Добивать тоже не пришлось.
А потом мы уже все спустились в подвал и начали вырезать спящих. В этом деле главное, чтобы спросонья человек не завизжал. Поэтому левой рукой удар по щеке наотмашь, и тут же по горлу ножом.
Воротит, читатель? А что поделаешь, когда жить захочешь, тогда и не то сделаешь, и не такую дрянь, как крысу, съешь. Пришлось-таки мне ее попробовать. Жрать нечего. Холодно. Шатает от голода и усталости. В глазах круги, даже не то что круги, а пятна черные. Спишь по часу-полтора. Спать опять же приходится не раздеваясь, да на камнях. Большой костер, чтобы обогреться, не разведешь – заметят. Вот и били крыс тихо, огонь разводили маленький, чтобы только поджарить маленькими кусочками. Все лучшие куски – раненым. Воду брали не из Сунжи, там открытое пространство, могли заметить, а из ямок, воронок. После этого вода из Сунжи мне казалась роскошной минеральной с какого-нибудь престижного курорта. И вот, когда ты уже оскотинел, а перед тобой замаячил огонек избавления из этого положения, на твоем пути оказалось полтора десятка вооруженных бандитов, которые по своему скудомыслию завалились спать. Что ТЫ сделаешь, читатель?
Я полагаю, что когда в тебе сотрется грань между иллюзиями, полуголодными обмороками и реальностью, то, если у тебя хватит сил, ты поступишь именно так. Я говорю о силах, а не о мужестве. Мужества в чрезвычайной обстановке хватит у человека всегда, особенно когда в экстремальных ситуациях в нем просыпается древний человек, и всплывают из глубин подсознания рефлексы уничтожения и собственного выживания. Вот тут-то и нужны силы, если ты слишком ослаб, раскис или банально стар, то почти невозможно выжить. Вот только загнать потом эти рефлексы внутрь очень трудно. Очень уж им нравится резвиться на воле после многолетнего заточения.
Человеку приятно осознавать себя неким сверхчеловеком. Особенно здорово, когда уходят комплексы, приобретенные в результате воспитания, такие как совесть, сострадание к противнику, ближнему. Да и силенок прибавляется. Чем не подтверждение для гитлеровской, ницшеанской теории о белокурой бестии? Моральное состояние также улучшается, притупляются болевые рефлексы, почти уходит усталость. Геракл, да и только. Видимо, идет стимуляция выделения эндоморфинов. Они образуются и выделяются в организме при употреблении наркотиков. А здесь без наркоты ты получаешь кайф.
Не надо было тебе, читатель, пусть даже косвенно участвовать в отправке на эту войну молодых, сильных ребят. Мне пока самому удается загонять этого зверя в его клетку, что довольно-таки сложно. Хватит с меня его проявления при штурме баррикады на площади и при вырезании духовской банды. А вот молодые солдаты – они могут не справиться с ним, когда-нибудь он может и выскочить на «гражданке». Так что смотри, читатель. Я нисколько не драматизирую и нисколько не романтизирую ситуацию, я предупреждаю. Берегись!
Быстро, без шума и пыли расправившись со спящими боевиками, мы пошли дальше. Передвигались с соблюдением всех мер предосторожности. Обшивка бронежилета давно истерлась и порвалась. Пластины, находившиеся внутри, вываливались, и поэтому я снял и выбросил его. Идти, ползти было легче, вот только бушлат уже хуже грел. При постоянном ползании по подвалам, по кучам щебенки и прочего строительного хлама бушлат порвался, и из него клочьями торчала грязная вата. Она тоже вылезала. Брюки во многих местах порвались. На коленях не спасла даже двойная ткань. Я был не один такой. Все выглядели не лучше. Рожи заросли не то что щетиной, а диким каким-то волосом. Вид был ужасен, неопрятный, пугающий, отталкивающий и вместе с тем какой-то жалкий.
Впереди завал, преграждающий улицу. Видимо, от попадания авиабомбы здание обрушилось. Попутно оно завалило еще пару домов. Обходить нет времени. Придется карабкаться по этому завалу. Небо затянуто облаками. Темно, только в стороне периодически взлетают осветительные ракеты. Нам они ничего не освещают, но зато и нас они тоже не освещают.
Ползем. Ползем, где по два, где по три человека. Строительный мусор, щебень, песок, битые стекла царапают, обдирают, разрезают кожу. От постоянного напряжения и отсутствия сил сбивается дыхание. Хочется остановиться и передохнуть, но не получается. Сзади тоже ползут товарищи, и в качестве ускорителя для тебя используют ствол автомата, периодически упирая его тебе в задницу. Подниматься и передвигаться короткими перебежками тоже не хочется. Это очень удобный завал, и непременно кто-нибудь использует его для засады. Господствующая высота – с ходу, с налету ее не возьмешь, и поэтому ползем.
Пыль, песок засыпает лицо, набивается в широко разинутый рот, в уши, за шиворот, в рукава. Периодически отплевываешь его. И снова вперед, вперед. Хочу жить, хочу выжить!!! И вот уже на гребне этого завала. Замерли. Сзади тоже подползают и замирают, прислушиваясь, вглядываясь в непроглядную темноту. Вроде тихо. Осторожно, стараясь не споткнуться, спускаемся с этой высоты. Теперь до места встречи рукой подать – не больше квартала. Еще надо подыскать какие-нибудь средства для переправы.
В этом месте Сунжа не очень широкая – метров десять-двенадцать шириной. Но попробуй ее в темноте перейди. Плавать, к своему стыду, я до сих пор не умею. Так, держаться на воде – это одно, но чтобы уверенно переплыть зимой, ночью, реку, которая берет свое начало в горах и поэтому основательно холодная и бурная, то это уже совсем другое. Не забыть еще и переправить раненых. Вот такая непростая задача стояла перед нами.
Дойдя до предполагаемого места переправы, я осмотрелся. Весело! Ночь, ни черта не видать, Сунжа внизу шумит. Берег илистый, скользкий, свалиться – как нечего делать. Оставили раненых наблюдать за обстановкой, разбрелись кто куда. Задача до безумия простая. Найти нечто прочное, легкое, что можно перебросить через речку-вонючку как мостик, и по нему уже перебраться.
Искать в темной комнате черную кошку, особенно когда ее там нет – чертовски сложное занятие. Деревьев на Кавказе мало. А те, что были в Грозном, давно уже пустили на дрова все кому не лень. И мы, и местные жители, и боевики. Здесь мы едины. Притащить плиту? Так кто ее, заразу, поднимет? Так я рассуждал, бродя в потемках, спотыкаясь о всякий мусор и тихо матерясь. В домах тоже бесполезно что-либо искать. Все ценное уже растащили. Кто первый встал – того и тапочки. А тут приперлись хмыри, да еще и ночью, и пытаются что-то обнаружить.
За такими гнусными мыслями я дошел до противоположной стороны улицы и пребольно споткнулся. С трудом удержался на ногах и присел на какой-то хлам, потирая ушибленную голень. Потом сообразил, что ударился о поваленный столб уличного освещения. Так, а что, это идея. Его можно, если постараться, перекинуть через речку и попробовать перебраться.
Я поплелся обратно. Встретил своих и рассказал о своем открытии. Пошли собирать остальных. Когда пришли назад, то увидели, что десантники привязывают найденную веревку ко второму этажу ближайшего дома.
– Вы что, мужики, вешаться собрались? – спросил я у десантников.
– Нет, переправу готовим.
– А на том берегу как закрепите?
– Когда подойдут наши, то перекинем им веревки, а они пусть привяжут за БМП или куда еще, вот по этому мосту мы и переправимся.
– Посмотрим. А раненых как переправим?
– Попробуем. А ваши какие предложения?
– Подтащить осветительный столб, перекинуть его. И по нему перебраться.
– Можно и это попробовать, если не получится так перебраться.
– Ну, мы-то переберемся, а раненые? Есть тяжелораненые.
– Тяжелораненые и по столбу не пройдут. Нужна какая-то опора.
Все призадумались и пришли к компромиссу. Необходим был и канат в качестве перил, и столб в качестве моста.
– Ладно, пошли тащить твой столб, – десантник вздохнул и, махнув своим, отправился за мной.
– Не унывай, – утешал я десантника, – я, конечно, понимаю тебя. Тебе уже не впервой вниз головой падать, а вот мне и остальным – не с руки.
– Да пошел ты, – десантник ворчал.
– Ты что, из-за этого столба расстроился?
– Нет. Не люблю тяжести носить. А твоего столба-то хватит, чтобы перебросить с берега на берег?
– Хватит, хватит, – утешал я его.
– Темнота, – опять начал ворчать десантник, – тут порожний идешь, спотыкаешься, а с этой гробиной…
– Да не ворчи ты, – оборвал я его.
– Понимаешь, я должен был готовиться к поступлению в академию и в июне ехать сдавать экзамены, а тут залетел, вот и отправили… – он вздохнул.
– Морду кому набил? – поинтересовался я.
– Да нет, хуже. В конце октября пошли мы на охоту. Все офицеры нашего полка. На кабана пошли. Как водится, водки набрали. Ну, первый вечер, естественно, накушались до поросячьего визга. Вдрызг, одним словом. А у нас в этом году кабана навалом. Вот мы и устроились на краю убранного поля. Ночью, местные рассказывали, кабаны всем выводком выходят и роют всякие корни. Медведи тоже пошаливают, перед тем как в спячку залечь. Хотя для медведя мы уже поздно поехали. Вот, значит, сидим мы в палатке. Водку, как водится, кушаем. Байки травим. Тут приспичило мне до ветра, я пошел. А мужики говорят: «Возьми ружье. Может, на кабана напорешься. А может, медведя-шатуна найдешь. Возьми. Береженого Бог бережет». Вот и взял на свою голову, – вздохнул десантник. – Стою возле дерева, оправляюсь. Ружье на плече висит. Тут слышу, в кустах в трех метрах от меня шум, шорох и кто-то похрюкивает. Я ружье поднимаю и из двух стволов по очереди… Ба-ба-бах!!! Тут мужики с фонарями из палатки выскочили и ко мне. Я рассказал. Они туда. А там начальник физической подготовки полка сидит. Он, оказывается, раньше меня вышел до ветра. Что ему в голову пришло похрюкать – не знаю. Короче, я ему череп развалил. В стволе жакан оказался. Вот так. Военная прокуратура долго потом разбиралась. Что это было, убийство, или несчастный случай, или преступная халатность. Много тогда я здоровья потерял. Конечно, академия моя накрылась. Уголовное дело закрыли. Списали как несчастный случай. И предложили добровольцем ехать сюда. А мог бы к академии готовиться…
– Значит, не судьба была ему, – вставил я реплику. – Ну, а также, мужик, если бы ты окончил нормальное военное училище, то на звук стрелял бы хуже. А так – рефлексы сработали.
– Точно. Пьяный был. Не думал. Долго еще идти?
– Не знаю, по-моему, мы уже и прошли. Стой, мужики! Назад, мы прошли.
Развернулись назад и через тридцать метров обнаружили этот злосчастный столб. Собрались вокруг него.
– Как его тащить-то?
– Хрен его знает.
– Большой дурак.
– Будем стоять или потащим? – не выдержал я.
– Давайте, хватаем.
– А может, кантовать будем? – кто-то с надеждой в голосе спросил.
– Он хрупкий. Пока докантуем – одна арматура останется.
– Хрупкий, хрупкий, а тяжеленный, небось.
– Взяли!
Нас было пятнадцать человек. Раненых, кто не мог двигаться или сильно ослаб, мы оставили на завале. Там же оставили и все свое оружие. Оно бы только мешалось. В темноте мешались, толкались, сопели, поднимая этот бетонный столб.
– Бля, ну и тяжесть! – слышалось из темноты.
– Когда вернусь домой, то напишу, чтобы этих сволочей делали только из алюминия. Ногу, ногу осторожней!
– Так ты ее не подставляй!
– Я ее не подставляю, я перехватывал.
– Все взяли?
– Взяли.
– Сейчас я слоника рожу.
– Я сейчас сам слоником стану.
– Пошли.
– Какой пошли! Я под ним оказался.
– Держите, держите, мужики, я под ним!
– Вылазь. Стой! Что ты там делаешь? Филонишь?
– Какой «филонишь». Я споткнулся.
– Под ноги, урод, смотри.
– Так ни черта не видать!
– Все равно смотри.
– Тихо, мужики!
В темноте послышался шорох, было слышно, как под каблуком взвизгнула щебенка.
– Неужели духи? – кто-то спросил прерывистым шепотом.
Держать эту бетонную хренотень становилось все труднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65