Слышал такую?
— Нет. — Андрей покачал головой. — При мне таких уже не пели.
— На мой возраст намекаешь?
— Ох, Аркадий Яковлевич, — горестно вздохнул Андрей. — Каждый слышит тот намек, который желает услышать.
Подошла московская электричка, но Халандовский нужного человека не увидел. Вместе с Андреем они прошли вдоль всей платформы, вернулись к табло расписания, убедились, что пришла именно та электричка, о которой договаривались, но наемного убийцу так и не увидели. И уже когда подошла следующая электричка, когда и она ушла, Халандовский увидел маленького тощеватого мужичонку не то с робким, не то с пакостливым взглядом. По чисто зэковской привычке тот сидел на корточках и курил. Причем и сигарета у него была какая-то зэковская — коротенький окурок, который наверняка обжигал ему пальцы и губы. Поплевав на бычок, он положил его на палец и щелчком отправил на рельсы.
— Здравствуй, Вася, — подошел к нему Халандовский и присел рядом на корточки.
— Привет, Аркаша... А кто это с тобой?
— Это наш человек, Андрей.
— Вас двое?
— Третий ждет в надежном месте. А ты что-то запоздал?
— Я никогда, Аркаша, не опаздываю. Я приезжаю, прихожу, прилетаю раньше. Всегда раньше.
— Это правильно, — согласился Халандовский.
— Я приехал почти за час до назначенного времени. И видел, как вы подъехали, как толклись тут, к кассиру приставали... Светились.
— Был грех, — согласился Халандовский. — Пошли? Машина ждет. Вон она стоит, нас дожидается.
— Черная «Волга»? — усмехнулся Вася.
— Черная.
— Давно я не пользовался черной «Волгой». — Вася поднялся, отряхнул штаны, подхватил какую-то сумочку и, ссутулившись, заворачивая носки туфель внутрь, неторопливо зашагал по платформе. — Как, говоришь, твоего друга зовут?
— Павел Николаевич. Пафнутьев.
— Надежный мужик?
— Не думай об этом.
— Хорошо. Не буду. — Вася сел на заднее сиденье, вжался в угол и затих там, положив свою тряпичную сумку на колени. — Лето, — произнес он, посмотрев в окно. — Не заметил, как и наступило. Надо же, как бывает... И как состарился, не заметил... Я вообще мало что в этой жизни успел заметить. У тебя так бывает?
— Так бывает у всех, — неожиданно ответил Андрей.
— Это хорошо, что ты так думаешь, — согласился Вася. — Меньше огорчений будет в конце. Единственное, чем хороша жизнь, — успеваешь привыкнуть к ее концу.
Машина въехала во двор, Халандовский сдвинул половинки ворот, Андрей снова набросил на машину брезент. Иван Степанович сидел на почерневшем от времени крыльце и покуривал сигаретку. Увидев гостя, приветственно махнул рукой. Тот точно так же молча махнул рукой в ответ. Похоже, эти двое сразу друг друга поняли.
— Хороший дом, — сказал Вася, окидывая взглядом черную избу.
— Был, — откликнулся старик. — За зиму отсыревает так, что летом просохнуть не успевает.
— Чаще топить надо.
— Топлю.
— Вася, — вмешался Халандовский, — а глоточек виски?
— На работе не пью.
— Это работа?!
— Конечно. И еще неизвестно, где круче.
— Пусть так... Знакомься... Это Павел Николаевич... Можешь называть его просто Паша... Паша, ты не против?
— Только за.
— Вася, — киллер протянул руку.
— Паша.
— Я вам нужен? — спросил Халандовский.
— А на кой? — удивился Вася.
— Тоже верно, — немного сник Халандовский, но быстро согласился, что незачем ему знать то, чего ему знать не положено. — Вот вам стол, — он показал на рассохшийся от времени черный стол, — вот вам скамьи... Прошу! — И он решительно направился на веранду, где Андрей уже успел немного освежить стол.
Пафнутьев прошел в тень яблони, уселся так, чтобы солнце не било в глаза, поставил локти на стол и вопросительно посмотрел на Васю. Тот тоже уселся за стол, но по своей привычке как-то боком, закинув ногу на ногу и уперевшись спиной в ствол яблони.
— Ну, что ж, — проговорил Вася. — Начнем... Как я понимаю, Паша, ты с той стороны баррикады? С противоположной?
— Да, так можно сказать.
— И только наличие общего друга позволяет нам с тобой присесть за этот стол.
— Мы давно знакомы с Халандовским.
— Я знаю, Аркаша ничего мужик. Мы с ним кое-что видели, и у нас была возможность проверить друг друга.
— У меня с ним тоже были такие возможности.
— Он не дрогнул?
— Нет.
— И не дрогнет?
— Думаю, нет.
— Ты занимаешься Лубовским? Зачем? С какой целью?
— У меня такое ощущение, что его нужно посадить.
— Похвальное желание. — Вася раскурил сигарету, пустил дым в ясное небо, оглянулся на веранду, где Халандовский с Андреем затеяли долгую беседу, потом сквозь сигаретный дым посмотрел на Пафнутьева, усмехнулся каким-то своим мыслям, поплевал на сигаретку и запустил ее щелчком в высокие заросли крапивы.
— Я слышал, ты знаком с ним? — спросил Пафнутьев.
— Работал на него, — будничным голосом ответил Вася. — И достаточно долго. Достаточно успешно.
— В качестве кого?
— В качестве наемного убийцы. Тебя это не шокирует?
— Не-а, — беззаботно ответил Пафнутьев. — Нисколько.
— Тогда ответь мне... — Вася помолчал. — Ты такой крутой или такой дурной?
— И то и другое.
— Хорошее сочетание, — кивнул Вася. — Такое встречается нечасто. Но встречается. Утешает мысль, что наш друг Аркаша не будет якшаться кое с кем... С шелупонью.
— Я тоже на это надеюсь, — показал зубы и Пафнутьев. Но на Васю это не произвело ровно никакого впечатления. Он только опять усмехнулся про себя.
— Чего ты хочешь от меня?
— Зацепку.
— Паша... — Вася помолчал. — Ведь мы с тобой друг друга понимаем, верно? Давая зацепку на Лубовского, я тем самым затягиваю петлю на собственной шее. Причем даже не знаю, кого мне больше опасаться — тебя или Лубовского. Видимо, ты не слишком хорошо его знаешь... Если он почувствует в тебе малейшую для себя опасность... Ты знаешь, как он поступит?
— Он постарается эту опасность устранить.
— Нет, Паша. Ошибаешься. Он не будет стараться. Он просто устранит. Тебя, Паша. Он сейчас высоко летает. Ему нельзя рисковать. Слишком многое на кону. Ему светит высокая должность. И он ее получит. Станет государственным деятелем. На него будут работать спецслужбы. А они умеют работать. Потому что на кону уже государственные интересы. Суть такова... Лубовский может быть всем по фигу, но государство надо хранить. Всеми средствами. Паша, всеми.
— Я — одно из них, из этих средств, — сказал Пафнутьев, хотя секунду назад такой мысли и близко не было в его беззаботной голове. — Да, — добавил он, — я правильно сказал.
Вася долго смотрел на него, прищурившись, потом тяжко вздохнул, окинул легким взором двор, заросли крапивы, машину под брезентом, опять вздохнул. Вынув пачку сигарет, некоторое время задумчиво ее рассматривал.
— Не верю, — наконец сказал он.
— И правильно делаешь, — не задумываясь, брякнул Пафнутьев.
— Если бы ты был тем, за кого себя выдаешь сейчас... Я бы тебе не понадобился. Значит, блефуешь. Не надо со мной блефовать. За блефом — ложь. А в моем деле нет ничего страшнее. Лубовский меня заказал. Я слишком много знаю. За мной охота. И у меня такое подозрение, что она не будет продолжаться долго. Если Лубовский узнает, что у тебя есть на него зацепка, он закажет и тебя. Ты ведь, Паша, не первый следователь, который пытается подобраться к нему. И не второй. Тебе подложили свинью, Паша. Тебе подложили свинью, когда дали это задание. Хочешь совет?
— Хочу.
— Линяй, — и Вася откинулся назад, упершись спиной в ствол яблони.
— Рад бы, — сказал Пафнутьев со вздохом. — Рад бы, да не могу.
— Почему? — удивился Вася.
— Вот здесь напряглось, — Пафнутьев положил растопыренную ладонь на грудь, — и не отпускает. И не отпускает, — повторил он.
— И не отступишься? — уже с легким интересом спросил Вася, наклонившись грудью к столу.
— Не отступлюсь.
— Ну, ты даешь, мужик! — развеселился Вася. — Аркашка сказал, что ты кое-какие бумаги прихватил у Лубовского?
— Прихватил.
— Челябинские есть?
— Есть.
— Там и копай. Адресок один дам. Но с условием... Ты этого человека нигде не светишь. Ни по пьянке, ни по трезвой, ни Аркашке, ни мне, ни в блокнотике, ни в календарике... Заметано?
— Заметано.
— У этого человека есть бумажки, хорошие бумажки. Лубовский о них не знает. Не всегда он был такой умный да предусмотрительный. Сошлешься на меня.
— И как тебя назвать?
— Вася.
— И все?
— Этого достаточно. Я даю адрес, ты его запоминаешь. Он у тебя нигде не записан. И телефон дам. Встретитесь. Если получится, поговорите. Если не получится — не взыщи. Годится?
— Годится.
— Иначе будут трупы.
— Понял.
— И еще... Хорошо, если бы никто не знал, что ты поехал в Челябинск. Там есть комбинат железобетонных изделий. Он принадлежит Лубовскому. Он не всегда ему принадлежал. У него были другие хозяева. Их больше нет.
— Ты поработал?
— Тогда мы вместе с Лубовским работали.
— Знаешь что-нибудь о взрыве джипа позавчера?
— Мудаки. Могли бы посоветоваться. Пожлобились. За что и поплатились.
— Это они поплатились?
— Ты вышел на них?
— Немного опоздал, — сокрушенно ответил Пафнутьев.
— Шустер. — Вася одобрительно покачал головой. — Молоток. Хочешь, скажу, как можно обыграть Лубовского? Играй на опережение. Пугай. Он сейчас пугливый. Он всего боится. Он даже насморка боится. Знаешь, что с ним происходит... — Вася некоторое время смотрел в яблоневую листву, потом медленно поднял глаза на Пафнутьева: — Нервничает. Не надо бы ему этих ребят трогать. Выждать бы... А он решил на следующий день... Так нельзя. Это ошибка.
— Почему?
— Невозможно подготовить чистую работу за такое короткое время. Следы остаются. Ты знаешь — следы всегда остаются, — усмехнулся Вася и похлопал Пафнутьева по руке. — Тебе ли этого не знать.
— Ты тоже оставлял следы?
— Конечно.
— Как же с рук сходило?
— Видишь ли, Паша, я оставлял следы не только истинные, их нельзя не оставить, я оставлял и ложные. На мое счастье, не нашлось человека, который бы отличил ложные следы от истинных. С тобой вот, к счастью, не встретился. Ладно, — Вася решительно поднялся, — работа закончена, пошли хлопнем по глоточку. Если там еще что-то осталось.
* * *
Утро следующего дня оказалось для Пафнутьева самым хлопотным. Андрей вовремя покинул гостеприимную Немчиновку, вовремя доставил Пафнутьева к месту работы, потом пришел комендант и вручил Пафнутьеву ключи от новой квартиры, в том же доме, на том же этаже.
Позвонил из больницы Лубовский.
— Павел Николаевич? — спросил он вкрадчиво, но все же сумел своему голосу придать необходимую жесткость.
— Да, это я! — воскликнул Пафнутьев, все еще пребывая в приподнятом утреннем настроении.
— Лубовский беспокоит.
— Здравствуйте, Юрий Яковлевич! Как вы себя чувствуете?
— Уже гораздо лучше. Раны затянулись, швы сняли, гипс тоже сковырнули.
— Вам накладывали гипс?! — ужаснулся Пафнутьев.
— Шутка, — холодно пояснил Лубовский.
— Слава тебе, господи! — продолжал дурачиться Пафнутьев, пытаясь сообразить — что бы ответить Лубовскому, когда тот спросит о бумагах. И тот спросил, не скрывая своей озабоченности:
— Павел Николаевич... Мне приятно слышать ваши радостные возгласы по поводу моего здоровья, но я звоню по другому поводу...
— По какому же? — успел вставить Пафнутьев.
— Павел Николаевич... Мне еще трудно говорить, поэтому прошу не перебивать меня.
— Конечно, конечно! Если я вас невзначай перебил, Юрий Яковлевич, то только по одной причине — уж больно неожиданным оказался ваш звонок. Я только вошел в кабинет, а тут вы звоните... Поэтому немного растерялся, с вашего позволения...
— Бумаги, Павел Николаевич! Мне срочно нужны бумаги, которые оказались у вас не совсем законным образом.
— Я их изъял на месте преступления и приобщил к делу, — сообразил наконец Пафнутьев, что ответить.
— Не понял?
— Бумаги, обнаруженные мной в обгоревшей машине, которая взорвалась прямо под вами, Юрий Яковлевич, я приобщил к делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43