Однако сэр Вэлдо прекрасно понимал — любая его благая попытка указать молодому лорду на изъяны прелестного создания, которые так очевидны ему, будет тщетной. Охладить его восторженность и пыл могло только прозрение — он должен был сам убедиться, что Тиффани движет тщеславие и надменное пренебрежение к чувствам остальных, упорное нежелание заботиться о чьем-либо благе, кроме своего собственного. Более чем вероятно, Джулиан проигнорирует или даже с негодованием отвергнет предостережения, сорвавшиеся с языка высокочтимого им доселе глубокоуважаемого ментора и кузена, но не сможет не поверить тому, что увидит сам. Поэтому Идеальный Мужчина, вместо того чтобы раз и навсегда покончить с претензиями на него прекрасной мисс Вилд, начал вести тонкую игру, от которой Тиффани бросало то в жар, то в холод. Он то возбуждал в ней надежду, что она наконец-то вызвала в нем интерес, то полностью ее игнорировал, уделяя внимание другой леди. Вэлдо отпускал ей комплименты, но как бы нехотя и от случая к случаю, иногда даже слегка заигрывал с ней, но в такой манере, что она не была уверена, не развлекается ли он с нею просто как с ребенком. До сих пор Тиффани еще не сталкивалась ни с чем подобным. Все ее воздыхатели были мужчинами намного моложе его и в силу своей неопытности почти чуждые коварству. Они либо изнывали от любви к ней, либо, как Хампфри Колебатч, вообще не обращали внимания. Но Идеальный Мужчина — то восхитительный, то отвратительный — оказался настолько скользким, что можно было сойти с ума. Не выказывая ни малейшего признака, что воспылал к ней страстью, он насмехался над ее поклонниками, утверждая, что они, как пирожки, сами просятся в рот. Тиффани воспринимала все это как личное оскорбление и вознамерилась любой ценой заставить его пасть к ее ногам. Он заметил гневный блеск в глазах девушки и улыбнулся:
— Нет, нет! Знаете, боюсь, как бы вам не поперхнуться.
— Не понимаю, о чем вы?
— Да о том, что всерьез помышляете — насколько аппетитным из меня выйдет очередной пончик. На вашем месте не стал бы и пытаться: девушки, даже почти хорошенькие, не в моем вкусе. Вот женщины — другое дело!
— «Почти хорошенькие»! — У Тиффани перехватило дыхание. — Это я-то?!
— Да, именно вас я и имел в виду, — как ни в чем не бывало ответил сэр Вэлдо. — По крайней мере, вы мне кажетесь такой, правда, я предвзято отношусь к темноволосым девушкам — пожалуй, с излишней симпатией. Другие, возможно, со мной и не согласятся.
— Еще как не согласятся! — заверила она, вспыхнув от негодования. — Другие говорят… Да все говорят, что я прекрасна!
Он сумел сохранить невозмутимость, но губы его слегка скривились.
— Да, конечно. Это хорошо известно — все наследницы всегда прекрасны!
Тиффани уставилась на него с недоверием:
— Но… Вы, что же, на самом деле не думаете, что я прекрасна?
— Даже и в голову не приходило.
— А вот я знаю, что прекрасна! — заявила она абсолютно серьезно. — Анкилла считает, что мне не следует так говорить, да я и сама не хотела, потому что, когда у меня срываются такие слова, я теряю часть моей красоты… Во всяком случае, так утверждает Анкилла, хотя никак не могу взять в толк, как такое может быть? А вы как думаете?
— Думаю, это — какой-то абсурд! Вы правильно сделали, что коснулись этой темы.
Она обдумала его слова, явно подозревая подвох, и, не придя ни к какому выводу, решила потребовать объяснений.
— Это еще почему?
— Люди так ненаблюдательны, — пояснил он сладким тоном, — а мужчины особенно, в том числе и я.
Она разразилась переливчатым прелестным смехом:
— Ох, вы невыносимы! Из всех, кого я знаю, вы самый ужасный человек! Мне не следовало бы больше иметь с вами дела, — и упорхнула прочь.
Он небрежно махнул ей на прощанье, но про себя отметил, что, когда она, забыв свои амбиции, внезапно от души рассмеялась, даже он не мог не восхититься.
Мисс Трент, успевшая подойти к ним в этот момент настолько, что услышала их последний обмен «любезностями», произнесла бесстрастным голосом:
— Еще как невыносимы!
Он улыбнулся, окинув ее одобрительным взглядом. Анкилла была одета весьма просто, впрочем, как обычно. Она носила муслиновые и батистовые платья, которые сама кроила и шила, с особой, только ей одной свойственной элегантностью, и Вэлдо никогда еще не видел, даже в самые жаркие дни, чтобы у нее был помятый или разгоряченный вид.
Устранив возникшее между ними небольшое недопонимание, он сумел наладить с ней отличные взаимоотношения. Его ухо быстро уловило натянутые потки в голосе мисс Трент, когда она спросила, знаком ли он с ее кузеном. И ему показалось, что ей стало легче, когда он заверил ее, что знать не знает мистера Бернарда Трента. Некоторый свет пролил Джулиан, к которому Вэлдо обратился за справками.
— Бернард Трент? — переспросил тот. — Нет, что-то не припомню… Хотя вспомнил! Ты имеешь в виду сына генерала Трента, не так ли? Я видел его только мельком. Так, хвастун и фат, любитель лошадей. — Он запнулся, когда его внезапно осенило, и воскликнул: — Великий боже, он что же, родственник мисс Трент?
— Ее кузен, как мне стало известно.
— Господи! Да он простофиля, каких мало, если не олух! — откровенно высказался Джулиан. — Закадычный друг Маунтсоррела… В Харроу их частенько можно видеть на пару. Ведь ты знаешь, что это за птица, Вэлдо! Всегда отпускает шуточки, воображает себя шишкой на ровном месте, хотя на самом деле — видит бог! — ровным счетом ничего собой не представляет и шляется по городу в окружении прихлебателей, каких еще свет не видывал.
— Да, я знаю молодого Маунтсоррела — один из недавно распустившихся тюльпанов «Коринфа».
— Тюльпан! — с презрением фыркнул Джулиан, который уже при первом выходе в свет был представлен всему букету «бутонов» и «тюльпанов». — Скорее возомнивший себя таковым! Один из тех, кто воображает, будто попадет в струю, если будет махать боксерскими перчатками в «Ватче» или напиваться как свинья в «Филд-оф-Блад». А что касается принадлежности к избранным «Коринфа», то он и рядом не стоял.
— Да ты рубишь сплеча, — заметил сэр Вэлдо не без удовольствия.
— Ты же сам учил меня этому! — не уступал Джулиан. — У Маунтсоррела одна труха в голове, но, должен признаться, якшается он со «львами»! Вот, к примеру, Ватчет. Он износил больше кепи и сюртуков для козел, чем ты, но его и близко не подпускают к клубу «Четыре коня»! Тоже и Стоун! Для него спорт — это травля быков собаками, а хобби — кутежи в «Туфхилл-Филдс». Есть еще и Элстид. Этот за один сезон загоняет больше лошадей, чем ты за всю жизнь, и летит как муха на мед на все, что напоминает игорный стол. Аплодирует так, что штукатурка сыплется с потолка. Только представь его себе стоящим в игорном доме бок о бок с разбойниками из Греции!
— А чем же славится молодой Трент?
— Этого я не знаю — он не из моих приятелей. Последнее время что-то его не видел. Сдается мне, ему дали хорошенько. Он не произвел на меня впечатления хитрого малого, поэтому догадываюсь, где-нибудь сейчас отсиживается и зализывает рапы.
Вооружившись этой информацией, сэр Вэлдо очень скоро нашел возможность объясниться с мисс Трент. Не тратя времени на разговоры вокруг да около, он весело заявил ей, что она ошиблась в своих суждениях о нем. Они ехали верхом почти рядом, немного впереди — Джулиан и Тиффани. Миссис Андерхилл, чувствуя, что не в силах предотвратить чуть ли не ежедневные прогулки верхом этой парочки, настояла на том, чтобы их сопровождала мисс Трент, а иногда, по ее просьбе, и Кауртни. Время от времени им составляла компанию мисс Чартли, а уж сэр Вэлдо — постоянно.
Анкилла повернула голову, чтобы взглянуть на него, и вскинула брови.
— Вы вывалили на моем пороге все глупости вашего кузена. — Он улыбнулся при виде ее изумленного взгляда и вспыхнувшего румянца. — Так что же произошло с ним? Линдет рассказал мне о том, что он в одной связке с молодым Маунтсоррелом и теми, кто его окружает.
— Прежде — обычно да… Он и лорд Маунтсоррел вместе учились в школе. Но не теперь, надеюсь. Эта связь ничего ему, кроме вреда, не принесла.
— Сбежал к отцу, не так ли? Мужчины моложе меня не часто попадают в поле моего зрения, но я видел, что этот Маунтсоррел всегда имел денег больше, чем ума, и это было серьезной опасностью для зеленых юнцов, которые водили с ним компанию. Вокруг него ошивалось слишком много простаков, не говоря уже о «кровниках», «торопыгах» и «бессердечных».
— Да, мой дядя тоже так говорил или что-то в этом роде. Но на самом деле я вовсе не вываливала на ваш порог глупости Бернарда, сэр.
— Разве? Прискорбное для меня обстоятельство: ведь я, грешным делом, поверил было, что разгадал причину вашей нелюбви ко мне.
— Я не испытываю к вам неприязни. И если вы сочли меня напыщенной при нашей первой встрече, то это произошло из-за неприятия мною тех, кого вы представляете.
— Не думаю, что вы об этом много знаете, — холодно заметил он. — Позвольте вас заверить, мэм, мой круг и окружение Маунтсоррела не имеют ничего общего!
— Конечно. Но ведь вы, как это там?.. Ах да, Идеальный Мужчина, — улыбнулась она. — А Маунтсоррел и его друзья подражают вам, как только могут…
— О, прошу прощения, — прервал он. — Они не подражают, а обезьянничают, на большее не способны! Дорогая, простите — у меня чуть не вырвалось «прекрасная мисс Трент», — некоторые из них копируют только одежду «коринфян», причем в самой экстравагантной форме, чего я никогда не одобрял; но мое окружение, мисс Трент, состоит из людей с врожденной склонностью к атлетическим видам спорта. Мы те, кто делают, а Мауптсоррел и ему подобные лишь наблюдают! Не спрашивайте, почему они, как мартышки, кривляются в таких же нарядах, как у нас, в то время как те виды спорта, которые доставляют нам наслаждение, у них же вызывают зубовный скрежет и отвращение, — на это я не смогу ответить! Но можете поверить: молодежь, желающая преуспеть в спортивных упражнениях среди нас, истинных «коринфян», находится в большей безопасности, чем среди щеголей на Бонд-стрит.
— Пусть так, но… Разве это не ведет к более опасным вещам? Азартным играм, например?
— Азартные игры, мисс Трент, к сожалению, отнюдь не привилегия только высшего общества! — пояснил он сухо. — Но спорт вынудил вашего родственника стать завсегдатаем винных магазинов и кабаков, привел к бесчестью. — Он внезапно рассмеялся. — Милая девушка, простите за вольность! Разве вы не знаете, что спортсмен не может позволить себе распущенности, иначе ему не продержаться под рев зрителей на ринге у Джексона с самым слабым противником и пяти минут!
— Должна признаться, никогда над этим не задумывалась, — ответила она. — Хотя сейчас, после ваших слов, припомнила, что, когда моему брату Гарри предстояло участвовать в матче в крикет или в другом состязании, он делал все, чтобы сохранить хорошую спортивную форму или, как сам говорил, «не выйти из рамок».
— Мудрый юноша! Он, случайно, не «коринфянин»?
— Избави бог! Нет, он солдат.
— Как ваш дядя?
— Да, и как отец тоже.
— Действительно? Расскажите о нем! Участвовал ли он в битве при Ватерлоо?
— Да. То есть мой брат, не отец. Мой отец был убит при Сьюдад-Родриго.
— Сожалею. — В его голосе прозвучала печаль, но он не стал дальше расспрашивать ее об отце и, помолчав, спросил, был ли ее брат в оккупационной армии.
Анкилла была благодарна, что Вэлдо не коснулся больной для нее темы, и отвечала на его вопросы с большей откровенностью, чем ей было свойственно. Она редко упоминала в разговорах о своей семье, так как миссис Андерхилл интересовалась только генералом; и хотя миссис Чартли иногда со свойственной ей добротой осведомлялась о ее матери и сестрах, Анкилла не позволяла себе распускать язык, ограничиваясь уклончивыми вежливыми ответами, чувствуя, что миссис Чартли вряд ли особенно заинтересована в подробностях жизни людей, с которыми незнакома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55