– А сигареты?
– Набрал я для вас сигарет и пива, и друган ваш Сашка-комендант поклон с приветом прислал. Утром отдам. Давайте рассказывайте.
– Да что, Серега, рассказывать. В общих чертах ты и без нас уже все знаешь.
– Знаю, но все равно рассказывайте.
Вкратце, перебивая друг друга, мы рассказали все то, что нам пришлось пережить. Не скрывали ничего, не приукрашивали. Еще слишком свежи впечатления, память вновь и вновь возвращала в тот кошмар, из которого только несколько часов назад нам удалось выйти. Нам удалось, а вот другим парням – нет.
– Нет нашей вины, Серега, что мы вышли, а мужики там остались. Нет.
– Не переживайте. Все уже знают, что – нет. Доложили уже в Москву, министру и всей прочей шушере. Докладывали, правда, после Ролина, тот преподнес, что во всем наша вина. Оказывается, только мы должны были идти на штурм, по крайней мере, так говорят на Ханкале. А остальные должны были оказывать только огневую поддержку.
– Никакой поддержки не было. Духи нам такую классную засаду устроили, что мы как слепые котята туда вляпались, – мрачно произнес я.
– Духов было больше, чем нас, – подтвердил Юрка.
– Бросили на смерть, ублюдки московские.
– Как новый командир? – спросил я.
– Да никак! Он, оказывается, приятель министра обороны Грачина. Вот его по блату и поставили.
– Это с кадрированного медицинского полка на боевую бригаду?
– Да. На нашу бригаду.
– Звиздец!
– Мы здесь уже это обсудили. Он не то что карту нарисовать не может, он ее читать не может. На совещаниях, кроме матов, ничего не услышишь. А когда Билич начинает выступать и при этом говорит военными терминами, то Буталов засыпает.
– Как засыпает? – не понял Юра.
– Очень просто – берет и засыпает. Повесит голову на грудь и сопит. Он
– ноль.
– Он Героя не хочет получить?
– Пока не видно, но то, как он вел штабную колонну к старому КП, – это, мужики, звиздец. Полная безграмотность. Если бы Саныч не взял командование в свои руки, то и не дошли бы. Когда идет беглый огонь по колонне, может, какой-нибудь пацан стреляет, этот придурок командует: «Стоп! Принять бой!» А когда нарвались на засаду, то он командует: «Идти не снижая скорости». А впереди завал. Короче – дурак.
– Кошмар! Мы с ним еще хлебнем лиха!
– Конечно, хлебнем. Завтра снова на Минутку вечером идем!
– Как идем?
– Приказ Москвы. Но уже не только мы одни. Правда, идти прежним маршрутом.
– Опять через мост?
– Да, ребята, опять через мост.
– Наливай, пока крыша не съехала.
– Точно, Слава, тут без бутылки не разобраться. С Бахелем не взяли, а тут с этим медиком… М-да!
– Наливай, Пашка! По полстакана лей.
– За удачу, за то, чтобы она нас не оставила! – мы, не чокаясь, выпили. Полученная информация нас ошеломила. Сидели молча, не закусывая.
– Как Бахель, как второй комбат? – спросил Юрка, нюхая корочку хлеба.
– Бахель в Москве. Ногу оставили. В госпитале имени Бурденко. А комбата… – Серега тяжело вздохнул. – Нет его больше. Отправили тело в Ростов, а уже оттуда, бортом – жене.
– М-да. Хороший мужик был. Вечная ему память, и пусть земля ему пухом будет!
– Много наших осталось… там? – в горле встал комок, когда я вспомнил комбата.
– Много, очень много. Многие пропали. Может, по подвалам отсиживаются, может, в плен попали. Но возвращаются, весточки передают. Некоторые в других частях воюют. Не могут пробиться. А так всего точно погибло, то есть подтверждено – сто человек, пропало без вести, а может, еще живы – порядка шестидесяти-семидесяти человек. Танков тоже спалили немало. Короче, нас надо выводить в отстой и доформировывать, а нас завтра снова в пекло. Дурдом!
– Дурдом – это даже, Серега, мягко сказано. Нас, видимо, хотят добить. Чтобы только название и знамя осталось.
– Точно, как от Майкопской бригады. Пидоры! Гнойные пидоры!
– Не кипятись, Слава, от нас уже ничего не зависит. Лучше выпьем!
– Давай выпьем. От нас ни хрена не зависит. Наливай. Мне немного.
Выпили. Молча, без тоста, не чокаясь.
– Серега, ты нам одни дурные вести приносишь. Что перед первым штурмом, что сейчас. Может, все зло в тебе? – Юрка в упор посмотрел на ни в чем не виноватого Казарцева.
– Ну пристрели меня, посмотришь, изменится ли что-нибудь, – Серега был невозмутим.
– Какого хрена нас снова посылают в это пекло? – я продолжал кипятиться.
Ступор прошел. Мной вновь овладевала злость. Я с трудом сдерживал себя в руках. Чтобы как-то выпустить пар, я отчаянно матерился:
– Ублюдки гребаные, суки, негодяи, чмыри задроченные, пидоры гнойные, скоты безмозглые. Прибить их мало. В тридцать седьмом таких ублюдков к стенке бы давно поставили и по контрольной пломбе в затылок.
– Тебя самого в тридцать седьмом за такие разговоры к стенке первым бы поставили, – спокойно парировал Юра.
– Ты прав. Но какие же дегенераты!
– Остынь, Слава. Все позади. Все впереди. А будешь кипятиться – обоссым.
– Ладно, – я успокоился. – Серега, а нас с Юркой куда?
– Не знаю, о вас разговора не было. Но остальных штабных по батальонам раскассируют. Меня во второй батальон. Вы-то при штабе останетесь.
– Хрен я с этим новым командиром останусь, – я вновь начинал орать, – я с тобой во второй пойду. Хоть оторвусь от души.
– Правильно, Слава, вместе пойдем! – Юрка снова разливал водку. Наливал по чуть-чуть, на глоток.
– Во сколько выходим?
– По плану в семнадцать. К девятнадцати подойдем. Колонна-то будет большая, да, может, и засада. Ну, а там снова «танковая карусель» и… И опять с голой жопой на фрица, – закончил замполит.
– Успеем выспаться!
– Точно. Сейчас по последней – и на боковую. Пашка! Не будить, не кантовать, при пожаре выносить в первую очередь! Ладно, давай! – мы выпили и, оставив Пашку убираться в кунге, вышли на улицу покурить.
– Не хотел при бойце говорить, – начал Серега, – но рассматривался вопрос на полном серьезе, не специально ли Бахель погубил людей.
– Дербанись!
– Ты что, серьезно?
– Очень даже серьезно. Ролин тебя, Слава, запомнил, и думали, что ты саботажник, ну и… – Серега замялся.
– Говори, продолжай! Что я дезертировал? Ты это хотел сказать?
– Да. Именно, что ты сбежал.
Меня бросило в жар. Почувствовал, как наливаюсь кровью. Проснулась злость. Хотелось немедленно набить кому-нибудь морду. Желательно, чтобы это был Ролин или Седов. Сгодились бы и ребятишки из военной прокуратуры. Или как мы их называли – прокурята. Хотя сейчас подошел бы и дух.
– Веселое кино. И теперь меня что, под трибунал?
– Нет. Сан Саныч отбил тебя. Те бойцы и офицеры, что раньше вас вернулись, подтвердили, что ты не трусил, своих не расстреливал, а дрался, как все. Раненых перевязывал.
– Слушай, Серега, в бою кто-то духовский танк с первого выстрела из гранатомета подбил. Он весь в активной броне был, а этот снайпер прямо в основание башни ему впечатал. За такие вещи Героя давать надо. Вот как звать того парня – не знаю. Ты бы узнал?
– Точно, Сергей, выстрел классный, мы после этого в атаку пошли. Много жизней сберег этот выстрел.
– Не вы первые, мужики, кто об этом рассказывает. Узнали уже фамилию бойца. Был ранен, а потом умер. Это уже точно.
– Так хоть посмертно Героя России присвоить. Пацан это заслужил.
– На многих мы уже подали, но эти ублюдки на Ханкале говорят, что, мол, площадь они не взяли, а наградные листы шлют. Пидорасы!
– Не то слово, Юра. Мы послали на убитых и раненых. Тех, кого нет, или кто уже отвоевал свое. А эти скоты не хотят даже слушать. «Не за хрен» – говорят.
– Ну, ублюдки.
– Ублюдки, – согласился Серега. – Ханкалу охраняет батальон десантников, полк «махры» и отряд спецназа. С передовой сняли. Наших соседей сняли. Теперь мы отдуваемся и за себя, и за того парня. Видели, наверное, что блокпостов стало меньше?
– Мы их вообще не видели.
– Вот то-то и оно. Численность бригады уменьшилась, зато зона ответственности увеличилась.
– Гостиницу «Кавказ» взяли? – поинтересовался Юра, прикуривая новую сигарету от окурка.
– Кто ее брать будет? Оттуда тоже взяли батальон десантников и кинули на Ханкалу.
– Они что там, хотят, чтобы мы одни с духами воевали?
– Неплохо устроились! Мне нравится!
– Ладно, мужики, не берите в голову. Идите отдыхайте. Я скажу, чтобы вас не трогали. Отсыпайтесь. А завтра поговорим насчет всего остального.
– Гуманитарку не зажиль!
– Да вы что, мужики, я что, крыса?
– Пока нет, но кто знает… Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, отморозки!
– Сам такой! – закричали мы в один голос в темноту вслед Сереге.
– Что думаешь, Слава, по этому поводу? – спросил Юрка, когда мы пошли в кунг.
– Ничего я не думаю. Лишь бы под трибунал не угодить, как дезертиру. Вот о чем я думаю, – пробурчал я.
– А по поводу завтрашнего мероприятия?
– Честно?
– Конечно, честно.
– Если нас опять, как щенков, одних бросят, то в живых останется человек десять-двадцать, которых либо отправят в психушку, либо в тюрьму как дезертиров, саботажников, чтобы не болтали лишнего.
– По-моему, ты уже это говорил.
– Да, говорил, и остаюсь при своем мнении. Если нам удастся выбраться живыми и при этом не угодить в психушку, а также не сесть в тюрьму, то лучшей благодарности мне не надо. Вот и все. А ты что думаешь, Юра?
– Скорее всего, так и будет.
– Юра, ты слышишь, чтобы кто сейчас бомбил Минутку? Госбанк, Дворец долбаного Дудаева?
– Нет, не слышу.
– Вот и вновь, как перед первым штурмом. Помнишь, мы с тобой говорили?
– Помню. Ладно, пошли спать. Пошли, Юра, пошли. Завтра начнется новый виток дурдома.
Мы вошли в кунг. Быстро разделись. Плевать на возможное нападение. Кожа, тело устало от одежды. Хотелось расслабиться. Быстро легли. Я выключил свет и провалился в глубокий сон.
Снились кошмары. Война, война, война. Ничего, кроме войны. Правда, пару раз вроде снился прокурор, который выдвигал какие-то обвинения, но я его расстреливал, а тело подбрасывал духам. Кошмар, да и только!
Проснулся от того, что Пашка тряс за плечо.
– Товарищ капитан, товарищ капитан, проснитесь! Вячеслав Николаевич! Вставайте же.
– А, что, духи?! – я спросонья начал судорожно искать автомат.
– Нет, не духи, просто уже три часа дня. Пора вставать.
– На хрена? – со сна я плохо соображал.
– В пять часов выступаем. Вы что, забыли?
– Забыл. Где Рыжов?
– Встал уже. Умывается.
– Завтрак, то есть, я хотел сказать, обед есть?
– Все уже готово. Через сорок минут вас ждет начальник штаба.
– Понятно.
Мы быстро умылись, побрились, позавтракали. И, покуривая, неспешной походкой, вразвалочку пошли к штабу. По дороге офицеры нас радостно приветствовали. Мы отвечали им тем же. На крыльце штаба-садика мы остановились, чтобы спокойно докурить. Со стороны Минутки раздавались грохот и вой самолетов. Неплохо, очень даже неплохо. Мне нравится вся эта какофония. Только бы они точно клали, а то понароют по всей округе ям, вот и ползай по ним, спотыкайся. «Летчик высоко летает, много денег получает. Мама, я летчика люблю!» – вспомнились мне слова из детской пошлой песенки. Докурили, бросили и растоптали окурки и пошли к начальнику штаба.
Сан Саныч находился все в том же помещении. И стол его был поставлен точно так же, как и прежде стоял. Казалось, что ничего не изменилось. Вот только на месте Бахеля сидел Буталов. Куда ты нас приведешь, новый командир? Войдя, мы остановились у входа. Сан Саныч поднял голову и, заметив нас, пригласил:
– Проходите, проходите. Не стесняйтесь! А то как неродные топчетесь у порога.
– Так, может, уже и из списков части вычеркнули, – пошутил я.
– Как же. Вас вычеркнешь, – Сан Саныч поддержал шутку и ответил в тон.
– Как настроение? Может, пока в обоз или к медикам?
– Зачем? – недоуменно спросил Юрий.
– Может, устали. Подлечиться. Отдохнете?
– Все нормально, – ответил я.
– А может, вы нам не доверяете? – это уже Юра пошел на провокацию.
– Нет, нет. Как вы могли об этом подумать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65