Герцог был вынужден предложить всем немного расслабиться и освежиться в пивной и пригласил собравшуюся компанию угоститься за его счет. Эту мысль хорошо восприняли; и после того, как герцог насильно отправил Тома в свой номер и пообещал сторожу, что с ним обойдутся как следует, вся компания переместилась в пивную, где внушительные порции эля, джина и портера вскоре заставили даже сторожа и тщедушного человечка, который оказался лучшим Портным Бэлдока, взглянуть на произошедшие события более снисходительно. Скромная улыбка герцога и его обаяние произвели должный эффект, а поскольку обнаружилось, что он совсем не высокомерен, несмотря на свое положение, вскоре его принадлежность к высшему обществу была забыта, его посвятили во все местные дела, от недугов дамы в чепце до шокирующих цен на саржу, вельвет, шаллун и тэмми. К тому времени, когда герцог решил, что настала пора прощаться с гостями, но так, чтобы их не обидеть, миссис Эплбай трижды прошептала, что его обед портится в духовке. Наконец он ушел и поднялся наверх, где его уже ждал Том, то ли раскаивающийся, то ли полный тщеславия. Том был готов к оправданиям, но когда его покровитель вместо того, чтобы отчитать его, разразился смехом, едва успев закрыть дверь, агрессивность покинул мальчика, и он попросил прощения за то, что причинил так много неприятностей и трат.
— И правда, скоро ты меня разоришь! — сказал герцог, все еще смеясь. — Не знаю, чего ты заслуживаешь!
— Сэр, вы ведь не отошлете меня назад к отцу и мистеру Снейпу? — взволнованно спросил Том.
— Нет, нет, одного отъезда для тебя будет мало! Успокоившись, Том благодарно улыбнулся и снова стал с аппетитом уплетать свой обед.
Когда тот ушел спать, сославшись на чудовищную усталость, герцог сжег письма своего кузена и послал прислугу за бумагой, чернилами, перьями и сургучом. Все было принесено, разожжен огонь, жалюзи опущены, и он сел писать письма. Первое было адресовано Мэтгыо в Оксфорд, и не отняло у него много времени. Он запечатал его сургучом, надписал адрес и уже собирался чиркнуть в одном из углов свое имя, когда спохватился, снова распечатал конверт и дописал постскриптум: «Боюсь, тебе придется заплатить несколько грошей за эту историю, — писал он улыбаясь, — но мне этого не хватит, чтобы отправить его беспошлинно. Надеюсь, ты не пожалеешь об этом!» Затем он капнул свежим сургучом, припечатал печаткой, отложил в сторону и написал на новом листке: « Белая Лошадь, Бэлдок. Мой дорогой Гидеон…»
Здесь письмо неожиданно было прервано, потому что герцогу пришло в голову, что он быстрее увидится со своим дорогим Гидеоном, чем дойдет его письмо. Однако, покусав задумчиво перо, он решил, что читать ему нечего, спать не хотелось, поэтому он все же напишет Гидеону. Кроме того, слишком сильно было желание поделиться с Гидеоном некоторыми забавными новостями. А так как описание скачки Тома и ее последствий займет несколько страниц, то Гидеону придется выложить кругленькую сумму на почте за привилегию получить письмо от своего благородного родственника, а это явится отличной местью за попытку напугать более слабого и младшего леденящим кровь романом. Герцог тихо рассмеялся, обмакнул перо в чернила и не стал тратить время на объяснение этого Гидеону. Он подробно остановился на юмористическом описании путешествия на перекладных и в самых возвышенных выражениях, которые пришли ему на ум, заверил своего кузена, что успел сразить внушительных размеров дракона в виде отпетого негодяя, которого он обхитрил, обдурил и оставил умирать в притоне воров и злодеев, от коих ему удалось сбежать. Он представлял, как Гидеон будет смеяться, читая эти строки, и улыбнулся сам. «А если ты удивишься, мой любезный Гидеон, — продолжал он письмо, — почему я решил написать и сообщить тебе все это, когда намереваюсь возвратиться в Лондон завтра же, то должен доложить тебе также, что я стал воспитателем молодого мальчика, чей живой ум подсказывает ему подобные развлечения, и у меня буквально не оставалось ни одной свободной минуты за последнюю неделю, чтобы нанести визит в твои апартаменты».
Затем он во всех подробностях расписал скачки задом наперед, перечислил всех действующих лиц, включая портного, владелицу кондитерской, сторожа и трех фермеров, и уже собирался закончить письмо, как вспомнил еще кое-что, чем хотел поделиться с Гидеоном. «Если же ты никогда обо мне больше не услышишь, то знай, что я покинул страну вместе с прекраснейшим созданием, которое когда-нибудь встречал в своей жизни. Увы, должно быть, новость о моей помолвке уже появилась в „Газетт“! Если бы я мог описать тебе свою возлюбленную… но никакими словами не передать ее красоту. Мое сердце было поражено с первого же взгляда. Навсегда преданный тебе, Адольф».
Он запечатал письмо, надписал его, отметив про себя, что оно несомненно приведет Гидеона в аукционный зал при первой же возможности. Был еще ранний вечер, и гул голосов в пивной слабо доносился до герцога. Он как раз раздумывал, не пойти ли ему поразвлечься, как в дверь постучали, вошел слуга и, окинув его взглядом, любопытным и одновременно неодобрительным, сообщил, что внизу его ждет какая-то молодая особа.
— Во всяком случае, — добавил он, — я не знаю, кто это может быть, поскольку кроме вас никого похожего на описание, данное ею, здесь нет.
— Молодая особа? — эхом повторил герцог. — Вы верно ошибаетесь! — Неожиданное подозрение заставило его покраснеть. — Боже мой!
Слуга следил за его смущением с явным удовольствием.
— А! И она не хочет уходить, хоть я и сказал ей!
— Я спущусь! — поспешно проговорил герцог, направился к лестнице и заглянул вниз. Там на стуле, с саквояжем на коленях и еще одним возле ног, сидела Белинда, ее очаровательное личико выглядывало из голубой шляпки, а пальто было наглухо застегнуто на белой шейке. Перед ней с выражением явной враждебности стояла миссис Эплбай.
Какой-то инстинкт подсказал герцогу, что у него будут неприятности. Благоразумный человек вернулся бы тот час в свою комнату, отрицая всякое знакомство с посетительницей, и позволил бы миссис Эплбай избавиться от нее, что удалось бы очень скоро. Но герцог имел либо слишком мало благоразумия, либо слишком много благородства, чтобы поступить подобным образом. Он спустился вниз.
Обе дамы подняли головы, одна из них приветствовала его ослепительной улыбкой, а другая — словами негодования.
— О, сэр, пожалуйста, я должна была прийти, — сказала Белинда.
— Эта молодая девушка, сэр, — мрачно заявила миссис Эплбай, — кажется, знает вас, хотя не называет вашего имени! И я собираюсь заметить вам, сэр, что мой дом всегда был респектабельным, и подобных вещей я не потерплю!
— О, тише, миссис Эплбай! — взмолился герцог. — Я знаком с этой леди!
— О, в этом-то я не сомневаюсь, сэр! Герцог пытался мысленно отыскать объяснение, способное удовлетворить хозяйку гостиницы, и смог найти только одно.
— Она — сестра Тома! — сказал он, отчаянно надеясь, что Белинда не станет отрицать этого. — Она ищет его!
Белинда, словно уловив смысл его слов, кивнула и улыбнулась миссис Эплбай.
— Действительно? — спросила хозяйка. — Тогда, возможно, вы соблаговолите сказать мне, какое у вас дело, мисс!
— Найти Тома, — радостно повторила Белинда.
— Никогда еше не слышала такой выдумки, за всю свою жизнь! — сердито воскликнула миссис Эплбай. — Вы похожи на него не больше меня! Сэр, вы должны знать…
— И я принесла с собой все свои веши, потому что не смею вернуться назад. Может, вы позаботитесь обо мне, сэр? — добавила Белинда, обращая свой пламенный взгляд на герцога.
— Но только не в моем доме! — заявила миссис Эплбай без колебаний.
К тому времени маленькая аудитория, состоявшая из слуги-буфетчика, коридорного, бармена и двух горничных, собралась в зале, и герцог, со скорбью обнаруживший себя в центре внимания, сказал:
— Пожалуйста, поднимитесь в апартаменты, мисс… мисс Мэмбл! И вы тоже, миссис Эплбай! Я хочу поговорить с вами наедине!
Белинда с готовностью встала. Герцог взял у нее вещи, и миссис Эплбай, поинтересовавшись, есть ли у слуг другие дела, кроме как стоять, разинув рот, добавила, что никакие объяснения не примирят ее с пребыванием Белинды в гостинице. Но когда Белинда и герцог стали подниматься по лестнице, она тоже последовала за ними, продолжая свой угрожающий монолог. Герцог проводил Белинду в комнату, поставил ее вещи и плотно прикрыл дверь. Потом он повернулся к миссис Эплбай. Эта сомневавшаяся леди тут же разразилась речью. Если, заявила она, мистер Руффорд имеет хоть малейшую надежду оставить эту девицу под ее крышей дольше, чем на час, то он очень ошибается! После всего происшедшего задень она ожидала чего-нибудь подобного, но ребячьи шалости — это одно, а такие выходки — совсем другое.
— Миссис Эплбай, — прервал ее герцог, — неужели вы всерьез полагаете, что я питаю хоть какие-то неблаговидные надежды по отношению к этому ребенку? Она ведь едва переступила порог школы!
— Я ничего не знаю о ваших намерениях, сэр, — возразила миссис Эплбай, — но ее-то — достаточно ясные, и я не сдам ей комнату в своем доме!
— Тогда я уступлю ей свою и буду спать на диване в гостиной, — спокойно сказал герцог.
Миссис Эплбай даже потеряла дар речи.
— Вы не можете, — продолжал герцог, — выгнать ребенка на улицу в этот час. Я просто уверен, что вы слишком хорошая женщина, чтобы поступить так.
— Пусть она идет туда, откуда пришла! — разгневанно произнесла миссис Эплбай.
— Но это совершенно невозможно. Видимо, мне придется рассказать вам всю историю от начала до конца.
После этого он заговорил, сам изумляясь своим словам и повергая миссис Эплбай в еще большее удивление, сочиняя о двух ничего не подозревавших персонах — Белинде и мистере Томасе Мэмбле — красочную и фантастическую историю, в которой действовали нарушающие свои обязанности опекуны, жестокие отчимы и ужасные преследования. Он представил себя в роли тайного посланника, но, не найдя веской причины для появления «посланника» в Бэлдоке, наплел что-то об убежище. Он рассказывал так загадочно, что вконец сбитая с толку миссис Эплбай сдалась и сказала, что Белинде, возможно, подойдет маленькая спальня в глубине дома, только на одну ночь, но и то не потому, что поверила хоть одному слову мистера Руффорда, а потому, что считала себя не совсем уж безжалостной женщиной.
Герцог, совершенно обессилев от упражнений по развитию воображения, обтер платком взмокший лоб, как только миссис Эплбай отправилась приготовить комнату, и вошел в свою гостиную.
Он обнаружил, что Белинда, сняв шляпку и пальто, расположилась в кресле возле камина и жевала одно из яблок, которые Том оставил в корзинке на столике. Она приветствовала своего господина с ангельской улыбкой и сказала:
— Какая она несговорчивая! Она позволит мне остаться здесь, сэр?
— Да, на сегодня, — ответил он, — но я не пойму, почему вы пришли? Что вы хотите от меня?
Она взглянула на него с удивлением и легким упреком.
— Но вы же сказали, что, возможно, возьмете меня с собой! — напомнила она.
Герцог, ясно увидевший разверзающуюся у его ног бездну, ответил сдавленным голосом:
— Действительно? Да, но… я не могу взять вас с собой!
— Не можете? — с сожалением проговорила Белинда. — Тогда что же мне делать, любезный господин?
— Милая девушка, как я могу дать вам совет? — запротестовал Джилли. — Я ведь даже не знаю, почему вы уехали от своего дяди!
— О, он не мой дядя! — беспечно воскликнула Белинда.
— Не ваш дядя? Тогда он ваш опекун, так?
— Он обещал им стать, — согласилась Белинда, — но никогда ничего не давал мне из обещанного, а кроме того, мне совершенно не нравится та ужасная маленькая гостиница, да и не будет он больше моим опекуном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— И правда, скоро ты меня разоришь! — сказал герцог, все еще смеясь. — Не знаю, чего ты заслуживаешь!
— Сэр, вы ведь не отошлете меня назад к отцу и мистеру Снейпу? — взволнованно спросил Том.
— Нет, нет, одного отъезда для тебя будет мало! Успокоившись, Том благодарно улыбнулся и снова стал с аппетитом уплетать свой обед.
Когда тот ушел спать, сославшись на чудовищную усталость, герцог сжег письма своего кузена и послал прислугу за бумагой, чернилами, перьями и сургучом. Все было принесено, разожжен огонь, жалюзи опущены, и он сел писать письма. Первое было адресовано Мэтгыо в Оксфорд, и не отняло у него много времени. Он запечатал его сургучом, надписал адрес и уже собирался чиркнуть в одном из углов свое имя, когда спохватился, снова распечатал конверт и дописал постскриптум: «Боюсь, тебе придется заплатить несколько грошей за эту историю, — писал он улыбаясь, — но мне этого не хватит, чтобы отправить его беспошлинно. Надеюсь, ты не пожалеешь об этом!» Затем он капнул свежим сургучом, припечатал печаткой, отложил в сторону и написал на новом листке: « Белая Лошадь, Бэлдок. Мой дорогой Гидеон…»
Здесь письмо неожиданно было прервано, потому что герцогу пришло в голову, что он быстрее увидится со своим дорогим Гидеоном, чем дойдет его письмо. Однако, покусав задумчиво перо, он решил, что читать ему нечего, спать не хотелось, поэтому он все же напишет Гидеону. Кроме того, слишком сильно было желание поделиться с Гидеоном некоторыми забавными новостями. А так как описание скачки Тома и ее последствий займет несколько страниц, то Гидеону придется выложить кругленькую сумму на почте за привилегию получить письмо от своего благородного родственника, а это явится отличной местью за попытку напугать более слабого и младшего леденящим кровь романом. Герцог тихо рассмеялся, обмакнул перо в чернила и не стал тратить время на объяснение этого Гидеону. Он подробно остановился на юмористическом описании путешествия на перекладных и в самых возвышенных выражениях, которые пришли ему на ум, заверил своего кузена, что успел сразить внушительных размеров дракона в виде отпетого негодяя, которого он обхитрил, обдурил и оставил умирать в притоне воров и злодеев, от коих ему удалось сбежать. Он представлял, как Гидеон будет смеяться, читая эти строки, и улыбнулся сам. «А если ты удивишься, мой любезный Гидеон, — продолжал он письмо, — почему я решил написать и сообщить тебе все это, когда намереваюсь возвратиться в Лондон завтра же, то должен доложить тебе также, что я стал воспитателем молодого мальчика, чей живой ум подсказывает ему подобные развлечения, и у меня буквально не оставалось ни одной свободной минуты за последнюю неделю, чтобы нанести визит в твои апартаменты».
Затем он во всех подробностях расписал скачки задом наперед, перечислил всех действующих лиц, включая портного, владелицу кондитерской, сторожа и трех фермеров, и уже собирался закончить письмо, как вспомнил еще кое-что, чем хотел поделиться с Гидеоном. «Если же ты никогда обо мне больше не услышишь, то знай, что я покинул страну вместе с прекраснейшим созданием, которое когда-нибудь встречал в своей жизни. Увы, должно быть, новость о моей помолвке уже появилась в „Газетт“! Если бы я мог описать тебе свою возлюбленную… но никакими словами не передать ее красоту. Мое сердце было поражено с первого же взгляда. Навсегда преданный тебе, Адольф».
Он запечатал письмо, надписал его, отметив про себя, что оно несомненно приведет Гидеона в аукционный зал при первой же возможности. Был еще ранний вечер, и гул голосов в пивной слабо доносился до герцога. Он как раз раздумывал, не пойти ли ему поразвлечься, как в дверь постучали, вошел слуга и, окинув его взглядом, любопытным и одновременно неодобрительным, сообщил, что внизу его ждет какая-то молодая особа.
— Во всяком случае, — добавил он, — я не знаю, кто это может быть, поскольку кроме вас никого похожего на описание, данное ею, здесь нет.
— Молодая особа? — эхом повторил герцог. — Вы верно ошибаетесь! — Неожиданное подозрение заставило его покраснеть. — Боже мой!
Слуга следил за его смущением с явным удовольствием.
— А! И она не хочет уходить, хоть я и сказал ей!
— Я спущусь! — поспешно проговорил герцог, направился к лестнице и заглянул вниз. Там на стуле, с саквояжем на коленях и еще одним возле ног, сидела Белинда, ее очаровательное личико выглядывало из голубой шляпки, а пальто было наглухо застегнуто на белой шейке. Перед ней с выражением явной враждебности стояла миссис Эплбай.
Какой-то инстинкт подсказал герцогу, что у него будут неприятности. Благоразумный человек вернулся бы тот час в свою комнату, отрицая всякое знакомство с посетительницей, и позволил бы миссис Эплбай избавиться от нее, что удалось бы очень скоро. Но герцог имел либо слишком мало благоразумия, либо слишком много благородства, чтобы поступить подобным образом. Он спустился вниз.
Обе дамы подняли головы, одна из них приветствовала его ослепительной улыбкой, а другая — словами негодования.
— О, сэр, пожалуйста, я должна была прийти, — сказала Белинда.
— Эта молодая девушка, сэр, — мрачно заявила миссис Эплбай, — кажется, знает вас, хотя не называет вашего имени! И я собираюсь заметить вам, сэр, что мой дом всегда был респектабельным, и подобных вещей я не потерплю!
— О, тише, миссис Эплбай! — взмолился герцог. — Я знаком с этой леди!
— О, в этом-то я не сомневаюсь, сэр! Герцог пытался мысленно отыскать объяснение, способное удовлетворить хозяйку гостиницы, и смог найти только одно.
— Она — сестра Тома! — сказал он, отчаянно надеясь, что Белинда не станет отрицать этого. — Она ищет его!
Белинда, словно уловив смысл его слов, кивнула и улыбнулась миссис Эплбай.
— Действительно? — спросила хозяйка. — Тогда, возможно, вы соблаговолите сказать мне, какое у вас дело, мисс!
— Найти Тома, — радостно повторила Белинда.
— Никогда еше не слышала такой выдумки, за всю свою жизнь! — сердито воскликнула миссис Эплбай. — Вы похожи на него не больше меня! Сэр, вы должны знать…
— И я принесла с собой все свои веши, потому что не смею вернуться назад. Может, вы позаботитесь обо мне, сэр? — добавила Белинда, обращая свой пламенный взгляд на герцога.
— Но только не в моем доме! — заявила миссис Эплбай без колебаний.
К тому времени маленькая аудитория, состоявшая из слуги-буфетчика, коридорного, бармена и двух горничных, собралась в зале, и герцог, со скорбью обнаруживший себя в центре внимания, сказал:
— Пожалуйста, поднимитесь в апартаменты, мисс… мисс Мэмбл! И вы тоже, миссис Эплбай! Я хочу поговорить с вами наедине!
Белинда с готовностью встала. Герцог взял у нее вещи, и миссис Эплбай, поинтересовавшись, есть ли у слуг другие дела, кроме как стоять, разинув рот, добавила, что никакие объяснения не примирят ее с пребыванием Белинды в гостинице. Но когда Белинда и герцог стали подниматься по лестнице, она тоже последовала за ними, продолжая свой угрожающий монолог. Герцог проводил Белинду в комнату, поставил ее вещи и плотно прикрыл дверь. Потом он повернулся к миссис Эплбай. Эта сомневавшаяся леди тут же разразилась речью. Если, заявила она, мистер Руффорд имеет хоть малейшую надежду оставить эту девицу под ее крышей дольше, чем на час, то он очень ошибается! После всего происшедшего задень она ожидала чего-нибудь подобного, но ребячьи шалости — это одно, а такие выходки — совсем другое.
— Миссис Эплбай, — прервал ее герцог, — неужели вы всерьез полагаете, что я питаю хоть какие-то неблаговидные надежды по отношению к этому ребенку? Она ведь едва переступила порог школы!
— Я ничего не знаю о ваших намерениях, сэр, — возразила миссис Эплбай, — но ее-то — достаточно ясные, и я не сдам ей комнату в своем доме!
— Тогда я уступлю ей свою и буду спать на диване в гостиной, — спокойно сказал герцог.
Миссис Эплбай даже потеряла дар речи.
— Вы не можете, — продолжал герцог, — выгнать ребенка на улицу в этот час. Я просто уверен, что вы слишком хорошая женщина, чтобы поступить так.
— Пусть она идет туда, откуда пришла! — разгневанно произнесла миссис Эплбай.
— Но это совершенно невозможно. Видимо, мне придется рассказать вам всю историю от начала до конца.
После этого он заговорил, сам изумляясь своим словам и повергая миссис Эплбай в еще большее удивление, сочиняя о двух ничего не подозревавших персонах — Белинде и мистере Томасе Мэмбле — красочную и фантастическую историю, в которой действовали нарушающие свои обязанности опекуны, жестокие отчимы и ужасные преследования. Он представил себя в роли тайного посланника, но, не найдя веской причины для появления «посланника» в Бэлдоке, наплел что-то об убежище. Он рассказывал так загадочно, что вконец сбитая с толку миссис Эплбай сдалась и сказала, что Белинде, возможно, подойдет маленькая спальня в глубине дома, только на одну ночь, но и то не потому, что поверила хоть одному слову мистера Руффорда, а потому, что считала себя не совсем уж безжалостной женщиной.
Герцог, совершенно обессилев от упражнений по развитию воображения, обтер платком взмокший лоб, как только миссис Эплбай отправилась приготовить комнату, и вошел в свою гостиную.
Он обнаружил, что Белинда, сняв шляпку и пальто, расположилась в кресле возле камина и жевала одно из яблок, которые Том оставил в корзинке на столике. Она приветствовала своего господина с ангельской улыбкой и сказала:
— Какая она несговорчивая! Она позволит мне остаться здесь, сэр?
— Да, на сегодня, — ответил он, — но я не пойму, почему вы пришли? Что вы хотите от меня?
Она взглянула на него с удивлением и легким упреком.
— Но вы же сказали, что, возможно, возьмете меня с собой! — напомнила она.
Герцог, ясно увидевший разверзающуюся у его ног бездну, ответил сдавленным голосом:
— Действительно? Да, но… я не могу взять вас с собой!
— Не можете? — с сожалением проговорила Белинда. — Тогда что же мне делать, любезный господин?
— Милая девушка, как я могу дать вам совет? — запротестовал Джилли. — Я ведь даже не знаю, почему вы уехали от своего дяди!
— О, он не мой дядя! — беспечно воскликнула Белинда.
— Не ваш дядя? Тогда он ваш опекун, так?
— Он обещал им стать, — согласилась Белинда, — но никогда ничего не давал мне из обещанного, а кроме того, мне совершенно не нравится та ужасная маленькая гостиница, да и не будет он больше моим опекуном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62