Не было сил просто шевелиться.
Поодаль сидели, лежали, полулежали фигуры. В основном это были офицеры. Понятно, возраст уже не тот, и, конечно, физическая подготовка тоже. А гражданские возмущаются, что военные так рано на пенсию уходят. Если среди нас и были те, кому за сорок пять, то среди живых их потом не обнаружили, это я гарантирую. Некоторые сидели на трупах. Может, и удобно, но я еще не дошел до такого состояния, до той черты, когда в полнейшем отупении ты ничего не соображаешь. Все просто сидели и смотрели в сторону противника. Кто-то был готов, отдохнув, продолжить прерванный бег. Но большинство, и я в том числе, готовы были принять последний бой. Не было сил бегать. И просыпался разум, страх отступал. Начинала говорить злость. Когда просыпается злость – это хорошо. Значит, ты еще не совсем скотина, не совсем животное. Остатки человеческого разума у тебя присутствуют. Но разум – это хорошо, однако пора было подумать, как сматываться из этого пекла, как спасти собственную шкуру, задницу. О душе как-то не вспоминалось в этот момент. А о Боге вспоминалось, как о некоем могущественном покровителе, на которого возлагались надежды по спасению бренного тела.
Закашлялся. Долго, мучительно больно выходил комок никотиновой слизи. Бля, надо бросать курить, а то однажды сигареты не дадут мне добежать до спасительного камня, бугорка, ямки. Выплюнул комок мокроты. На языке чувствовался вкус крови, значит, и часть родных бронхов тоже выскочила наружу. Я глубоко вздохнул, и в груди вновь закололо, снова начался удушливый приступ кашля. С большим трудом откашлялся. В груди болело, и хотелось ее разодрать, пустить туда свежий воздух. Устал я от беготни на длинные дистанции. Мне бы что-нибудь попроще, покороче, поспокойней. Говорила мне мама: «Учи английский».

Глава 10

Тем временем отдыхающие, отдышавшись, начали подтягиваться друг к другу. По приблизительным подсчетам выходило, что тут находилось около пятидесяти человек. В основном офицеры, но было и немало солдат и прапорщиков. Многие уже сбросили с себя бронежилеты, чтобы было легче бежать. Лица были растерянные. Все активно вполголоса начали обсуждать происшедшее. После сильнейшего потрясения, после унижения, стресса всем хотелось выговориться. Обвиняли в основном руководство группировкой. Все считали, что бригада сделала все от нее зависящее.
– Всыпали нам по первое число.
– Ублюдки, потеряли всю бригаду!
– Какой хрен, потеряли. Многие вышли из зоны обстрела.
– Хрен! Не вышли! Видел, как танки горели?
– Видели. Все видели. Танков семь-восемь точно подбили!
– А наши почему не стреляли?
– Как почему? Нас бы там и похоронили!
– Да лучше бы похоронили свои, чем как трусы бежать.
– Так чего ты бежал? Остался бы там. Героя бы посмертно дали.
– Ага, догнали и еще бы поддали!
– От этих ублюдков из Москвы и Ханкалы дождешься благодарности.
– Если бы не эти придурки с их чмошным планом атаки в лоб гребанной площади, так не драпали бы сейчас, как шведы под Полтавой!
– Чмыри!
– Пидорасы хреновы!
– Ролин, наверное, специально другие войска не вводил в действие, чтобы нашу бригаду духи в капусту покрошили!
– Точно, он наш бунт на «Северном» простить не может!
– Где этот хмырь?
– Сюда бы его. Я бы посмотрел на него!
– Один х… нас обвинят в том, что штурм не удался.
– Да пошел ты…
– Вот увидите. Скажут, что план был великолепен, но мы с самого начала были против него и поэтому отказались его выполнять.
– Может, и в теплых чувствах к Дудаеву обвинят.
– Пошел на хрен со своим Дудаевым.
– Он такой же мой, как и твой.
– В гробу в белых тапках я его видел!
– Пока он нас с тобой пытается в гроб загнать.
– Хрен загонит.
– Уже полбригады загнал.
– Точно, может и до нас добраться.
– Надо сматываться отсюда!
– Куда?
– На свой берег. Туда техника бригадная ушла?
– А может, там духи засаду устроили?
– Все может быть, но не вечно же здесь торчать.
– Правильно! Надо уходить.
– И чем быстрее, тем лучше.
– А нас не арестуют?
– За что?
– За то, что приказ не выполнили!
– Всю бригаду не арестуют.
– Сейчас не тридцать седьмой год!
– Да и не сорок первый, когда в тылу заградительные отряды выставляли.
– Правильно!
– Приказа как у Сталина, «ни шагу назад», не было!
– Был только один приказ!
– Какой?
– Нефтеперегонный завод не трогать!
– Ублюдки, недоноски, скоты уребищные, подлецы, подонки, чмыри, гондоны, пидорасы, предатели! Подставили!
– Не ори! Духи услышат.
– Да хрен на них. Пусть слушают.
– Хочешь быть «двухсотым»? Пожалуйста! Но без нас. Иди. Там духи ждут.
– Хватит звиздеть. Надо уходить.
– Правильно.
– Быстро уходить.
– А если засада?
– Будем биться, а что делать?
– Радиостанция у кого есть?
– У меня, – из темноты выступил боец с большой радиостанцией за плечами. Почему он ее не скинул во время «кросса» – неизвестно.
– Вызывай наших, – по голосу похоже, что говорил комбат первого батальона.
Радист забубнил в телефонную гарнитуру. Через минут пять ответили. Радист протянул кому-то гарнитуру, и уже тот заговорил. Все оживились.
– «Сопка-25», я – « Уран-5»! Как меня слышите? Я вас тоже хорошо. Где мы? – и из темноты он спросил у нас:
– А где мы, мужики?
– На юго-восточном конце площади. Метров триста до моста. Спроси, готовы ли они нас поддержать огнем, если при прорыве духи обстреляют.
– Алло, «Сопка»! Мы на юго-востоке площади, примерно до моста метров триста! Если будем форсировать – поддержите нас огнем! Как вас там нет? А где вы? А мы как же? Понял. Пробиваться к старому КП бригады. И это все? Что? Кого ранило? А где он? А Сан Саныч? – комбат нарушал все мыслимые правила радиообмена, но всем было глубоко наплевать на это. Кому не нравится
– приходи арестовывай. Все внимательно следили за переговорами.
– Так что делать? Это я сам тебе могу посоветовать. Куда вы едете? Вас преследуют? Много наших «коробочек» пожгли? Сколько? Ни хрена себе! А что делать-то будем? Да, я понял, что к старому КП подтягиваться. А мудаку Ролину доложили? Ну и что он сказал по поводу подкрепления? Ничего? Скотина! Все. Отбой. Конец связи.
– Ну, что там?
– Да говори, не тяни кота за хвост.
– Тихо. Не мешайте. Пусть говорит.
– Так вот, мужики, – было слышно, что тяжело говорить ему, – первое – Бахеля ранило…
– Как ранило?
– Он жив?
– Куда ранило?
– Где он? – послышались встревоженные возгласы.
– Не перебивайте, дайте я расскажу, а потом уже и спрашивайте!
– Не томи, рассказывай!
– Бахеля ранило в ногу, в бедро. Ранение тяжелое.
– Жить-то будет?
– Да заткнись ты, мудак! – послышался раздраженный окрик.
– Не ори. Сам мудак.
– Сейчас подойду и башку твою тупую вскрою. Заткнись, скотина!
– Сам скотина! – в темноте не было видно спорщиков. Луна и взлетающие в отдалении осветительные ракеты отбрасывали только неясные, неверные, ломкие тени.
– Бля, да вы уйметесь или нет?
– Сейчас встану и обоих успокою! – послышался голос командира первой роты второго батальона. Жив, значит, курилка!
– Еще раз для особых тупых повторяю: командира бригады ранило в ногу. В бедро. Ранение тяжелое. Без сознания его отвезли на «Северный». Все. Это первое.
– Что еще слышно о командире?
– Бля, вы что такие тупые?
– Дайте человеку рассказать, а потом свои глупые вопросы задавайте!
– Рассказывай.
– О командире больше ничего не известно. Знают лишь, что его повезли на «Северный», но там не пробились – духи заслон поставили. Пробились на Ханкалу, а оттуда «вертушкой», после первой операции, оттащат на «Северный».
– Ну, слава те, Господи…
– Ты заткнешься, урод, или нет?
– А дальше?
– Бригадой временно командует Билич.
– Сан Саныч?
– Ну а кто еще? У нас что, много Биличей?
– Бригадой командует Билич, – вновь повторил комбат, – они ушли, пробились на юг. Часть техники ушла через мост, но ее там сейчас нет…
– Звиздец бригаде!
– Точно. Растащили, разбили… – в голосе говорящего послышались истерические нотки.
– Заткнись, истерик!
– Дальше что?
– Подожгли, уничтожили у нас пять танков, три БМП…
– Пять танков?
– Точно, звиздец бригаде!
– Да замолчите вы или нет?
– Предложено самостоятельно пробиваться на место дислокации старого КП и там ждать, когда подтянутся остальные. Вот теперь у меня все!
– А они куда поехали?
– У них на хвосте духи. Пару раз напоролись на засаду. Потеряли еще человек пять и теперь, разбившись на мелкие группы, будут собираться на старом командном пункте.
– Весело!
– Разбили нас, как немцев в Великую Отечественную под Курском.
– Да заткнись ты, урод несчастный!
– А что вы из себя героев корчите!
– Надо идти к духам и сдаваться. Они же первую колонну танковую в ноябре прошлого года, кого в живых оставили, отдали же назад!
– Хрен они тебя отдадут!
– Забыл, что они с нашими пленными делали?
– И мы тоже сами хороши…
– Да, руки у нас по самую шею в крови.
– Пощады не будет.
– Это факт.
– Так что делать будем?
– Как что? Пробиваться к своим.
– Сначала до любой части добраться, а затем уже до старого КП.
– А как туда добраться?
– А хрен его знает.
– Давайте по карте посмотрим.
– Карта сорок седьмого года выпуска, это все равно что по пачке «Беломора» смотреть.
– М-да. Надо пробираться к своим.
– Давайте для начала с этой долбаной площади уберемся.
– «Давай». Легко сказать «давай». А куда идти? В какую сторону? Через мост?
– Попробуем через мост, ведь часть бойцов ушли через мост. Вроде большой перестрелки не было.
– А вы на месте духов, когда нас отбили, оставили бы мост без прикрытия?
– Не-е-е-т, наверное.
– Вот то-то и оно. Мы же с ними одни военные училища заканчивали. Так что и думаем мы одинаково.
– Не думают они. Они же «чурки»!
– Если бы они были «чурками», то мы бы здесь не сидели и не тряслись от страха!
– Это точно!
– Надо уходить, как мы шли – на юго-восток, а там, может, как-нибудь и переберемся на тот берег.
– Ублюдки гребаные!
– Это ты про кого?
– Да про всех! И про москвичей и умников из Генерального штаба, и мудаков из Ханкалы и Моздока. И про Гаранта нашей Конституции и министра обороны, и про духов сраных! На кой ляд мне сдалась эта дыра – Чечня?
– Не ной!
– Я ною? Я жить хочу! Понимаете? Я хочу жить!
– Ну и живи, мы-то тебе не мешаем.
– Вы не мешаете, а вот московские недоноски мешают.
– Они всей России мешают. Ну и что?
– Как что? Пошли на Москву!
– Прямо отсюда?
– Ты сначала с этой площади выберись, а затем уже собирай войска в поход на Москву!
– Эх, нет у нас лидера, вождя!
– Вожди только у индейцев и племен.
– Хватит звиздеть! Уходим.
– Куда?
– На юго-восток, другой дороги нет.
– А может, через мост рискнем?
– Иди рискни.
– Добровольцы есть, чтобы мост проверить?
Тишина, разрываемая очередями возле Госбанка и визгливыми криками чеченцев.
– Нет никого. Значит, пойдем через юго-восток. Днем оглядимся, отсидимся, с нашими свяжемся. Пошли.
– Пошли.
– А может, все-таки через мост?
– Иди. Тебя никто не держит. Иди.
Мы пошли. Растянувшись метров на тридцать как в длину, так и в ширину. Шли неспешно. Старательно всматриваясь под ноги, прислушиваясь к каждому шороху. Луна находилась в самом зените, освещала нам путь и нас тоже.
Духам не пришло в голову нас преследовать. Либо боялись, либо не хотели утруждать себя преследованием. Во времена морских сражений, при Екатерине Второй, отступающего противника не преследовали. Это называлось «строить золотой мост». Благородная затея. Ушаков, впоследствии ставший адмиралом, первым нарушил эту традицию и всыпал тогдашним туркам и в хвост и в гриву.
Нельзя мышь загонять в угол и лишать ее надежды на спасение. Мы были подобны этим мышам. Пусть испуганные, затравленные, но если нас загнать в мышеловку, то будем драться как обреченные. Никто не спешил нам помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65