– Третий тост.
– Третий, – подхватил Юрка.
– Третий, – эхом отозвался Пашка.
Немного постояв молча, мы почти одновременно выпили и, не закусывая и не запивая, сели на свои места. Молча, не торопясь начали закусывать.
– Это правда, что в лоб будем Минутку брать? – спросил Пашка с набитым ртом.
– Правда, сынок, правда, – ответил я. Я знал, что он терпеть не мог, когда его называли «сынком». Пашка взвился:
– Какой я вам сынок! У меня у самого вот будет сынок.
Подумал и добавил:
– А может, дочка. А вы – «сынок, сынок».
– Так, Паша, сынка сделать большого ума не надо – это десятиминутное дело, а потом всю жизнь мучайся. Вот из тебя, как ни старались, а так человека и не сделали.
– Почему не сделали? – Пашка уже весь ощерился.
– Пьешь много, нам хамишь. А мы к тебе как к родному. Надо воспитывать. Как думаешь, Слава?
– Да, – я подхватил, – пора переходить к радикальным средствам. Ты какого хрена в эшелоне караул напоил? Пьяный часовой, да еще с оружием – преступник. Значит, ты пособник.
– Какой пособник?
– Обыкновенный, в тридцать седьмом приписали бы тебе диверсию и к стенке по законам военного времени. И пломбу свинцовую в затылок, – я коснулся пальцем его затылка, куда обычно стреляли при расстреле. Тот дернулся.
– Шутки, Вячеслав Николаевич, дурацкие.
Я закурил. Юрка и Пашка последовали моему примеру.
– Значит, так, Паша, – начал я, – пока нас не будет…
– А куда вы денетесь? – перебил меня Павел.
– В подвале будем сидеть, – огрызнулся я. – Не перебивай старших. С войсками, скорее всего, пойдем. Ты, сукин сын, отвечаешь головой за машину. И за все, что в ней находится. Если что, то… – я остановил жестом Пашку, который пытался меня перебить, – если что, то передашь вещи семьям. Ты понял? А за машину голову сниму и скажу, что так было. Ты все понял?
– Да понял, понял. Вы мне уже это в сотый раз говорите. У вас-то и вещей, кроме грязных носков, ничего и нет.
– Вот ты их и постираешь.
– Еще чего, – Пашка фыркнул.
– Постираешь, постираешь, будешь нас вспоминать и, обливаясь слезами, постираешь.
– Если и буду обливаться слезами, то только потому, что вонь от ваших носков будет глаза есть.
– Паша, – вмешался Юра, – у нас уже своеобразный ритуал: когда предстоит серьезное дело, то мы тебе наказываем, что сделать с нашим вонючим бельем. Но так как тебе с ним неохота возиться, то ты усиленно молишься за нас, и Бог, услышав твои молитвы, охраняет нас, тем самым спасая тебя от неблагодарной работы – стирать наши носки. Кстати, а ты не забыл, как пахнут наши носки?
– Вот еще! Я когда «молодым» был, дембелям носки не стирал, а вам и подавно не буду, – Пашка уже буквально кипел.
Его злость нас раззадоривала.
– Паша, ты же знаешь, что когда человек умирает, то последняя воля – закон. Слышал?
– Ну?
– Так вот, – голос мой стал торжественный, – наша последняя воля с Юрием Николаевичем, что когда помрем, чтобы ты постирал наши носки, погладил их и передал семье. По паре от каждого можешь оставить себе. На память. Можешь повесить на ковер над кроватью.
– Так вы еще не помираете.
– А вдруг…
– Ничего я не буду вам стирать! – Пашка стал угрюмым и насупился.
– Ладно, Паша, мы пошутили. Не обижайся. Лучше разлей остатки, – сказал Юра.
Пашка повиновался и аккуратно разлил оставшуюся водку по всем трем стаканам. Все долго ждали, пока он не перестанет капать последние капли в свой стакан. Все про себя считали.
– Двадцать две, – сказал Юра, нарушив тишину.
– Я слышал, что можно из любой бутылки тридцать три капли выжать, – вмешался я.
Взяли нашу пластмассовую тару.
– Что день грядущий нам готовит? – спросил Юра, обращаясь к нам.
– Хрен его знает, – ответил за всех Пашка.
– Пусть будет то, что должно произойти. И давайте выпьем за это. За Судьбу и за Его Величество Случай! – сказал я.
– Правильно! – поддержал меня Юра. – За Судьбу и Случай.
Потом тихо добавил, как бы про себя, но мы отчетливо слышали:
– К смерти надо быть готовым. Да минует меня чаша сия, – и выпил.
– Это ты правильно сказал, Юра, что к смерти надо быть готовым. Чтобы она тебя не застала врасплох. Дела надо завершать и долгов больших не делать, а то семье придется за твою опрометчивость расплачиваться. Да минует меня чаша сия, – повторил я слова из Евангелия и тоже выпил.
Пашка тоже выпил. Закусили молча. Подчистили то, что лежало на тарелках и в банках. Снова закурили, но уже сытые, довольные. Предстоящий день уже не рисовался таким мрачным.
– Про какую вы чашу говорили? – спросил, с наслаждением затягиваясь, Пашка.
– Это, Павел, сказал Иисус накануне своей смерти, обращаясь к своему Богу-Отцу. Он знал, что его казнят, ему было страшно, вот он на всякий случай и просил папашу, чтобы тот не делал этого, – пояснил я. – Когда будет время, Пашка, почитай Евангелие. Очень занимательная и поучительная книга. Очень много полезного там обнаружишь.
– А, книги… – протянул Пашка.
Сразу стало ясно, что Пашка не является любителем чтения.
– Читай, Паша, читай. В книгах сосредоточена вековая мудрость поколений. На одном своем опыте не проживешь. И как ты будешь своего ребенка воспитывать? Какие примеры будешь приводить из жизни? Из чьей жизни? Из своей? Так кроме как пьянки, ты ничего не видел. Вот и будешь рассказывать, как нужно пить. Или как ты в эшелоне караул напоил? – Юрку явно тянуло пофилософствовать.
– Не компостируй, Юра, парню мозги, – я вмешался. – По крайней мере, ему не грозит шизофрения.
– Это почему же?
– Когда был курсантом, была у меня подружка из медицинского. Так вот она рассказывала: им на курсе по психиатрии говорили, что если человек не читает книг, то он не склонен к шизофрении. Потому что, читая книгу, человек сопереживает героям и пропускает все через себя. Тем самым на его личность накладывается отпечаток личности книжного героя, и происходит смещение личности читателя. Что-то еще. Но это было так пересыпано медицинскими терминами, что из ее объяснения я запомнил только вот это.
– М-да, ты прав. Пашке шизофрения не грозит. А вот белая горячка – точно! – вынес резюме Юра.
– Если в наше отсутствие будут раздавать гуманитарную помощь, то подойдешь к замполиту бригады подполковнику Казарцеву, скажешь, что от нас. Заберешь у него на себя и нас помощь. Если ты, гад, выпьешь наше пиво, то вешайся. Размеры одежды и обуви знаешь. На всякий случай запишем. И самое главное, он должен дать побольше сигарет. Если забудет, то напомнишь, что он-де обещал сигареты. Понял?
– Понял. А много сигарет будет?
– Не знаю. Но надеемся, что много. Не бойся – поделимся. Мы когда-нибудь тебя обходили?
– Нет. Не было. Это другие штабные офицеры прячут свое добро, а вы – нет.
– Вот видишь. Мы думаем, как тебя накормить, напоить, накурить. А ты, засранец, носки постирать нам не хочешь! – опять начал гнуть свое Юрка.
– Не буду я стирать вам носки! – взорвался Пашка.
– Не ори на офицеров, а то можно и в глаз схлопотать, – сказал Юрка. – Мы пойдем отольем, а ты пока прибери и подумай насчет носков. Кунг проветри, а то спать невозможно. Хоть топор вешай.
– Не буду я носки стирать! – уже сквозь зубы тихо и упрямо процедил Пашка.
– Ты что его заводишь? – спросил я, закуривая и пристраиваясь рядом с Юркой, когда отошли от машины.
– Скучно, – просто ответил Юра.
– Такое впечатление, что тебя что-то гложет.
– Ничего не гложет, просто весь вечер голову ломал над твоими дурацкими вопросами. Что такое Родина?
– А, тоже проняло? Так что же такое Родина?
– На хрен!
– Нет, ты меня на хрен не посылай. Ты ответь на вопрос о Родине.
– Ты бы еще о смысле жизни у меня спросил бы.
– Нет, Юра, этого точно никто не знает, а вот по поводу Родины ты ответь!
– В одном ты, Слава, прав. Родина и правительство – два понятия несовместимые.
– Родина и государство, – поправил я Юру.
– Хорошо, когда страна твоего проживания с одной культурой, например, как Израиль.
– Так в Штатах вон сколько, как в Вавилоне. И понимают друг друга. И не собирается штат Техас выходить из состава США. А почему? А потому что там хватает работы. Если ты не лодырь, то живешь как человек.
– Правильно, а у нас все с ног на голову поставлено.
– Ладно, хватит философствовать. Один черт, ничего не узнаем и не добьемся. А настроение Пашке своими носками мы надолго испортили.
– Это точно. Постреляем? – Юра достал из кармана захваченные осветительные ракеты.
– Давай! – я взял у него несколько штук.
Разойдясь в стороны, мы подняли вверх на вытянутых руках эти ракетницы и дернули за запальные шнуры. Раздались почти одновременно два громких хлопка, и с громким шипением ракеты устремились в темную высь. Там, на высоте, они с треском зажгли свои огни и устремились к земле. Часовые тоже периодически запускали осветительные ракеты, и поэтому все вокруг почти постоянно было залито неживым, мертвым огнем. Предметы отбрасывали неестественные, причудливо изломанные тени. Когда запускаешь ракеты, то кажется, что Новый год дома. Я постоянно на каждый Новый год приносил из части осветительные ракеты, и после полуночи мы всей семьей выходили на улицу и запускали их. Я радовался вместе с сыном. Сейчас такое же чувство охватило меня. Выбросил пустую гильзу, взял следующую ракету и, не дожидаясь напарника, запустил ее. В воздухе кисло запахло сгоревшим порохом. Юра тоже не отставал от меня.
– Пойдем спать? – спросил я, когда последняя наша ракета погасла.
– Давай по последней покурим и пойдем, – отозвался напарник.
Закурили. Помолчали.
– Как думаешь, вместе пошлют? – нарушил молчание Юра.
– Не знаю. Может, вместе, а может, и нет.
– Могут и во второй батальон засунуть, пока нового начальника штаба не назначат.
– Там ротных толковых полно. У нас что, в бригаде мало желающих начальником штаба стать?
– Желающих много, а вот с опытом штабной работы – мало.
– Думаешь, тебе предложат покомандовать пока штабом?
– Может. Тебя-то не отправят. Ты офицер по взаимодействию.
– Поживем – увидим.
– Представь, сейчас мужикам в батальонах готовить технику, людей, уточнять порядок колонны. Боеприпасы, люди. Какое счастье, что удалось вырваться с командных должностей. Хуже нет в войсках должности ротного. Как собака бегаешь.
– Это точно. На эту тему есть хороший анекдот, только с военно-морским уклоном. Вызывают в штаб флота старого командира подводной лодки и говорят: «Мы хотим ввести новые льготы для плавсостава. Как вы на это смотрите?» Командир, старый, прожженный морской волк: «Хорошо смотрю». Кадровик: «Мы хотим увеличить оклад, квартиры вне очереди, путевки давать в дом отдыха. Мы думаем, что когда об этом на берегу узнают, то их от зависти разорвет. Вы как считаете?» Командир: «Это точно. Но когда первого разорвет, вы меня на его место поставьте, пожалуйста!» Вот и у нас. Какие бы льготы ни обещали ротным, взводным, какие бы дифирамбы ни пели, один хрен, надо держаться подальше от этих командных должностей.
– Пошли спать. День трудный будет.
– Да. Неизвестно, когда еще предстоит выспаться толком. Слава, а ты знаешь, ты паразит знатный.
– С какой это стати?
– Да со своими глупыми вопросами. Родина, не Родина. Государство, страна. Тьфу. Голова разламывается.
– Зато мне хорошо. Выговорился, и вроде лучше. Пусть другие мучаются.
– Вот и я говорю – паразит.
– Не мучай себя. Самокопание никому пользу не приносило. Пока забудь. Выйдем живыми – поговорим. В ближайшие дни нам некогда будет думать. Пусть рефлексы работают.
– Это правда, пусть нервная система поработает. Пацанов только жалко. Много их тут останется.
– «Навеки девятнадцатилетние», как у Бакланова.
– Хватит, опять завелся. Пошли спать.
Мы подошли к нашей машине, выбросили окурки и зашли внутрь. Пашка за время нашего отсутствия успел прибрать и уже лежал в постели.
– Ты сегодня не в карауле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65