съесть несколько яиц.
– Ты с ума сошла!
– Но это необходимо для восстановления сил.
– С этим у меня никогда не было проблем. Но, пожалуй, ты права. Я просто как-то об этом никогда не думал.
Я опять потер глаза и высунул язык.
– Тебе обязательно надо это делать?
– Да, так я просыпаюсь.
– Ну, кажется, теперь ты окончательно проснулся. Давай поднимайся, соня-засоня. Тебе в самом деле необходимо что-нибудь проглотить, Шелл.
– Соня-засоня! Квака-задавака!
Я взглянул на нее, стараясь окончательно стряхнуть с себя остатки сна.
Она улыбнулась.
– Ну... тогда... – сказал я, – может, самую малость...
* * *
Несясь в «кадиллаке» по Уилшир, я чувствовал себя просто прекрасно. И это несмотря на мой великолепный завтрак, состоявший из яичницы, весьма напоминавшей подошву от туфли, которую к тому же долго морозили в холодильнике. Я ковырнул вилкой пару раз и этим вполне удовольствовался. Впрочем, я никогда не ем много утром. Сегодня же я съел еще и тост. И выпил много кофе. Так что мне не страшны любые неурядицы. По крайней мере так я думал по своей наивности.
В ЛАОП мне сообщили, что все их попытки подкараулить Эла Хоука или Джеймса Коллета в доме, где я застрелил Верзена, не увенчались успехом – они как в воду канули. У полиции пока не было формальных оснований дня допроса Нормана Эмбера или даже Войстера Один Выстрел.
Я же, проведя все утро в поисках дополнительной информации о Нормане Эмбере, ближе к полудню снова отправился к нему домой и снова его не застал. Но к этому времени картина, начавшая вырисовываться прошлым вечером, приняла более ясные очертания.
Пожалуй, самым важным моим открытием было то, что Норман Эмбер, отсидевший год в тюрьме Сан-Квентин и с тех пор проживавший в доме по улице Вистерия, являлся законным отцом Аралии, то есть был тем самым Норманом Эмбером, который, по словам Аралии, умер еще до ее рождения. Очевидно, она удивилась бы и была весьма озадачена, если бы я сообщил ей об этом. Если, конечно, Аралия не вешала все это время мне лапшу на уши. Но у меня не было никаких оснований подозревать ее в неискренности.
Из полученной мною справки следовало, что Норман Леонард Эмбер и Лора Аралия Бленгруд сочетались законным браком немногим более двадцати восьми лет назад в Пасадене, штат Калифорния. В то время Норману было двадцать шесть лет, а Лоре – двадцать четыре. Они развелись в том же городе спустя три года, через год после рождения сына Питера и за три месяца до рождения дочери Аралии Энн.
Суд удовлетворил иск миссис Эмбер, обвинявшей мужа в ментальной жестокости, которая в те дни трактовалась весьма широко – от докучливости до рукоприкладства. Пообещав полсотни одному моему старому информатору в Сакраменто, я узнал истинную причину, побудившую Лору развестись с Норманом. Оказалось, что она уличила его в flagrante delicto, что в переводе с латыни означает «прелюбодеяние», а попросту говоря, застукала мужа, когда тот трахал девятнадцатилетнюю няньку их сына. Разумеется, «трахал» – отнюдь не означает, что он бил девицу доской по голове.
Но еще более интересно мне было узнать, что не прошло и года после развода, как Норман Эмбер подал заявку и вскоре получил патент на первое из многочисленных изобретений. Суть изобретения состояла в том, что ему удалось совместить усовершенствованную им 16-миллиметровую кинокамеру с компактным, встроенным гироскопом конструкции Эмбера, работающим на батарейках. Благодаря этому новшеству, кинооператор, пользующийся переносной камерой, получал такое же устойчивое изображение, как если бы она была установлена на треноге. Изобретение было зарегистрировано, и Эмбер получил на него патент, но, видимо, практического применения оно не имело, а следовательно, не принесло и прибыли.
Притом, что моя научная эрудиция не простирается далее умения включить и выключить посудомоечную машину, в ходе «разработки» Эмбера, включавшей сбор обильной информации, и в частности получасовой разговор с Вашингтоном, округ Колумбия, я сумел-таки усечь одну любопытную деталь, а именно: в отличие от Гуннара Линдстрома – ученого-энциклопедиста, прославившегося крупными открытиями по крайней мере в десятке на первый взгляд не связанных между собой областях науки и техники, научный поиск Эмбера замыкался на усовершенствовании и разработке абсолютно новых принципов «воспроизведения зрительных образов». Другими словами, девятнадцать из двадцати четырех выданных Эмберу патентов касались воспроизведения образов, или «картинок», будь то фотография, любительская или профессиональная киносъемка, а также усовершенствования телевизионных камер, приемников, кинескопов и новых средств видеозаписи.
Последние изобретения Эмбера, включая и то, которое было запатентовано уже после его выхода из тюрьмы, были не только более сложными, а следовательно, и менее доступными моему пониманию, но и показательными в смысле направленности его научных разработок, определившихся во время службы в «Хорайзенс Инк» и оставшихся неизменными на протяжении всех последующих лет.
Это были годы расцвета кабельного телевидения, когда широкое распространение получили кассеты и диски, а также лазерные голограммы. Последние с успехом стали использоваться для записи и хранения всевозможной информации и даже для создания стереофильмов. Мне довелось видеть один из первых, а может быть, самый первый стереофильм, снятый по новой, голографической технологии. Дело в том, что я давно увлекаюсь разведением аквариумных рыб и даже пытаюсь выводить новые экзотические породы. А фильм был как раз об этом.
Изображение проецировалось не на серебристый экран, а просто в кубометр воздуха, и было оно трехмерным. Возможно, оно не выглядело столь же убедительно, как два настоящих аквариума, стоявших в моей квартире, хотя маленькие тропические рыбки с ярким оперением, быстро сновавшие в воде, выглядели абсолютно реальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37