Это случилось в сороковые. Ты что, никогда не слышал про братьев Колльер?
– Извини, Гиб, что-то не припомню.
Гиббонс бросил на него хмурый взгляд.
– Я тоже.
Двое вооруженных агентов поднялись из подвала.
– Там все в порядке, – сказал один из них. – Все выходы надежно блокированы... хламом. Есть узкий проход к бойлеру, в нем можно только развернуться и вернуться назад. Вот и все.
– Господи Боже, Тоцци, – не унимался пуэрториканец, – твой дядя когда-нибудь что-нибудь выбрасывал?
– А сам ты как думаешь, Сантьяго?
– У вас какие-нибудь особые претензии, Сантьяго? – Среди коробок на полу появилась важная шишка – Иверс. Его менторский тон мог вызвать зубную боль.
– Нет, сэр, никаких претензий. Но меня смущает состояние безопасности в этом доме. Не помешает ли весь этот мусор нашей мобильности при защите свидетеля.
Иверс пожал плечами.
– Это ваша работа, Сантьяго, и вы должны с ней справиться. Нам повезло, что Тоцци предложил воспользоваться этим домом. Мы не были готовы к охране свидетеля. Принимая во внимание ту поспешность, с которой нам пришлось взяться за это дело, данный вариант, я бы сказал, более чем удовлетворителен.
Джордано заметил, как Тоцци тоскливо уставился на груду велосипедов в столовой. У него было такое выражение, словно он мечтал оказаться в любом другом, но только не в этом месте. То же самое чувствовал и Джордано.
– Что-то не так, Тоцци? – спросил Иверс.
– Нет, ничего. Просто я подумал, что мне придется возиться со всем этим хламом. Как исполнитель воли дяди Пита, я должен буду просеять через сито весь этот мусор и составить перечень, что здесь годится, а что надо выбросить на помойку. Представить страшно.
Куни рассмеялся.
– Может быть, Джордано поможет тебе с этим справиться, пока он здесь, Тоц.
Иверс повернулся к Куни.
– Подобные замечания неуместны и непозволительны, Куни, особенно в присутствии свидетеля.
Джордано опять стало плохо. Почему они все время говорят о нем как о вещи? Он же свидетель.
Иверс снова уставился на него.
– Вы уверены, что с вами все в порядке, мистер Джордано?
– Абсолютно. Немного замерз. Вот и все.
– Я хочу, чтобы вы знали: мы все считаем ваш поступок очень смелым. Ваши показания против Саламандры и других наркодельцов будут иметь чрезвычайное значение. Когда все это закончится, для них настанут не лучшие времена. Ваша неприкосновенность будет обеспечена. Вам не следует опасаться каких-либо действий со стороны этой банды.
Ну, конечно. Плохо же вы знаете этих ребят, мистер.
Иверс наклонился ближе к его лицу.
– Вы сильно вспотели, Джордано. Вы уверены, что мы никак не можем вам помочь?
Разве что отстанешь от меня.
– Я бы хотел воспользоваться туалетом.
– Тоцци, проводи мистера Джордано.
Тоцци показал на лестницу. Можно воспользоваться ванной комнатой наверху. Туалет внизу забит шарами для игры в гольф.
– Шарами для гольфа?
Тоцци пожал плечами.
– Мой дядюшка Пит был большим оригиналом. Что я еще могу сказать?
Джордано последовал за Тоцци вверх по лестнице, стараясь не наступить на чашки и блюдца. В коридоре наверху картонных коробок и связок старых книг было еще больше. Им пришлось идти гуськом, пробираясь сквозь завалы, и, когда они наконец добрались до ванной; Джордано вынужден был протискиваться мимо Тоцци, чтобы войти в нее.
– А знаешь, Джордано, Иверс прав. Ты неважно выглядишь. Уж не заболел ли ты?
– Мне просто нужно сходить в туалет. Могу я ненадолго уединиться?
– Ты думаешь, я собираюсь идти с тобой и смотреть, чем ты будешь заниматься?
– Я не думаю. Но судебная охрана так и делает.
– Несчастные они люди.
Тоцци вошел и щелкнул выключателем на стене. На полу ванной валялись груды старых занавесок, под раковиной лежал толстый географический журнал, в ванне – газеты и абажуры.
– Кроме всего прочего, здесь нет места для двоих. Проходи, делай свое дело. Я буду в комнате напротив. Там должна быть кровать для тебя, подо всем этим хламом.
Тоцци перешагнул через коробки и пошел в спальню.
Джордано снял пиджак и вошел в ванную, захлопнув за собой дверь.
На лампочке, горевшей под потолком, не было плафона, и ее слишком резкий свет в таком тесном пространстве заставил его еще сильнее почувствовать свое одиночество и беззащитность. Он посмотрел на себя в зеркало – ну и видок! Пустил немного холодной воды, набрал ее в сложенные ладони и окунул в них лицо. От холода и страха застучали зубы. Он опять посмотрелся в зеркало. Его прижали к стене, это точно.
О чем, к черту, я думал? Официальный свидетель, ослиная задница. Этот трахнутый Огастин подставил меня. Беда надвигается. Теперь я это вижу. Он выпустил дело из-под контроля и позволил довести его до суда. Он не должен был этого допустить. Теперь все можно уладить только одним-единственным способом – повесить одного, чтобы остальные могли смыться. И козлом отпущения он выбрал меня. Это и должен был быть я. Саламандра – фигура, его не тронешь. Большинство других – посвященные, до них не дотянешься. Все прочие тоже не так, так эдак связаны с Саламандрой. Поэтому Огастин их трогать не станет. Остался только я, единственный, о ком никто, ни одна душа не будет беспокоиться. Хотя именно я придумал эту чертову операцию, установил связи с колумбийцами и привлек Немо. Я для них никто, они могут себе позволить меня потерять. Зучетти тогда на ферме так и сказал. Мне нужно было как-то выбраться из этого чертова зала суда прежде, чем Огастин принесет меня в жертву. А что же теперь? Теперь Саламандра намерен принести меня в жертву. Ясно как день, его люди повсюду меня разыскивают. Господи. Я уже падаль. Вот кто я.
Сердце его тяжело забилось. В ванной было жарко и пахло плесенью. Он задыхался и потому расстегнул рубашку. Слишком яркий свет и негде спрятаться, некуда податься – он в капкане. Сердце громко стучало. Он погиб. В помещении не хватало воздуха. Ему казалось, что он уже умирает. Усевшись на край ванны, он уставился остекленевшими глазами на хлам, валявшийся вокруг: кастрюля для спагетти, гигантских размеров карманный фонарь с большими квадратными батарейками, пара смятых абажуров, гаечный ключ...
Вид ключа навел Джордано на мысль об инструментах, например о напильнике или еще о чем-то таком, что можно использовать для побега. Он начал рыться в хламе, ни о чем конкретно не думая, не зная, что именно ищет. Он просто искал, надеясь натолкнуться на что-то полезное. Джордано отодвинул абажуры и принялся распихивать разные предметы, погружаясь в мусор все глубже и глубже, задыхаясь, потея, подгоняемый слабой неясной надеждой. Он нашел подушку, от которой, когда он до нее дотронулся, поднялось облако пыли. Под подушкой лежала большая телефонная книга. Он поднял ее, чтобы отбросить в сторону, и увидел, что под ней что-то лежит. Он замер, не веря собственным глазам, и уставился на то, что лежало перед ним на белом фарфоровом дне ванны. Телефонный аппарат. Боже праведный!
Он боялся его поднять, опасаясь, что это ловушка. Эти проклятые фэбээровцы могли что-нибудь подстроить, подумал он, но тут же оборвал себя. Глупости. Он становится параноиком. Все в этом доме – утиль. Чертов старик коллекционировал всякое дерьмо. Эта штука наверняка не работает. Но затем он увидел тонкий серый провод, отходящий от ванны и тянущийся позади географического журнала под раковину. Джордано опустился на колени и просунул голову за унитаз. В стене оказалось неровное отверстие, пробитое, вероятно, с помощью молотка. Провод входил в это отверстие.
Он снова уселся на край ванны и уставился на телефон. Серый провод был подсоединен к аппарату. Неужели эта штука работает? Нет, невозможно. Джордано снял трубку и прислушался. Сердце его рвалось из груди. В трубке раздался гудок.
Так он и сидел, замерев, прижав к уху трубку с гудящим в ней сигналом. Ловушка, подстроенная фэбээровцами? Господи, Господи, Господи... За дверью его ждет Тоцци. А что, если это не ловушка? В конце концов они обязательно найдут этот телефон. Первый же, кто зайдет сюда по нужде, увидит провод. Второй такой возможности у него не будет. Если уж он собирается что-то делать, надо делать сейчас. Немедленно.
В груди Джордано стучал молоток судьи Моргенрота, маленькое, сморщенное, красное лицо судьи стояло перед глазами. «Порядок в зале. Я хочу, чтобы в зале был порядок, иначе прикажу очистить помещение». Он неожиданно вспомнил старый фильм «Муха». Черно-белый вариант с Винсентом Прайсом. О парне, который усох и остался с телом мухи и головой человека. Примерно таким же ему представился сейчас судья, и это бросило его в дрожь. Он лихорадочно, пока не передумал, стал набирать номер.
Раздался гудок. Один... Второй... Третий... Ну давай же, сними ее. Четыре гудка. Тоцци ждет, когда он выйдет. Пять. Давай же. Шесть. Будь ты проклят, отвечай. Семь.
– Спортзал «Джимбо».
– Позовите Немо. Скажите ему, это Вин, – прошептал он.
– Подождите.
Он ждал вечность. Сердце бешено стучало. Наконец Немо взял трубку.
– Да ты, сука...
– Нет, подожди. Слушай меня.
– Падаль, считай, что ты сдох. Я не собираюсь с тобой разговаривать.
– Пожалуйста, выслушай меня. Я не могу долго говорить. Передай Саламандре, я не собираюсь давать против него показания. Скажи ему, я сделал это с умыслом, у меня... у меня есть план.
– Какой еще план? Что ты несешь?
Что я такое несу? Спасаю свою задницу. Вот мой план. Говори же ему что-нибудь...
– Я хочу прекратить процесс. Скажи это Саламандре.
– Что?
– Хочу заставить судью прекратить дело. Огастин не справляется, это должен сделать я. Наболтаю им чего-нибудь, а в суде скажу совсем другое, разрушу, к черту, всю их защиту.
– Ну и как это все будет?
– Не могу сейчас объяснять. Я же сказал, что не могу долго разговаривать.
– Что значит не можешь разговаривать? Нет уж, скотина, лучше поговори. Ты же знаешь, я за тебя отвечаю. Я поручился за тебя, чтоб ты сдох. Именно мне вставят кол в задницу.
– Почему? Что сказал Саламандра?
– Откуда, хрен тебя забери, я знаю? Думаешь, я звонил ему? Я что – сумасшедший? Мы сидим на горячей сковородке. Скорее всего они думают, что я с тобой заодно. И это самое плохое.
– Почему они так думают?
– Да потому, что на руках у меня... э-э... груз. Сорок галлонов шампуня. Ты понимаешь, о чем я говорю? И я не могу им его передать. Ты же знаешь, за ними следят. А они наверняка думают, что я их надуваю. Ты знаешь, сколько стоит этот груз?
Сорок килограммов необработанного героина. По паре миллионов за килограмм. Почти восемьдесят миллионов. Господи, помилуй.
– Эй, Вин, ты где? Почему молчишь?
– Да-да, я здесь. Слушай, я не могу долго разговаривать, но я все улажу. И с Саламандрой мы все уладим. Ты и я. Хорошо? Хочу дать тебе один адресок. Карандаш есть? Привози твои сорок килограммов по этому адресу.
– Ты что, спятил?
– Слушай. Этот дом в Джерси-Сити. Когда-то здесь жил один старик. Старикашка умер, а дом до потолка забит всяким дерьмом. Если ты привезешь это сюда, никто ничего не заметит.
– Да что ты несешь?
– Груз будет в полной безопасности, потому что здесь ничего нельзя тронуть, пока не будет составлен перечень всего этого барахла. Поверь мне.
– Да пошел ты...
– Хочешь, чтобы люди Саламандры нашли тебя с сорока килограммами? Это после того, как ты надолго куда-то запропал?
Ну, давай же, Немо, давай, ослиная ты задница.
Немо молчал.
– Эй, послушай, парень, ты хочешь, чтобы они нашли тебя с этим дерьмом? И со всеми отметками на твоих руках?
Немо продолжал молчать. Он и не подозревал, что кто-то знает о его пристрастии.
– Слушай меня, парень. Записывай адрес. Пускай твой малый, этот любитель жареной картошки, Чипс кажется, доставит груз мистеру Питу Тоцци. Т-о-ц-ц-и. Восемь, девять, четыре, Йорк-стрит. Это с Джерси-Сити. Ты понял?
– Да, понял. Но я не знаю...
– Сейчас доверься мне. Привози его сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Извини, Гиб, что-то не припомню.
Гиббонс бросил на него хмурый взгляд.
– Я тоже.
Двое вооруженных агентов поднялись из подвала.
– Там все в порядке, – сказал один из них. – Все выходы надежно блокированы... хламом. Есть узкий проход к бойлеру, в нем можно только развернуться и вернуться назад. Вот и все.
– Господи Боже, Тоцци, – не унимался пуэрториканец, – твой дядя когда-нибудь что-нибудь выбрасывал?
– А сам ты как думаешь, Сантьяго?
– У вас какие-нибудь особые претензии, Сантьяго? – Среди коробок на полу появилась важная шишка – Иверс. Его менторский тон мог вызвать зубную боль.
– Нет, сэр, никаких претензий. Но меня смущает состояние безопасности в этом доме. Не помешает ли весь этот мусор нашей мобильности при защите свидетеля.
Иверс пожал плечами.
– Это ваша работа, Сантьяго, и вы должны с ней справиться. Нам повезло, что Тоцци предложил воспользоваться этим домом. Мы не были готовы к охране свидетеля. Принимая во внимание ту поспешность, с которой нам пришлось взяться за это дело, данный вариант, я бы сказал, более чем удовлетворителен.
Джордано заметил, как Тоцци тоскливо уставился на груду велосипедов в столовой. У него было такое выражение, словно он мечтал оказаться в любом другом, но только не в этом месте. То же самое чувствовал и Джордано.
– Что-то не так, Тоцци? – спросил Иверс.
– Нет, ничего. Просто я подумал, что мне придется возиться со всем этим хламом. Как исполнитель воли дяди Пита, я должен буду просеять через сито весь этот мусор и составить перечень, что здесь годится, а что надо выбросить на помойку. Представить страшно.
Куни рассмеялся.
– Может быть, Джордано поможет тебе с этим справиться, пока он здесь, Тоц.
Иверс повернулся к Куни.
– Подобные замечания неуместны и непозволительны, Куни, особенно в присутствии свидетеля.
Джордано опять стало плохо. Почему они все время говорят о нем как о вещи? Он же свидетель.
Иверс снова уставился на него.
– Вы уверены, что с вами все в порядке, мистер Джордано?
– Абсолютно. Немного замерз. Вот и все.
– Я хочу, чтобы вы знали: мы все считаем ваш поступок очень смелым. Ваши показания против Саламандры и других наркодельцов будут иметь чрезвычайное значение. Когда все это закончится, для них настанут не лучшие времена. Ваша неприкосновенность будет обеспечена. Вам не следует опасаться каких-либо действий со стороны этой банды.
Ну, конечно. Плохо же вы знаете этих ребят, мистер.
Иверс наклонился ближе к его лицу.
– Вы сильно вспотели, Джордано. Вы уверены, что мы никак не можем вам помочь?
Разве что отстанешь от меня.
– Я бы хотел воспользоваться туалетом.
– Тоцци, проводи мистера Джордано.
Тоцци показал на лестницу. Можно воспользоваться ванной комнатой наверху. Туалет внизу забит шарами для игры в гольф.
– Шарами для гольфа?
Тоцци пожал плечами.
– Мой дядюшка Пит был большим оригиналом. Что я еще могу сказать?
Джордано последовал за Тоцци вверх по лестнице, стараясь не наступить на чашки и блюдца. В коридоре наверху картонных коробок и связок старых книг было еще больше. Им пришлось идти гуськом, пробираясь сквозь завалы, и, когда они наконец добрались до ванной; Джордано вынужден был протискиваться мимо Тоцци, чтобы войти в нее.
– А знаешь, Джордано, Иверс прав. Ты неважно выглядишь. Уж не заболел ли ты?
– Мне просто нужно сходить в туалет. Могу я ненадолго уединиться?
– Ты думаешь, я собираюсь идти с тобой и смотреть, чем ты будешь заниматься?
– Я не думаю. Но судебная охрана так и делает.
– Несчастные они люди.
Тоцци вошел и щелкнул выключателем на стене. На полу ванной валялись груды старых занавесок, под раковиной лежал толстый географический журнал, в ванне – газеты и абажуры.
– Кроме всего прочего, здесь нет места для двоих. Проходи, делай свое дело. Я буду в комнате напротив. Там должна быть кровать для тебя, подо всем этим хламом.
Тоцци перешагнул через коробки и пошел в спальню.
Джордано снял пиджак и вошел в ванную, захлопнув за собой дверь.
На лампочке, горевшей под потолком, не было плафона, и ее слишком резкий свет в таком тесном пространстве заставил его еще сильнее почувствовать свое одиночество и беззащитность. Он посмотрел на себя в зеркало – ну и видок! Пустил немного холодной воды, набрал ее в сложенные ладони и окунул в них лицо. От холода и страха застучали зубы. Он опять посмотрелся в зеркало. Его прижали к стене, это точно.
О чем, к черту, я думал? Официальный свидетель, ослиная задница. Этот трахнутый Огастин подставил меня. Беда надвигается. Теперь я это вижу. Он выпустил дело из-под контроля и позволил довести его до суда. Он не должен был этого допустить. Теперь все можно уладить только одним-единственным способом – повесить одного, чтобы остальные могли смыться. И козлом отпущения он выбрал меня. Это и должен был быть я. Саламандра – фигура, его не тронешь. Большинство других – посвященные, до них не дотянешься. Все прочие тоже не так, так эдак связаны с Саламандрой. Поэтому Огастин их трогать не станет. Остался только я, единственный, о ком никто, ни одна душа не будет беспокоиться. Хотя именно я придумал эту чертову операцию, установил связи с колумбийцами и привлек Немо. Я для них никто, они могут себе позволить меня потерять. Зучетти тогда на ферме так и сказал. Мне нужно было как-то выбраться из этого чертова зала суда прежде, чем Огастин принесет меня в жертву. А что же теперь? Теперь Саламандра намерен принести меня в жертву. Ясно как день, его люди повсюду меня разыскивают. Господи. Я уже падаль. Вот кто я.
Сердце его тяжело забилось. В ванной было жарко и пахло плесенью. Он задыхался и потому расстегнул рубашку. Слишком яркий свет и негде спрятаться, некуда податься – он в капкане. Сердце громко стучало. Он погиб. В помещении не хватало воздуха. Ему казалось, что он уже умирает. Усевшись на край ванны, он уставился остекленевшими глазами на хлам, валявшийся вокруг: кастрюля для спагетти, гигантских размеров карманный фонарь с большими квадратными батарейками, пара смятых абажуров, гаечный ключ...
Вид ключа навел Джордано на мысль об инструментах, например о напильнике или еще о чем-то таком, что можно использовать для побега. Он начал рыться в хламе, ни о чем конкретно не думая, не зная, что именно ищет. Он просто искал, надеясь натолкнуться на что-то полезное. Джордано отодвинул абажуры и принялся распихивать разные предметы, погружаясь в мусор все глубже и глубже, задыхаясь, потея, подгоняемый слабой неясной надеждой. Он нашел подушку, от которой, когда он до нее дотронулся, поднялось облако пыли. Под подушкой лежала большая телефонная книга. Он поднял ее, чтобы отбросить в сторону, и увидел, что под ней что-то лежит. Он замер, не веря собственным глазам, и уставился на то, что лежало перед ним на белом фарфоровом дне ванны. Телефонный аппарат. Боже праведный!
Он боялся его поднять, опасаясь, что это ловушка. Эти проклятые фэбээровцы могли что-нибудь подстроить, подумал он, но тут же оборвал себя. Глупости. Он становится параноиком. Все в этом доме – утиль. Чертов старик коллекционировал всякое дерьмо. Эта штука наверняка не работает. Но затем он увидел тонкий серый провод, отходящий от ванны и тянущийся позади географического журнала под раковину. Джордано опустился на колени и просунул голову за унитаз. В стене оказалось неровное отверстие, пробитое, вероятно, с помощью молотка. Провод входил в это отверстие.
Он снова уселся на край ванны и уставился на телефон. Серый провод был подсоединен к аппарату. Неужели эта штука работает? Нет, невозможно. Джордано снял трубку и прислушался. Сердце его рвалось из груди. В трубке раздался гудок.
Так он и сидел, замерев, прижав к уху трубку с гудящим в ней сигналом. Ловушка, подстроенная фэбээровцами? Господи, Господи, Господи... За дверью его ждет Тоцци. А что, если это не ловушка? В конце концов они обязательно найдут этот телефон. Первый же, кто зайдет сюда по нужде, увидит провод. Второй такой возможности у него не будет. Если уж он собирается что-то делать, надо делать сейчас. Немедленно.
В груди Джордано стучал молоток судьи Моргенрота, маленькое, сморщенное, красное лицо судьи стояло перед глазами. «Порядок в зале. Я хочу, чтобы в зале был порядок, иначе прикажу очистить помещение». Он неожиданно вспомнил старый фильм «Муха». Черно-белый вариант с Винсентом Прайсом. О парне, который усох и остался с телом мухи и головой человека. Примерно таким же ему представился сейчас судья, и это бросило его в дрожь. Он лихорадочно, пока не передумал, стал набирать номер.
Раздался гудок. Один... Второй... Третий... Ну давай же, сними ее. Четыре гудка. Тоцци ждет, когда он выйдет. Пять. Давай же. Шесть. Будь ты проклят, отвечай. Семь.
– Спортзал «Джимбо».
– Позовите Немо. Скажите ему, это Вин, – прошептал он.
– Подождите.
Он ждал вечность. Сердце бешено стучало. Наконец Немо взял трубку.
– Да ты, сука...
– Нет, подожди. Слушай меня.
– Падаль, считай, что ты сдох. Я не собираюсь с тобой разговаривать.
– Пожалуйста, выслушай меня. Я не могу долго говорить. Передай Саламандре, я не собираюсь давать против него показания. Скажи ему, я сделал это с умыслом, у меня... у меня есть план.
– Какой еще план? Что ты несешь?
Что я такое несу? Спасаю свою задницу. Вот мой план. Говори же ему что-нибудь...
– Я хочу прекратить процесс. Скажи это Саламандре.
– Что?
– Хочу заставить судью прекратить дело. Огастин не справляется, это должен сделать я. Наболтаю им чего-нибудь, а в суде скажу совсем другое, разрушу, к черту, всю их защиту.
– Ну и как это все будет?
– Не могу сейчас объяснять. Я же сказал, что не могу долго разговаривать.
– Что значит не можешь разговаривать? Нет уж, скотина, лучше поговори. Ты же знаешь, я за тебя отвечаю. Я поручился за тебя, чтоб ты сдох. Именно мне вставят кол в задницу.
– Почему? Что сказал Саламандра?
– Откуда, хрен тебя забери, я знаю? Думаешь, я звонил ему? Я что – сумасшедший? Мы сидим на горячей сковородке. Скорее всего они думают, что я с тобой заодно. И это самое плохое.
– Почему они так думают?
– Да потому, что на руках у меня... э-э... груз. Сорок галлонов шампуня. Ты понимаешь, о чем я говорю? И я не могу им его передать. Ты же знаешь, за ними следят. А они наверняка думают, что я их надуваю. Ты знаешь, сколько стоит этот груз?
Сорок килограммов необработанного героина. По паре миллионов за килограмм. Почти восемьдесят миллионов. Господи, помилуй.
– Эй, Вин, ты где? Почему молчишь?
– Да-да, я здесь. Слушай, я не могу долго разговаривать, но я все улажу. И с Саламандрой мы все уладим. Ты и я. Хорошо? Хочу дать тебе один адресок. Карандаш есть? Привози твои сорок килограммов по этому адресу.
– Ты что, спятил?
– Слушай. Этот дом в Джерси-Сити. Когда-то здесь жил один старик. Старикашка умер, а дом до потолка забит всяким дерьмом. Если ты привезешь это сюда, никто ничего не заметит.
– Да что ты несешь?
– Груз будет в полной безопасности, потому что здесь ничего нельзя тронуть, пока не будет составлен перечень всего этого барахла. Поверь мне.
– Да пошел ты...
– Хочешь, чтобы люди Саламандры нашли тебя с сорока килограммами? Это после того, как ты надолго куда-то запропал?
Ну, давай же, Немо, давай, ослиная ты задница.
Немо молчал.
– Эй, послушай, парень, ты хочешь, чтобы они нашли тебя с этим дерьмом? И со всеми отметками на твоих руках?
Немо продолжал молчать. Он и не подозревал, что кто-то знает о его пристрастии.
– Слушай меня, парень. Записывай адрес. Пускай твой малый, этот любитель жареной картошки, Чипс кажется, доставит груз мистеру Питу Тоцци. Т-о-ц-ц-и. Восемь, девять, четыре, Йорк-стрит. Это с Джерси-Сити. Ты понял?
– Да, понял. Но я не знаю...
– Сейчас доверься мне. Привози его сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39