А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Далее. Шилд и его дружки не стали бы заходить к Мандре в столь необычный час, если только, конечно, заранее не задумали убить его. Однако, если даже предположить, что убийство было задумано ими заранее, они наверняка принесли бы с собой оружие. Убийство, следовательно, было совершено в состоянии аффекта. Итак, мы знаем, что Хуанита взяла портрет и вышла с ним из квартиры Мандры в два часа ночи. Сумочки у нее с собой не было, так как с таксистом она расплатилась «шальными деньгами», которые достала из чулка. Далее мы установили, что убийство было непреднамеренным, оно было совершено под воздействием какого-то чувства или импульса. Мы также установили, что, когда Хуанита, будучи вне себя от ревности, покинула в два часа ночи квартиру Мандры, на столе перед Мандрой лежала женская сумочка. Эту сумочку в два часа сорок пять минут видела Соу Ха. Однако к тому моменту, когда был обнаружен труп Мандры, сумочки на столе уже не было. Следовательно, логично будет предположить, что Хуанита, расплачиваясь с таксистом, вспомнила, что оставила сумочку в квартире Мандры, заплатила таксисту из своих «шальных денег», поднялась к себе в квартиру, оставила там портрет, вызвала другое такси и вернулась за сумочкой. Поскольку она жена Мандры и поскольку она утверждает, что приходила к Мандре, чтобы забрать портрет, и что телохранитель ее не видел, можно заключить, что у нее был ключ от двери в коридор. Она вернулась, чтобы забрать свою сумочку. Было это между двумя сорока пятью, когда ушла Соу Ха, и несколькими минутами четвертого, когда было обнаружено тело. Это она убила Мандру. Убила его в порыве ревности, зная, что он собирается развестись с ней. Она относится как раз к тому типу женщин, которые способны на такого рода поступки. Она схватила со стола оружие, выпустила стрелу прямо в сердце Мандре и поспешила уйти из квартиры. Затем она вернула оружие Шилду. Шилд в свою очередь вернул его Леверингу, а тот неуклюже попытался вернуть это оружие в мою коллекцию.
Терри взглянул на слушателей.
— В момент убийства Синтия Рентон спала в соседней комнате. Она проснулась от шума, который подняла Хуанита, покидая квартиру. Синтия вышла из комнаты и увидела перед собой труп Мандры. Итак, Леверинг, теперь вы должны рассказать нам всю правду. Должен и я в свою очередь признаться, что это я позвонил вам в контору Хоулэнда и выманил у вас подтверждение того, что Шилд ложно обвинил вас в совершении наезда и что вам удалось это дело уладить. Я начал размышлять о том, как все было на самом деле. Зная о методах Мандры, зная о том, как сильно хотелось ему заполучить «слив-ган», наконец, зная о разработанной им системе шантажа, которая позволяла ему выбирать жертвы по своему желанию, я понял, что вас он должен был использовать для того, чтобы раздобыть этот «слив-ган», в чем вы впоследствии и признались мне сами, не ведая о том, с кем разговариваете.
Не обращая внимания на бледные, напряженные лица ошарашенных свидетелей, Терри Клейн сурово посмотрел Леверингу прямо в глаза.
Все это было настолько неожиданным для Леверинга, что мысли его и чувства, как ни старался он скрыть их от взглядов присутствующих, отчетливо читались на его лице. Прокурору округа Диксону, человеку, имеющему немалый опыт в чтении лиц людей, находящихся в состоянии эмоционального стресса, было достаточно окинуть Леверинга одним взглядом, чтобы принять мгновенное решение.
— Молодой человек, — произнес он подчеркнуто сухо. — Стенографистка записала все, что было здесь сказано. Я не собираюсь угрожать вам, равно как не собираюсь давать вам каких-либо обещаний, но в течение ближайших двух минут вам предстоит решить, как вести себя дальше. Вина ваша несомненна. Однако степень ее зависит теперь только от вашего решения.
Джордж Леверинг провел пальцем по внутренней стороне галстука. Он часто и тяжело дышал.
— Хорошо, сэр, — сказал он после некоторого раздумья. — Я все расскажу.
Глава 16
Синтия Рентон держала в руке бокал с коктейлем под названием «Король Альфонс»: сливки, толстым слоем покрывавшие темного цвета жидкость, бурлили и пенились.
— Отчего это происходит, Филин? — спросила она.
— Ты о чем?
— О сливках на «крем де какао», — пояснила она. — Они как будто кипят, разве что пузырьков нет. Как избиваемые ветром грозовые облака.
— Не знаю.
Она отвела взгляд от бокала и посмотрела Терри прямо в глаза.
Представление закончилось. Перед танцами, которые должны были последовать за ним, наступило затишье, оркестр молчал. По залу сновали официанты и их помощники с тележками. Музыкальные, хорошо поставленные голоса оживленно беседующих между собой посетителей наполняли ночной клуб приятным ровным гулом, который время от времени сопровождался звоном ударяющихся о тарелки и соусницы приборов.
— Вот и обнаружилась твоя слабость, — сказала она. Он удивленно поднял брови.
— У тебя, как и у всех богов, есть слабое место. Наконец-то я обнаружила то, чего не знаешь ты. — Она засмеялась, перегнулась через столик и сжала своей рукой тыльную сторону его ладони. — Филин, ведь ты сам позволил мне обнаружить это?
Он повернул ладонь, чтобы ответить на ее пожатие.
— Мне так жалко Хуаниту, Терри! — сказала она. — Ее ни в чем нельзя обвинять. В конце концов, Мандра заслужил смерть, а она человек буйного темперамента, свободы в выражении чувств. По отношению к ней нельзя применять правила и законы, которые распространяются на обычных людей. Я и сама немного такая, поэтому очень хорошо понимаю Хуаниту.
— Если я не ошибаюсь, — сказал Терри, — в качестве защитника она наняла твоего друга Ренмора Хоулэнда.
— Ах, старый добрый Ренни, — засмеялась Синтия. — Ты бы видел, с каким самодовольным видом он убеждал меня дать на суде ложные показания. Он сказал, что подобный рассказ поможет мне. Что только он позволит мне выпутаться из этой истории и что перед присяжными мне надо сыграть как можно убедительней: когда нужно — пустить слезу и чтоб во время плача никаких ножек, ножки надо показывать в промежутках между рыданиями. Для газетных фотографов — и ножки, и слезки. Он также сказал, что ножкам присяжные придают больше значения, чем алиби. Как ты думаешь, Терри, он прав?
— Ну, ему видней, — рассмеялся Терри. — Присяжным заседателем мне быть не доводилось, но я, пожалуй, знаю, как повел бы себя, если б все же довелось.
Она лукаво посмотрела на него и с притворной скромностью сказала:
— Ты бы оправдал меня, Филин. Во время генеральной репетиции Ренни так увлекся, что никак не мог сосредоточиться на самих показаниях.
Она вдруг резким движением приподнялась со стула и наклонилась к Терри:
— Расскажи мне про эту юную китаянку. Как она?
— Соу Ха предложила мне свою дружбу, а если китайцы предлагают свою дружбу, то это серьезно и навсегда. Соу Ха думала, что это ты убила Мандру. Она была уверена в том, что я люблю тебя, и, чтобы сделать меня счастливым, призналась в убийстве, которого не совершала. Сумасшедший поступок, если взглянуть на него с нашей точки зрения. Но она китаянка, и, с ее точки зрения, подробный поступок вполне естественен и логичен.
Синтия вдруг стала серьезной.
— Терри Клейн, что бы ни случилось, ты не должен предать дружбу этой девушки.
Терри озадаченно нахмурился:
— Что ты, Синтия, как можно. Да это просто исключено. А почему ты заговорила об этом?
— Потому, что скоро тебе предстоит одно серьезное дело… Терри, обещай мне одну вещь… Хотя нет, давай лучше сделаем так. Я задам тебе вопрос, а ты ответишь мне на него по-китайски. Согласен?
— А что за вопрос?
— Когда ты женишься на Альме? — Глаза у нее стали грустными, однако голосу своему она попыталась придать столь характерную для нее шутливую, с оттенком капризной настойчивости интонацию. — Помни, пожалуйста, о том, что у Альмы довольно традиционные представления о браке: подари ей всего себя, свое тело и свою душу. Обещай мне, пожалуйста, никогда не изменять ей, относиться к жизни трезво и серьезно, вычеркнуть эту юную китаянку из списка своих близких друзей. Постарайся избавиться от этой своей разбросанности и всегда относись ко мне, как к маленькой, непутевой сестричке… Обещаешь? Только, пожалуйста, ответь мне по-китайски, Филин!
— Почему по-китайски, Синтия?
Она засмеялась, однако, несмотря на то, что лицо у нее, казалось, было веселым, в голосе ее что-то дрогнуло.
— Потому что в китайском языке нет слова «да», глупенький. Как я не хочу, чтобы ты стал серьезным и утратил способность относиться к жизни, как к приключению!
Она сжала губы и издала какой-то мычащий звук. Что означает этот звук? — спросила она.
— В китайском языке этот звук означает «нет», — он улыбнулся и нежно посмотрел на нее. — Когда китаец собирается дать отрицательный ответ, он просто прибавляет этот мычащий звук к любому слову или предложению.
— Вот здорово! — воскликнула Синтия. — Выходит, чтобы сказать «нет», китайской девушке даже рта открывать не надо?
На ее замечание Терри отреагировал едва заметным кивком, потом предложил:
— В связи с твоим вопросом хочу тебе сказать вот что: я не собираюсь жениться на Альме.
В глазах Синтии отразился ужас.
— Не собираешься… жениться на Альме? Но ты должен это сделать, Филин! Ты ведь не хочешь разбить ей сердце. Ты любишь ее, она любит тебя. Ведь ты любишь ее, Филин?
— В некотором смысле — да.
Так почему же ты не собираешься жениться на ней?
— Потому, — он сжал ее пальцы, голос у него при этом стал каким-то хрипловатым, — что собираюсь жениться на тебе.
— Ты… собираешься… нет, Филин, нет… пожалуйста… Альма…
— Альма сама хочет этого, — прервал он ее. — Она слишком занята своей карьерой, и у нее просто времени нет для того, чтобы быть женой. Раньше она об этом не думала, но вот теперь, когда произошло все это…
Вцепившись руками в стул, Синтия ошарашенно смотрела на него.
— Что ж, — сказала она, — если ты собираешься сказать мне еще что-нибудь в таком же роде, то, умоляю тебя, только не в этом месте, где так много незнакомых, чужих людей… и где заметны будут следы от помады на твоем лице. Давай, Филин, поднимайся… Ты же не хочешь, чтобы я силой вытащила тебя отсюда? Пошли, пошли! Скорее.
Сбитый с толку официант бросился им вдогонку. Перехватить их ему удалось лишь у самого выхода. Он не поверил своим глазам, когда взглянул на чек, который Терри сунул ему в руку. Пока они, стоя у гардероба, дожидались швейцара, отправившегося за меховой шубкой Синтии, к Терри подошел мальчик, разносчик газет, и, развернув перед ним первую страницу газеты, сказал:
— Прочтите об убийстве, мистер!
— Смотри-ка, Филин! Фотография Хуаниты… Терри дал мальчику полдоллара и взял у него газету.
Взглянув на нее из-за плеча Терри, Синтия вдруг засмеялась.
— Смотри, смотри! — воскликнула она.
Терри бегло просмотрел заголовки «ИГРОК В ПОЛО ПРИЗНАЕТСЯ В СВОЕЙ ПРИЧАСТНОСТИ К УБИЙСТВУ МАНДРЫ», «СПОРТСМЕН ДОСТАЕТ ОРУЖИЕ УБИЙСТВА ДЛЯ ОТЧАЯННОЙ ТАНЦОВЩИЦЫ», — потом перевел взгляд на фотографию, на которую указывала Синтия. Хуанита была сфотографирована в тюрьме, перед дверью камеры. Фотография была снабжена следующим комментарием:
«Хуанита Мандра, очаровательная танцовщица, вдова убитого, впервые поведала свою историю: „Мы решили развестись. Мне надоели его измены. Я пришла к нему в квартиру, чтобы забрать кое-какие вещи. „Слив-ган“ лежал на столе. Не имея ни малейшего представления о том, что это такое, я взяла его. Мандра схватил меня. Мы начали бороться. Он порвал платье на моем плече. Я пыталась оттолкнуть его от себя. Теперь я уверена в том, что он намеревался убить меня из этого самого „слив-гана“. Его влажные потные руки скользнули по моим обнаженным плечам. Своими пальцами он придавил мою руку к затвору. Я вскрикнула от боли. Вдруг что-то просвистело, я ощутила какой-то толчок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35