— Ну и что?
— И если он попал в аварию, когда вел вашу машину, отвечать будете вы, как если бы вы лично сидели за рулем.
— Ясно, что вы к чему-то клоните. Продолжайте. В чем дело?
— Я адвокат, мистер Хоман. Я представляю Стефани Клэр и заинтересован в том, чтобы раскопать любые данные, которые снимут с нее обвинение в убийстве по неосторожности.
— Ясно.
— Далее. Вы заинтересованы в том, чтобы уменьшить свою юридическую ответственность. Если кто-то действительно угнал вашу машину — это одно дело. Если ехавший на ней использовал ее с вашего разрешения — другое; а если за рулем было ваше доверенное лицо — это уже нечто третье. Естественно, в ваших интересах интерпретировать случившееся так, чтобы нести наименьшую финансовую ответственность.
— Очевидно.
— Значит, у нас противоположные интересы.
— Разумеется. Я знал об этом до того, как вы здесь появились. Скажите мне что-нибудь новенькое.
— Мне думается, сэкономив пенни, вы можете потерять фунт, — многозначительно сказал Мейсон.
— Как прикажете вас понимать?
— Пытаясь выиграть в суде несколько тысяч долларов, вы можете подставить себя под фланговую атаку.
— Чью?
— Мою.
Карие глаза Хомана уставились сквозь роговые очки на адвоката.
— Продолжайте, — сказал он, помедлив. — Договаривайте до конца.
— Я хочу сказать, что Стефани Клэр не сидела за рулем вашей машины. Для этого надо выяснить, кто ею управлял. Поэтому я вынужден заинтересоваться вашими личными делами. А когда я сую куда-то нос, то все основательно вынюхиваю.
— Это шантаж?
— Предупреждение.
— Вы закончили?
— Нет, только начал.
Хоман поворочался в своем вращающемся кресле.
— Боюсь, — процедил он сквозь стиснутые зубы, — это даже хуже, чем я предполагал. — И нервно забарабанил по краю стола коротким толстым, но тщательно ухоженным пальцем. Перстень с большим бриллиантом, ловя лучи света, ослепительно сверкал при каждом движении пальцев.
— Разумеется, мне было бы чрезвычайно выгодно, — спокойно заговорил Мейсон, — а вам чрезвычайно невыгодно, если бы удалось доказать, что машиной управляло ваше доверенное лицо.
— Вы думаете, я солгал, заявив, что мою машину угнали?
— Когда я представляю клиента, мне нравится исходить из предпосылки, что любые заявления, противоречащие тем, что сделаны моим клиентом, являются ложными.
— Не могу винить вас за это. Бизнес есть бизнес. Продолжайте.
— Мало того, — сказал Мейсон, наклоняясь вперед и неожиданно нацелив палец прямо на Хомана, — если по каким-либо причинам вы не хотите, чтобы всплыли факты о мистере Спинни, вам лучше заявить об этом прямо сейчас.
Выражение лица Хомана практически не изменилось, лишь слегка дрогнули ресницы.
— Кто такой Спинни?
— Один джентльмен в Сан-Франциско.
— Не знаю такого. Поэтому мне безразлично, о каких фактах вы говорите.
— И если вы не желаете ничего знать об официантке из кафетерия в Новом Орлеане, самое время рассказать и об этом.
— Угрожаете мне женщинами?
— Женщиной.
— Валяйте. Вытаскивайте их всех на свет Божий. Мне наплевать. Я холостяк. Все считают меня волокитой и донжуаном. А я и не собираюсь этого отрицать. Вы не проймете меня, накопав хоть сотню женщин. Ничто не может навредить человеку, пока его не поймали на месте преступления. А люди не считают, что вас поймали, если вы действуете открыто и…
— Вы неправильно меня поняли, — покачал головой Мейсон. — Я не говорю о женщине, с которой, возможно, вы были просто близки.
— Тогда о ком же?
— О женщине, которая, вероятно, хранит верность человеку, которого она не видела довольно долго, о женщине, которую этому человеку хотелось бы оставить в Новом Орлеане, ибо ему очень нежелательно, чтобы она узнала, где он и чем занимается.
— Почему? — рявкнул Хоман.
— Потому что он хочет, чтобы она с ним развелась.
— Почему?
— Вероятно, потому, что он разбогател и хочет жениться на ком-то еще.
Глаза Хомана задумчиво прищурились.
— Неплохая идея, Мейсон. Полагаю, вы можете ее использовать. Как-нибудь развить. Человеческий интерес. Самопожертвование. Драма и все такое. Изобразите свою женщину слабой и доверчивой, но не перестарайтесь, иначе она будет выглядеть глупышкой. Продолжайте, развивайте эту тему.
— Я и собираюсь это сделать.
Хоман махнул рукой со сверкающим перстнем и неожиданно рассмеялся:
— Материал для сценария. Извините меня, Мейсон. но, желая узнать мое мнение, писатели буквально забрасывают меня своими идеями, так что я на все смотрю под этим углом. В какой-то момент мне показалось, что и вы спрашиваете меня о том же. Очень неплохая идея для сценария.
— Я говорю о фактах.
— О фактах, которые мне ни о чем не говорят. Есть еще что-нибудь?
— Да. Вам придется подняться на свидетельское место и дать показания. Любое отступление от истины будет расценено как лжесвидетельство. Возможно, когда вы впервые услышали о несчастном случае, вы подумали, что сумеете остаться в стороне — расскажете полиции эту историю и вернетесь к своей работе… Не получится. Вы пытаетесь засадить молодую женщину в тюрьму. Если мне удастся уличить вас в лжесвидетельстве, в тюрьме окажетесь вы. Моя позиция достаточно ясна?
— Посидите спокойно минуточку. Мне хочется обдумать ваши последние слова.
Мейсон сидел неподвижно, наблюдая за Хоманом. Продюсер уставился в крышку стола. Его лицо ничего не выражало, только пальцы нервно отстукивали дробь.
Внезапно Хоман посмотрел на Мейсона и заговорил:
— К моему рассказу не придерешься, я говорю правду. Так что вам не удастся ничего сделать. Я сообщил полиции точные факты. Мне жаль эту девушку, Клэр, я вовсе не уверен, что машину похитила она. По-моему, сначала ее угнал кто-то другой. Вы, Мейсон, меня ни капельки не волнуете. Но я не могу не чувствовать жалости к этой девушке: лежит в больнице, ранена, наверняка испугана, без денег, без работы, почти без друзей, в перспективе, когда она поправится, суд, газетная шумиха. Все это ужасно. Мне ясна человеческая сторона случившегося, драма, трагедия. Поверьте, я не могу не думать об этом. В данный момент моя студия платит мне за то, чтобы я сосредоточил все внимание на проблеме человека, влюбившегося в женщину, которая, к несчастью, уже замужем. И ее муж не хочет отпустить ее, он ходит за ней по пятам. Но они уже близки, и однажды муж накрывает их. Злобные насмешки, угрозы… Отвратительная сцена… Меня беспокоит, Мейсон, как все это отразится на женщине. Обстоятельства вынуждают ее лгать, изворачиваться, заставляют…
— Ваши проблемы меня не интересуют. Мне платят за то, чтобы я вытащил девушку из тюрьмы, и, черт побери, я настроен это сделать.
— А это ваша проблема. Я же настроен вернуться к своей рукописи. Спокойной ночи, мистер Мейсон. Постарайтесь больше сюда не приходить.
Мейсон направился было к двери, потом неожиданно вернулся и склонился над столом Хомана.
— Из чистого любопытства, — бросил он, — не могли бы вы сказать мне название сценария, над которым работаете? Хотелось бы увидеть его на экране и узнать, не оставило ли мое вторжение каких-нибудь следов.
Хоман рассеянно взял заглавный лист и сказал: — Это адаптация романа, который студия приобрела пару лет назад. Книга называется «Куда падают деньги». Насколько мне известно, это слова из какого-то старинного романса: «Пусть деньги падают, куда хотят». Название никуда не годится, мы его изменим… Для романа, может, и ничего, но для зрителя слишком заумное. Ему нужно нечто понятное, импонирующее ему, такое, в котором ощущается драма, как в газетных заголовках… Послушайте, какого черта я вам все это объясняю?
— Понятия не имею, — ответил Мейсон и вышел из кабинета, неслышно прикрыв за собой дверь.
Филиппинец в белой куртке с молчаливой почтительностью ожидал его появления в коридоре, держа в руках пальто и шляпу.
Мейсон разрешил ему помочь надеть пальто, забрал шляпу, затем задержался на мгновение, глядя на огромный радиоприемник в общей комнате, из которого явственно доносились звуки органной музыки.
Мейсон перевел взгляд на слугу:
— Ваш хозяин разрешает вам включать радио? Белые ровные зубы сверкнули в беззастенчивой улыбке.
— Нет, сэр. Но когда он работает, то ничего не слышит. Я немного сплутовал. Мне пришлось подождать, чтобы проводить вас до выхода, а это моя любимая программа.
— Вот как? — спросил Мейсон и шагнул поближе к приемнику. — Впервые вижу такую штуку, — пробормотал он, наклоняясь над многочисленными ручками и кнопками.
Казалось, филиппинец почувствовал некоторую неловкость.
— Очень хороший приемник, — сказал он. — Только, пожалуйста, не увеличивайте громкость. Хозяин очень рассердится.
Мейсон стоял перед приемником, прислушиваясь.
Внезапно плавное течение музыки было нарушено дребезжащим звуком вращаемого телефонного диска, сопровождающимся щелчком. Звук повторился шесть раз. Кто-то в доме набирал номер.
Мейсон сразу же повернулся к выходу.
— Большое спасибо, — сказал он, — спокойной ночи.
Слуга-филиппинец задумчиво посмотрел ему вслед.
— Извините, но я доложу мистеру Хоману, — пробормотал он.
— О чем?
— О том, что вы задержались, чтобы выяснить, воспользуется ли он телефоном.
Мейсон улыбнулся:
— Пожалуйста.
Чувствуя на себе враждебный взгляд слуги, который уже взялся за дверную ручку, Мейсон почти подошел к двери, когда снаружи раздались быстрые шаги, и филиппинец широко распахнул дверь. Мейсон едва не столкнулся с загорелым молодым человеком, который взбежал вверх по ступенькам, намереваясь вставить ключ в замочную скважину.
— Хэлло, — произнес молодой человек, — я не собирался никого таранить. Прошу извинить.
Мейсон заметил глубоко посаженные темные глаза, резкие черты лица, большой покатый лоб и шапку курчавых черных волос, ниспадающих до плеч. Шляпы на нем не было.
— Послушайте, уж не ко мне ли вы приходили, а?
— Вы — Горас Хоман?
— Да.
— Я бы хотел поговорить с вами.
— Я чертовски спешу. Нельзя ли с этим подождать?
— Нет. Я — Перри Мейсон, адвокат. Представляю Стефани Клэр.
— Ох, мой Бог, еще одно нарушение брачного обязательства! Ладно, скажите ей, что, если она собирается обращаться с этим в суд, я скажу «да» и женюсь на ней. Это будет… Постойте. Вы сказали — Стефани Клэр? О, теперь я все понял.
— Молодая женщина, которую обвинили в том, что она управляла машиной вашего брата.
— Я догадался.
— Вы в это время ловили рыбу?
— Да, я был в море.
— Я только что объяснил вашему брату, что это серьезное дело, от которого нельзя отмахнуться. Нельзя просто заявить полиции, что он знать ничего не знает, и как ни в чем не бывало вернуться к работе. Ему придется подняться на свидетельскую скамью, а когда он это сделает, я намерен порасспросить его о том, что, по моему мнению, внесет ясность в разбираемое дело.
— Ни в чем вас не виню, но готов поспорить: Жюлю все это очень не нравится, если он оторвался от работы, чтобы выслушать вас.
— Он оторвался от работы и выслушал меня, но, мне кажется, его мысли витали где-то далеко.
Младший брат усмехнулся:
— Скорее всего так оно и было. Но вы исполнили свой долг. Не тревожьтесь за Жюля, он о себе позаботится. Вы у него почву из-под ног не выбьете.
— Довольно глупо рисковать чем-то действительно важным всего лишь из-за неуплаты штрафа за небрежное отношение к своей машине.
Горас Хоман взглянул на часы-браслет.
— Послушайте, я ужасно спешу, но пять минут у меня найдется. Пойдемте потолкуем. Филип, убирайся отсюда к чертовой матери.
— Да, сэр. Я подожду где-нибудь подальше, мне надо выпустить мистера Мейсона из дома.
— Я сам это сделаю.
— Прошу прощения, сэр, но так распорядился хозяин, сэр.
— О’кей, делай как знаешь, Филип. Я крикну, когда мы закончим. Хотите присесть? — обратился он к адвокату.
— Не будем терять время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33