Возможно? Джентльмены, мы ведь не Иисусы, мы – простые англичане. Мы не можем требовать от британских присяжных, чтобы они вынесли обвинительный приговор на основании всего лишь возможного предположения». Аплодисменты.
– Клиент Биггса был виновен, – заметил Паркер.
– Ну, конечно. Но он был оправдан присяжными, и то, что вы только что сказали, не более чем клевета. – Вимси подошел к книжным полкам и взял том «Судебной медицины». «Трупное окоченение... может рассматриваться очень широко... и имеет много определяющих факторов». Как вам это? «Как правило, окоченение начинается... с шеи и подбородка... через пять-шесть часов после наступления смерти...» М-мм... «Полное окоченение наступает примерно через тридцать шесть часов. Однако в определенных обстоятельствах, оно может наступить раньше или позже». Как вам, Паркер? «Браун-Сегард... три с половиной минуты после смерти... В некоторых случаях через шестнадцать часов... и продолжается двадцать один день». Боже мой! «Все зависит от... возраста... мускульной массы... предсмертной лихорадки... температуры воздуха...» И так далее, и так далее. Ну? Вы можете поспорить с Саггом? Он свое дело знает. – Лорд Питер поставил книгу на место. – Вернемся к фактам. Что вы думаете о трупе?
– Ну... почти ничего, – ответил детектив. – Я сам был удивлен. Честно. Он ведь богатый человек, правда, свое богатство заработал сам, да и не очень давно.
– А вы обратили внимание на мозоли у него на руках? Наверняка, не упустили.
– И ноги у него в волдырях. Наверное, носил узкие туфли.
– Или долго шел в них, – заметил лорд Питер, – если заработал такие волдыри. А вас это не удивило, ведь он очень богатый человек?
– Не знаю. Волдыри двух-трехдневной давности. Может быть, он гулял за городом... Опоздал на последнюю электричку, такси не было, и ему пришлось идти пешком.
– Возможно.
– На спине и на одной ноге у него множество красных отметин, происхождение которых мне совершенно непонятно, – признался детектив.
– Я видел.
– Ну и что?
– Потом скажу. А сейчас продолжим.
– У него дальнозоркость... поразительная дальнозоркость для человека его возраста, и очки у него, как у древнего старика. Кстати, очень красивые очки с великолепной цепочкой из плоских звеньев. Я очень удивился, когда увидел их. Ведь его легко по ним опознать.
– Я уже дал объявление в «Таймс», – заметил лорд Литер. – Продолжим.
– Очки у него не новые... их дважды чинили.
– Прекрасно, Паркер, прекрасно. Вы сами-то понимаете, как это важно?
– Не совсем... А почему важно?
– Потом... Пока продолжим.
– Скорее всего, он был угрюмым. По крайней мере, характер у него был никудышный. Ногти у него обкусаны до мяса. И еще он курил сигареты без мундштука. И ему очень важно было, как он выглядит.
– А комнату вы осмотрели? У меня ведь не было возможности.
– Отпечатков никаких. Сагг и компания все там затоптали, если это не сделали Фиппс и его служанка. Есть только один смазанный отпечаток почти под ванной, словно там стоял кто-то очень мокрый. Но отпечаток очень плохой.
– Вчера шел сильный дождь.
– Да. Вы заметили отпечаток на подоконнике?
– Заметил, – ответил Вимси. – Мы даже поговорили о саже с мистером Фиппсом, но я понял лишь, что там что-то лежало.
Он вынул монокль и подал его Паркеру.
– Да это же лупа!
– Правильно, – отозвался Вимси, – очень полезная штука, когда хочешь что-то получше разглядеть и, как дурак, не можешь сдвинуться с места. Только постоянно носить это нельзя. Стоит людям заметить монокль, как они начинают причитать: «Боже мой! Как же бедняга мучается с глазами!» А вообще-то, очень полезная штука.
– Сагг и я осмотрели двор, – продолжал Паркер. – Никаких следов.
– Интересно. А как насчет крыши?
– Мы не осматривали ее.
– Ничего, пойдем завтра. Там водосточная труба всего в двух футах от окна. Я проверил тростью. Джентльмен не может быть без трости. Она у меня как линейка, вся размечена. Иногда без нее, как без рук. Внутри у нее кинжал, а в набалдашнике – компас. Специально заказывал. Что еще?
– Ничего как будто. А что вы скажете, Вимси?
– Я думаю, вы учли почти все. Правда, я заметил несколько противоречий. Например. Если наш покойник былочень богатым человеком, который носил золотое пенсне, то почему он носил его так долго и даже дважды чинил? И еще зубы. Они не просто пожелтели, а выглядят так, будто он понятия не имел о зубной щетке. На одной стороне нет четырех зубов и на другой – трех, а передний зуб сломан. Если он так уж заботился о своей внешности, как о том свидетельствуют прическа и маникюр, то вы можете это объяснить?
– Богачи, поднявшиеся из низов, редко думают о зубах. Они ужасно боятся дантистов.
– Правильно. Но один-то зуб сломан и наверняка царапал язык. А это очень больно. Уж не хотите ли вы сказать, что богач будет терпеть такое?
– У всех свои заскоки. Я видел слуг, которые былиготовы терпеть адские муки, но о враче и не помышляли. А как вы разглядели, Вимси?
– Заглянул ему в рот. У меня есть электрический фонарик. Выглядит, как игрушка. Серебряный спичечный коробок. Это все пустяки, но обратить внимание стоит. Второе. От волос мужчины пахнет пармской фиалкой, на руках маникюр, а уши немытые. Ужас.
– Вимси, вы меня обошли. Я и не заметил. Старые привычки?
– Возможно. Пойдем дальше. Третий пункт. Духи, маникюр – и блохи.
– Господи, ну конечно! Блохи. Как же мне не пришло в голову?
– Ничего удивительного. Укусы старые, они едва заметны, но все же заметны, и их ни с чем не спутаешь.
– Да, теперь, когда вы сказали... Но такое с кем не бывает. Вот уж я намучился в лучшем отеле в Линкольне неделю назад.
– Вы правы, такое со всеми может случиться. Четвертый пункт. Джентльмен, от которого пахнет пармской фиалкой, моется карболовым мылом, причем таким, что запах держится еще сутки.
– Это, чтобы избавиться от блох.
– Ну вот, Паркер, у вас на все есть ответ. Пятый пункт. Джентльмен очень следит за своей внешностью, полирует ногти на руках, а ногах не стрижет их, по-видимому, годами.
– Старые привычки.
– Да, да. Но такие привычки! Теперь шестой и последний пункт. Приличный джентльмен заявляется среди ночи, да еще какой ночи, в окно, будучи уже двадцать четыре часа мертвым, и тихо лежит себе в ванне мистера Фиппса, одетый, мягко говоря, не по сезону в одно лишь пенсне. А прическа у него великолепная... волосы подстрижены совсем недавно, так как на спине, на шее и на стенках ванны осталось множество коротких волосков ... Кстати, он недавно побрился. На щеке у него засохшее мыло...
– Вимси!
– Минутку... u засохшее мыло во рту.
Бантер поднялся и бесшумно подошел к инспектору, вновь став вышколенным слугой.
– Еще бренди, сэр?
– Вимси, – сказал Паркер, – у меня из-за вас мурашки по всему телу.
Он выпил бренди и поглядел на рюмку так, словно она должна была быть полной. Поставив ее на стол, он поднялся, подошел к книжному шкафу, повернулся лицом к лорду Питеру и сказал:
– Послушайте, Вимси... Вы начитались детективов. Все это ерунда.
– Не начитался, – лениво протянул лорд Питер. – А неплохая завязка для детектива, правда? Бантер, почему бы нам с вами не написать детектив и не проиллюстрировать его вашими фотографиями?
– Мыло у него... Черт! – воскликнул Паркер. – Это было что-то другое... какое-нибудь обесцвечивание...
– Нет, – твердо произнес лорд Питер. – Волосы тоже были. Он носил бороду.
Он вынул из кармана часы и продемонстрировал несколько волосков, которые прижал крышкой.
Паркер повертел их в пальцах, поднес к свету, поглядел на них в лупу и отдал их невозмутимому Бантеру со словами:
– Вы хотите сказать, Вимси, что живой мужчина бреется с открытым ртом... – Он хохотнул. – А потом убивает себя, набив рот волосами? Вы сошли с ума!
– Этого я не говорил. Все вы, полицейские, одинаковые... у вас в мозгах никак не может быть больше одной версии. Я вам скажу то, чего вы не хотите слышать. Его побрили после того, как он умер. Забавно, правда? Довольно странная работа для парикмахера. Ладно, садитесь и не изображайте осла. На войне случаются вещи и похуже. Это, в общем-то, ерунда. И удивляться тут нечему. Но я вам вот что скажу, Паркер. Мы имеем дело с настоящим преступником... с убийцей... артистом в своем роде. У него богатое воображение. В самом деле. И мне это нравится, Паркер.
Глава 3
Лорд Питер доиграл сонату Скарлатти и в задумчивости загляделся на свои руки. Длинные сильные пальцы с квадратными кончиками. Когда он играл, его довольно холодные серые глаза приобретали мягкий блеск. Он никогда не обольщался насчет своей внешности, но знал, что его портят длинный узкий подбородок и слишком большой лоб, который он еще сильнее подчеркивал, зачесывая назад не самые красивые волосы. Лейбористские газеты любили печатать на него карикатуры и называли его типичным аристократом.
– Прекрасный инструмент, – сказал Паркер.
– Неплохой, – согласился лорд Питер, – но Скарлатти лучше играть на клавесине. Рояль для него слишком современный инструмент... много чувств и много подтекста. Для нашей работы он тоже не годится. Ну как, Паркер, вы пришли к какому-нибудь выводу?
– Мужчина в ванне, – твердо произнес Паркер, – не был богачом, который заботится о своей внешности. Это былработяга, скорее, безработный, правда, потерявший работу не очень давно. Он как раз искал другую работу, но нашел свою смерть. Кто-то убил его, вымыл, надушил, побрил и посадил в ванну Фиппса, не оставив нам никаких следов. Вывод: убийца очень сильный человек, потому что он убил его одним ударом, холодный, умный, потому что все у него вышло без сучка, без задоринки, богатый, потому что все нужное держал под рукой, и с эксцентричным, я бы сказал, патологическим воображением, потому что он оставил труп в ванне и надел ему на нос пенсне.
– Своего рода поэт, – согласился с ним Вимси. – Кстати, ваше недоумение насчет пенсне легко разрешимо. Наш мертвец никогда не носил пенсне.
– Еще одна загадка. Вряд ли убийца оставил пенсне, чтобы навести нас на свой след.
– Вряд ли. Боюсь, у этого человека есть то, чего не хватает преступникам, – чувство юмора.
– Странный у него юмор.
– Правильно. Но ведь человек, который может сохранять чувство юмора в подобных обстоятельствах, на самом деле, очень опасен. Интересно, что он делал с телом все время между убийством и помещением его к chez Фиппсу. Есть и другие вопросы. Каким образом он доставил его к нему? Зачем? Втащил он его в дверь, как думает наш милый Сагг, или в окно, как думаем мы, основываясь на не очень явственных отпечатках на подоконнике? Были ли у убийцы помощники? Может быть, малютка Фиппс или девушка? Не стоит отвергать эту версию только потому, что она нравится Саггу. Если же они не были помощниками, то почему он выбрал Фиппса в качестве козла отпущения? У кого-то зуб на Фиппса? Кто живет в других квартирах? Мы должны это выяснить. Может быть, Фиппс играл по ночам на рояле или пятнал репутацию дома, таская к себе веселых девиц? Может быть, его крови жаждали неудачливые соперники-архитекторы? К черту все, Паркер. Мы должны найти мотив. Не бывает преступления без мотива, вы сами это знаете.
– Сумасшедший... – задумчиво произнес Паркер.
– Слишком уж здравомыслящий сумасшедший. Ни одной ошибки... ни одной, если не считать волос во рту мертвеца. В любом случае, это не Леви... В этом вы правы. Как бы то ни было, старина, убийца не оставил нам зацепок. Или оставил? Нет. Мотивов я тоже не вижу. Похоже, мы в тупике. Сэр Рувим путешествует, не прикрываясь даже фиговым листком, а неизвестный труп лежит в пенсне, которое совсем ему не идет. К черту! Будь у меня хоть какая-то причина официально заняться этим делом...
Зазвонил телефон. Трубку взял молчавший до сих пор Бантер, о котором лорд Питер и мистер Паркер совсем забыли.
– Звонит пожилая дама, милорд, – сказал он. – По-моему, она глухая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26