— Грабки убери, локш потянешь.
— Ишь ты, — нахмурился бандит, но на всякий случай отодвинулся.
— Правильно, не распускай рук, дурак, — кивнул Серафим.
Коля одобрительно посмотрел на жену.
Въехали в чащу — свет померк, колеса зачавкали по жидкой грязи. Сидели молча. Приближался решительный момент, и все хорошо это понимали.
— Благостно, — потянулся бандит. — Хорошо. В этой глухомани никакая власть не достанет. Верно я говорю, начальник? — Он недобро посмотрел на Колю.
— Ешь раз назовешь меня начальником — пришью, — ровным голосом пообещал Коля. — Понятно объяснил?
Из-за деревьев выскочили двое, схватили лошадь под уздцы:
— С прибытием, батюшка.
— Все в сборе? — Серафима словно подменили. Голос его окреп, приобрел командирские интонаций, он выпрямился, сразу стал выше ростом.
— Конду сыграли, ельна ждет, — осклабил гнилые зубы бандит.
Серафим с усмешкой посмотрел на Колю:
— Ты, наверное, понял? Нас ожидают представители повстанцев.
«Ишь ты, — подумал Коля. — И название придумали из времен французской революции… Повстанцы. Ах вы, сволочи недорезанные…» А вслух сказал:
— Лучше бы с политикой нам не вязаться. За политику ГПУ к стенке ставит.
— Нынче без политики хода нет, — сказал бандит. — Вот батюшка, спасибо ему, нас просвещает.
Вошли в охотничью избушку. Вокруг — Коля успел заметить это — расположился лагерь: не менее двухсот — трехсот бандитов, перепоясанных патронными лентами, с пулеметами. Священник, поняв, что Коля потрясен увиденным, сказал торжествующе:
— Хороший сюрприз? От большевичков пыль пойдет. По всей губернии затрещит их антихристова власть!
— Затрещит, — искренне согласился Коля. — У вас ведь сила. А власть к такому не готова, это уж можете мне поверить. Даже я, битый-перебитый, не ожидал…
— Знакомься, — сказал Серафим.
— Да мы, я чай, знакомы, — улыбнулся шедший навстречу Феденька. — Здоров, Коляча…
— Здоров, Федя. А ты, однако, поумнел.
— А ты? — прищурился Феденька. — Вот и проверяли мы тебя, и Потылиха через твою бабу — здрасьте вам, — поклонился он Маше, — вроде бы подтвердила, что свой ты кулик в доску, а после нашей встречи и стычки в вагоне сумление у меня. Вот хошь убей, — есть в тебе душок ГПУ! — Он снова улыбнулся.
Коля тоже улыбнулся:
— Я за такие слова надысь одному дурачку уже пообещал дыру провертеть. Тебе прощаю по старой дружбе. Здравствуйте, господа.
Рядом с Феденькой сидели за столом еще двое: первый — Никодим, в мужицкой одежде, худой, заросший седой щетиной; второй — в грязной, изношенной офицерской форме — лысый, похожий на отставного интенданта. Его все так и звали — Лысый.
Оба промолчали, и Коля продолжал:
— Говорю сразу: на вашу политику мне плевать. Я — «вор в законе», блатной, чтобы вы знали, и у меня свой интерес. Я вам продаю мыслю — как дорваться до власти, вы мне позволяете награбить столько, сколько мы вдвоем с моей марухой на плечах подымем и унесем… Речь не о барахле, само собой, а об рыжье. Зайдем в банк, в «Торгсин», заберем, что поглянется, и ла-та-ты.
— Не дорого ли просишь? — спросил Лысый. — Нам тоже деньги нужны — на движение.
— Я не прошу. Я цену назначаю. Я продаюсь вам — если нужен, конечно.
— Мне пусть позволят выбрать золотые украшения, — сказала Маша. — Сверх всего. А на себе мы много ли унесем, миленький? Пусть дадут нам транспорт — автомобиль какой-нибудь комиссарский, мы его нагрузим доверху и ладненько.
— Круто заворачиваешь, — буркнул Никодим. — Я пока не вижу, за что платить.
— Скажу. — Коля сел, навалился на стол. — Вас — много, но это видимость одна. Чтобы в губернии власть взять — надо вдесятеро больше. Знаю людей с оружием, опытных — человек сто. Скажу им слово — они к вам перекинутся.
— Где эти люди? — спросил Серафим. — Кто они?
— В свое время я их вам объявлю. А суть вот в чем: всем, кто против Советов, надо бы собраться и договориться — под единым началом план придумать — кто откуда бьет, да и ударить разом! Конечно, навсегда мы власть не захватим, но дней десять продержимся, пока комиссары будут чухаться. А за это время — активистов в расход, хлеб спрячем — сожжем, повсюду сунем наших людей. Пущай коммунисты возвертаются — у них земля под ногами гореть станет!
Все долго молчали.
— Заманчиво, — вздохнул наконец Серафим.
— Заманчиво, — кивнул Лысый. — Только где гарантия, что мы соберемся, а нас ГПУ в оборот не возьмет?
— И возьмет, — улыбнулся Феденька. — Если своих мер не примем. — Он посмотрел на Машу. Коля перехватил его взгляд, и у него упало сердце. — Заклад нужен, — сказал Феденька, не спуская глаз с Маши.
— Ах ты, Мехмет… Хитер, как азият. — Серафим с уважением похлопал Феденьку по спине. — Выкладывай, что придумал.
— Заклады разные бывают, — Феденька с садистским наслаждением взглянул на Колю. — Иной заклад вроде и дорогой, а хозяин на него наплюет в случае чего. Верно я говорю, Коляча? Ладно, не отвечай, сначала дослушай. Есть, братцы, такой заклад, что его даже гадюка не предаст. Скажем так: для матери — ребенок ейный, для мужика — любимая его… Догадался, Коляча?
— Нет, — Коля побледнел, отодвинулся от стола. Рука невольно поползла к поясу.
— Не надо. — Лысый приставил к голове Коли дуло нагана. — Сиди тихо, думай. А за штаны не хватайся.
— Нет, — снова сказал Коля.
— Да, — Маша встала, подошла к Феденьке. — Хочешь из меня фортыцер сделать? А я не боюсь. Чего нам бояться, Коля? Или мы их продать хотим? Остаюсь я.
— Ладно. — Коля тоже встал. — Будь по-вашему. Хоть волос с ее головы уроните — вечная вам память будет.
— Ты нас не стращай, — осклабился Феденька. — А чтобы уж совсем мне уверенным быть — такой я недоверчивый уродился, ты, Коляча, возьми на себя Оглоблю — Анисима, товарища Басаргина. С юности он мне ненавистен, ты уж доставь мне наслаждение, пришей его… Где и как и кто свидетелем будет — мы тебе скажем. Принимаешь?
— Дурак ты, — презрительно сказал Коля. — Да хоть сей секунд!
…На обратном пути, покачиваясь в телеге рядом с Серафимом, Коля думал о том, что очень сильно недооценил бандитов, а главное — позволил-таки им поставить себя в ситуацию, когда необходимо стрелять в своего, в Басаргина, и другого выхода практически нет.
Басаргин спокойно выслушал Колин рассказ, почесал в затылке:
— Придумаем что-нибудь. Вот с Машей твоей — это, сказать по-научному, и в самом деле неувязка. Черт их знает — лишь бы они глупости какой с ней не сделали. Все-таки мужичье озверевшее.
— Ты мне об этом лучше не говори, — стиснул зубы Коля. — А то я поеду туда.
— Э-э-э, — протянул Коломиец. — От тебя ли слышу, герой. Их, брат, умом надо побеждать, а не только числом или пулями. Ну, с отрядом этим ты, прямо скажем, придумал хорошо. Прямо сейчас начну подбирать и готовить надежных людей, поместим их в лесу, километрах в тридцати — сорока от лагеря. Но что с Басаргиным делать, вот вопрос. — Коломиец улыбнулся. — Давай, Басаргин. Тебе, как кандидату в покойники, первое слово.
— Пальни в меня холостыми, — сказал Басаргин. — А уж я постараюсь притвориться мертвым…
— Он-то пальнет холостыми, — сказал Коломиец. — А они проверят боевыми. Тебе, брат, и притворяться не придется. Тут надо построить острую и точную комбинацию. Вот если бы у Серафима были ценности…
— Наверняка есть, — сказал Коля. — Забыли про сообщение Виктора? Кличка — Черный, из духовных… Регулярно снабжал перекупщиков золотишком.
— Я выманю Серафима в уезд, — сказал Коломнец. — Ты проведешь у него негласный обыск. Законные основания для этого у нас налицо. Возражений нет? Принято.
На следующий день возбужденные жители Грели повалили на площадь: прошел слух, что по всему уезду церкви будут ликвидированы, а в первую очередь — в Грели. Прибежал Серафим, взошел на паперть.
— Братья и сестры во Христе, — начал он негромко и проникновенно. — Пришел и наш черед пострадать за веру православную… Не остыл еще пепел в нашем храме после недавнего нападения хулиганствующих советских активистов, как пришло новое испытание: верьте, как верю я, что без плохого нет и хорошего, а стало быть, все это от господа нашего, примем же со смирением. Я еду к отцу благочинному и вместе с ним буду добиваться справедливости у властей предержащих.
Толпа запела «Спаси, господи, люди твоя». Серафим сошел с паперти и направился к телеге, благословляя толпу направо и палево, словно епископ. Потом сел в телегу. Толпа опустилась на колени.
— Уезжает, — сказал Коля. — Можно начинать.
Коля, Коломиец и Басаргин разошлись по комнатам. Выстукали стены и полы. Осмотрели сундуки и шкафы. Ничего подозрительного не было. Басаргин взмок и улегся на пол, раскинув руки.
— Не то делаем, — сокрушался Коля. — Меня так учили: «кто спрятал, что спрятал, где спрятал…» Вот и раскиньте мозгами.
— Ну кто спрятал? — привстал Басаргин. — Священник, если сказать по-научному, — поп.
— И второе ясно, как божий день, — пожал плечами Коломиец. — Спрятал ценности — золото, бриллианты, еще какую-нибудь чепуху. А вот — где? Ответь, если знаешь?
Коля подошел к иконам.
— Смотрел уже, — сказал Басаргин.
— Плохо смотрел, — отозвался Коля. — Прятал священник, бандит, где? — Коля начал снимать иконы, взвешивая их на руке. Снял последнюю — это была плохонькая, примитивно написанная «Смоленская богоматерь». — Ого! — Коля протянул икону Коломийцу. Тот качнул ее на руке:
— Ровно свинцом набита.
— И мне она показалась тяжелой, — заметил Басаргин. — Я решил, что она от сырости тяжелая.
— От сырости, — укоризненно сказал Коломиец. — Давай, Кондратьев.
Коля отодрал бархат, которым икона была заделана с обратной стороны, и все увидели, что в доске имеется квадратная деревянная вставка — вроде дверцы. Коля поддел ее ножом, и на скатерть хлынули драгоценные камни и золото в монетах разного достоинства. Здесь были и пятерки, и десятки, и даже пятнадцатирублевки — каких Коля и не видел никогда.
— А молодец мой Витька, — обрадовался Коля. — Верно вышел на Серафима.
Коломиец взял один камушек, осмотрел.
— Бриллиант… Каратов на пять потянет. — Он разворошил всю кучку: — Здесь в твердой валюте — охо-хо!
— Тыщ на десять, — сказал Басаргин.
— На сто, если не на двести… — Коломиец положил бриллиант на место. — Аккуратно все заделай и повесь назад, — сказал он Коле. — Есть план… Они предлагают тебе убить Анисима?
— Ну? — Несмотря на поучения Колычева и Маши, Коля так и не сумел избавиться от этого «ну»…
— А мы им предложим убить Серафима.
Коля вытаращил глаза:
— Ты… ты угорел, Коломиец. Думай, что говоришь! За что им убивать своего главаря?
— Им будет за что, не волнуйся. Но с точки зрения законности у нас должны быть очень веские основания для такой акции. Тем более, что проведешь ее лично ты.
— Я? — Коля даже отодвинулся от Коломийца. — Нет!
— Ты выполняешь задание, ты солдат революции, слова «нет» не может быть, — холодно сказал Коломиец. — Слушай, как все это будет. Вернется поп, дашь мне знать. Я приду к нему, ты и двое свидетелей из банды должны будете сидеть в засаде, но так, чтобы видеть и слышать мой разговор с Серафимом. В результате этого разговора бандитам, — Коломиец усмехнулся, — и тебе, — он подчеркнул это «тебе», — станет ясно, что попа и меня надо убить. Давай твой кольт.
Коля, ничего не понимая, послушно протянул Коломийцу свой револьвер.
— Смотри. — Коломиец достал из кармана и заменил в барабане кольта один из патронов. — Я поставил холостой. Проворачиваем барабан так, чтобы первый выстрел был боевым, а второй — холостым, ясно тебе?
Коля все понял, но решил дослушать до конца.
— Первый выстрел в попа, второй — в меня, — сказал Коломиец. — Не перепутай, иначе их задание ты выполнишь вдвойне: все-таки я — уполномоченный ГПУ, стало быть, — выше участкового уполномоченного милиции.
— Ты еще можешь шутить, — оторопело сказал Басаргин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93