» Далее…
Они хозяина «корыта» отпускают, а со связником остаются. Считать. Ну это понятно. С того-то что взять? А этот «лавэ» засветил. Ну… то да се… «фара у нас хрустальная, бампер платиновый, а крыло ва-аще…» Выставили они его на все бабки, что у того были (хорошо еще, если хватило) и уехали. А тот куда пошел? А куда бы ни пошел, но осколочек-то у Славы в доме на полу оказался. И значит, занести его на своей подметке мог только участник инцидента. Тот, кто на этом месте топтался. А случайный кто-нибудь? Сосед, например, домой шел, наступил нечаянно и пошел себе дальше. А потом уже к Славе заглянул. Пописать, например. У него дома, дескать, занято, а очень хочется. Могло так быть? Теоретически… да. Но обычно люди по проезжей части не ходят. Они все больше — по тротуару. То есть, ходят, конечно, и по мостовой, но… чаще все-таки по панели. Поэтому — отбросим, для простоты картины. Итак: кап-два уехал; от этих двоих связник откупился;. они тоже уехали. Ну? И что потом? А ничего. Домой он пошел. Слава — связник?! Вот только этого мне не хватало… Я тут, понимаешь, жопу рву, обыкновенных уголовных злодеев разыскиваю, а потом, в оконцовке, выяснится, что мой терпила — резидент вражеской разведки. И из сейфа у него вместе с бабками, на которые ему, по большому счету, глубоко наплевать, сперли какой-нибудь секретный план нашего укрепрайона. О, сюжет! Гурский обоссытся со смеху".
Волков переехал Литейный мост, повернул направо, остановился, пропуская поток машин, встроился, нырнул в туннель, вынырнул и поехал по набережной.
«Ну? — взглянул он налево, на застывший в серых водах реки революционный корабль. — Что тебе снится, крейсер „Аврора“? Матросы-морфинисты? Кумарит тебя? Небось шарахнуть из носового орудия так хочется, что силушек нет? Бедолага…»
По Гренадерскому мосту он въехал на Аптекарский остров и покатил мимо Ботанического сада. Взглянул на часы.
«Может, к Сан Санычу заглянугь? Слава этот явно приторговывал чем-то. Печать, накладные… На машинах что-то развозил. Свой-то магазин он навряд ли имел. Магазин — это магазин. Другой статус. Алиса бы знала. А так… раскидывать по точкам на реализацию — это самое то. У Сан Саныча — шмотки и всякое такое разное. У Димки Булочника — хавка. А с кем еще мы здесь, на Петроградской, дружим? А больше ни с кем мы здесь и не дружим. Ни к кому просто так с вопросами и не ввалишься. Попробуем к Сан Санычу».
Минут через пять Петр Волков припарковал свой джип возле магазина на Сытнинской. Поднялся по ступенькам, прошел, кивнув продавщицам, через торговый зал и подошел к распахнутой двери директорского кабинета.
— Петр Сергеич! — встал ему навстречу из-за стола высокий подтянутый мужчина в белой рубашке с расстегнутым воротом.
— Добрый день, Сан Саныч, — переступив порог кабинета, Волков протянул руку,
— Здравствуйте, — улыбнулся директор, — сколько лет, сколько зим… Как здоровье ваше драгоценное?
— Да ничего, спасибо. У вас-то как жизнь?
— Да ебись она конем, любезнейший Петр Сергеич, — чуть нараспев, грустно сказал Сан Саныч. — Присаживайтесь… Вот вам стульчик.
— А что так? — Петр присел к столу.
— Да ну… — отмахнулся Сан Саныч, — ос-топиздело все, вы не поверите, сил моих больше нет, честное слово. Въябываешь как проклятый, ведь света Божьего не видишь, а все куда-то… как в прорву.
На пороге кабинета, застегивая ширинку, появился очень грузный пожилой мужчина с налитым до малинового цвета лицом.
— Вот, знакомьтесь, пожалуйста, господа, — Сан Саныч сделал жест рукой: — Петр Сергеич, Степан Иваныч…
— Очень приятно, — сипло буркнул мужчина и протянул Петру руку.
— Петр… Очень приятно.
— Ну что, давай по последней? — Степан Иваныч, протиснувшись мимо Волкова, опустился на свой стул и, взяв в руки недопитую бутылку коньяку, взглянул на Сан Саныча.
— Нет-нет, ну его в пизду, прошу покорно. Мне еще деньги считать, так что… извините великодушно. Вот, может быть, Петр Сергеич вам компанию составит.
— Давай? — просипел мужчина, взглянув на Волкова. — Да я поеду.
— Ну…
— Давай-давай, — налил тот две рюмки и, поставив бутылку на стол, взял с тарелочки кусочек аккуратно нарезанной сырокопченой колбаски. — Ваше здоровье.
— Ваше… — Петр выпил коньяк.
— Ну что… — мужчина крепко хлопнул себя ладонями по ляжкам и встал. — Поеду я, Где ж ключи-то? — стал он рыться по карманам.
— Да ну ёб же вашу мать, Степан Иваныч, вот же они, на столе лежат, — Сан Саныч указал на автомобильные ключи, прицепленные к большому черному брелоку с кнопками. — Только на хуя, позвольте поинтересоваться, вам за руль-то садиться? На свою жопу приключений искать? Вам идти-то тут пять минут пешком.
— Думаешь? — взглянул на него мужчина.
— Да хули тут думать-то, я вас умоляю? Оставьте ключи, мы во двор загоним, а на ночь ворота запрем. Завтра заберете.
— Твоя правда, — глядя себе под ноги, Степан Иваныч пожал руку Петру, Сан Санычу, постоял и, тяжело ступая, направился к выходу. — Пошел я, значит.
— Вот ведь, — печально посмотрел ему вслед Сан Саныч. — Мало мне зубной боли в жопе…
Сан Саныча Волков знал давно. Познакомились они еще во времена Глобального Дефицита. Сан Саныч работал в винном магазине на Саблинской, ну… а Петр неподалеку жил.
С первого же дня их знакомства Сан Саныч навсегда покорил Волкова своей способностью изъясняться. Для него не существовало понятия «бранное слово». В принципе. Была живая русская речь во всем ее многообразии. И все.
Обладая артистическим складом натуры, Сан Саныч, как истинный мастер, совершенно свободно владел богатой лексической палитрой и использовал те краски, которые емко и наиболее адекватно выражали его мысли и настроение в настоящий момент времени.
Иные люди сыплют ненормативными оборотами речи от скудости лексикона. И когда вдруг настает момент, на самом деле требующий по-настоящему крепкого словца, они оказываются банкротами. Им просто нечего в этой ситуации сказать, И от бессилия они начинают орать. А это уже скотство, ибо реветь и осел может.
Сан Саныч же по природе своей был человеком тонким и очень мягким. И лишь однажды Петр был свидетелем того, как он употребил истинно «бранное выражение». Было это давно, когда вот этот вот магазин был еще «продовольственным». Они беседовали о чем-то в кабинете, и вдруг в торговом зале возник шум. Сан Саныч вышел к прилавкам, Петр тоже выглянул в дверной проем, и увидел, как жирный зарвавшийся хам орет на молоденькую продавщицу и, не слушая ее лепета, обвиняет во всех смертных грехах ее, дирекцию и всю торговую сеть в целом.
— Ворье! — швырял он ей в лицо. — От ворье-о! Чо ты глаза вылупила, целку строишь, не так, что ли? Жируете, падлы, а на прилавке, вон, говно одно!.. Давай сюда директора, щ-щас я ему!.. Он у меня…
Сан Саныч побледнел и сказал негромко, но так, что было слышно во всем магазине:
— Пошел вон, свинья.
Мужик поперхнулся, хлопнул глазами и открыл было рот.
— Ты понял, что я тебе сказал? Пошел вон, — повторил Сан Саныч.
Тот закрыл рот, повернулся и вышел из магазина, бормоча что-то себе под нос.
Сан Санычу стало очень неловко за то, что он выругался.
— Извините меня, пожалуйста, — сказал он, смутившись, всем присутствующим в торговом зале и вернулся в кабинет.
— Вот, Петр… — расстроенно взглянул он на Волкова. — Ну не ёб твою мать, а?
Однако вернемся в день сегодняшний.
— А кто это такой? — взглянув вслед Степан Иванычу, Волков опять опустился на стул.
— Пупков, — нервически тряхнув головой, Сан Саныч потянулся за сигаретой.
— Пупков… кто таков?
— Да тут вот какая история. Прихожу я в нашу налоговую месяца два назад, мне там кассовую книгу нужно было… херня, короче, всякая, обычно бухгалтер ездит, а тут — я, не суть, в общем. А очередь в кабине-ет… просто чудовищная. Ну, я сижу, как умная Маша, жду. Выходит вдруг из кабинета налоговый наш… с каким-то мужиком, и мужик этот мне и говорит:
«О! А ты чего здесь сидишь?» Я ему: «Да вот… очередь». А он этому нашему: «Ну-ка немедленно его без очереди! Ты что? Это ж мой друг лучший». Я ему, конечно, — в ножки кланяюсь, дескать, что же не заглядываете и вообще… хуё-моё, короче. А сам знать не знаю, кто такой. Он мне: «Зайду, зайду…» И пошел. Ну, меня немедленно приняли, это ж, оказывается, начальник всей налоговой… А я и не знал, грешным делом. Я рад до жопы — такой блат!
— Это ж здорово, — прикурил Петр сигарету.
— Ага… хуёв-дров. Приходит он ко мне дня через два с бутылкой. Я пред ним ну просто шелками расстилаюсь, лепестками роз его осыпаю, а он сидит, коньяком насасывается, как клоп, и хмурый такой, чернее тучи. «Только вот тебя, — говорит, — и люблю. А остальных всех ненавижу».
— А что ж вы их так, — говорю, — Степан Иваныч?
— Да ну их всех на хер, — отвечает. — Надоели. Уволился я сегодня. На пенсию ушел.
— Ух!.. — поперхнулся дымом Петр.
— Ага… Вам смешно. А он, оказывается, живет здесь через квартал. И теперь, с того самого раза, приходит день через день. Дома жена пить не дает. Заснул вчера у нас тут в уборной прямо на горшке, вы представляете? Еле достучались. Я на коньяк этот смотреть уже не могу. Я вообще последнее время стараюсь не пить, а тут… И ведь на хуй не пошлешь, неловко как-то… А? Что делать-то?
— Ну… — развел руки Петр. — Тут уж…
— Вот и я говорю, — вздохнул Сан Саныч. — Жизнь прожить — не поле перейти.
— Это верно, — согласился Петр.
— Ну а… каким ветром? В наши-то палестины? И что это у вас на лице? У меня йод есть.
— А что, заметно? — Петр тронул рукой щеку.
— Царапина какая-то. Но опухает.
— Вот ведь… А я и забыл. Ладно, дома намажу, спасибо.
— Дело ваше, было бы предложено. Так какими судьбами?
— Да нет, — Волков стряхнул пепел в пепельницу, — мимо просто проезжал, дай, думаю, загляну. Н-но… вот что… раз уж свиделись, — Петр достал бумажник и вынул из него фотографию, которую прихватил из Славиной квартиры. — Сан Саныч, вы никого тут не знаете случайно?
Сан Саныч надел очки, взял в руки небольшой цветной снимок и внимательно в него всмотрелся.
— Нет, — протянул он фотографию Петру. — Но девки хорошенькие. Я бы вот этой вот запердолил, черненькой. А что?
— Меня, вообще-то, парень вот этот интересует, — Волков указал на Славу.
— Ну-ка, ну-ка, — Сан Саныч опять всмотрелся в снимок. — Ну что ж… на вкус и цвет, так сказать…
— Грохнули его намедни. А он вроде как с торговлей был завязан. Ну, и мне интересно, мало ли кто чего знает?
— Так вы же, Петр, по слухам, из органов ушли?
— Да ушел я, ушел. Тут другое.
— Личное?
— Не совсем, но… личная, можно сказать, заинтересованность есть.
— А что значит «с торговлей был завязан»?
— Да я и сам толком не знаю. Просто, похоже, что поставщиком он был, мелким.
— А что возил?
— Черт его знает. Может, вообще, продукты.
— Ну уж тут…
— Да это понятно.
— Всегда рад помочь. А как звали… усопшего?
— Слава. Я даже фамилии его, если честно, не знаю.
— Нет, — Сан Саныч еще раз всмотрелся в фотоснимок. — Нет, не встречал. Точно. Вы уж извините.
— Да ладно… И на том спасибо.
— Ну что? — Сан Саныч приподнял недопитую бутылку коньяку. — Будете?
— А вы?
— Не-ет, — дрогнувшим голосом сказал Сан Саныч. — Мне еще деньги считать.
— Ну, а у меня, — Петр взглянул на часы и поднялся со стула, — четырнадцать минут до старта. У нас ведь, у космонавтов…
— Ну что ж, — Сан Саныч поставил бутылку на стол и протянул Волкову руку. — Успеха на орбите.
— Всего доброго, ~ Петр пожал руку и вышел из кабинета.
«Ладно, — решил он, сев в машину, чуть сдав назад и выруливая на улицу Ленина. — Хватит на сегодня, пожалуй. К Димке я завтра заеду. А там, глядишь, и другое что стрельнет…»
14
— Ну вот, она мне и говорит: «Вы знаете, Ванечка ваш очень болен». Я, естес-свенно…
— Минуточку, Толя, — Леон вошел на кухню и присел рядом с Лизой, которая, порозовев лицом после горячего душа и выпитого коньяку, запахнувшись в махровый халат, сидела за кухонным столом, уплетала салат и, блестя глазами, слушала историю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Они хозяина «корыта» отпускают, а со связником остаются. Считать. Ну это понятно. С того-то что взять? А этот «лавэ» засветил. Ну… то да се… «фара у нас хрустальная, бампер платиновый, а крыло ва-аще…» Выставили они его на все бабки, что у того были (хорошо еще, если хватило) и уехали. А тот куда пошел? А куда бы ни пошел, но осколочек-то у Славы в доме на полу оказался. И значит, занести его на своей подметке мог только участник инцидента. Тот, кто на этом месте топтался. А случайный кто-нибудь? Сосед, например, домой шел, наступил нечаянно и пошел себе дальше. А потом уже к Славе заглянул. Пописать, например. У него дома, дескать, занято, а очень хочется. Могло так быть? Теоретически… да. Но обычно люди по проезжей части не ходят. Они все больше — по тротуару. То есть, ходят, конечно, и по мостовой, но… чаще все-таки по панели. Поэтому — отбросим, для простоты картины. Итак: кап-два уехал; от этих двоих связник откупился;. они тоже уехали. Ну? И что потом? А ничего. Домой он пошел. Слава — связник?! Вот только этого мне не хватало… Я тут, понимаешь, жопу рву, обыкновенных уголовных злодеев разыскиваю, а потом, в оконцовке, выяснится, что мой терпила — резидент вражеской разведки. И из сейфа у него вместе с бабками, на которые ему, по большому счету, глубоко наплевать, сперли какой-нибудь секретный план нашего укрепрайона. О, сюжет! Гурский обоссытся со смеху".
Волков переехал Литейный мост, повернул направо, остановился, пропуская поток машин, встроился, нырнул в туннель, вынырнул и поехал по набережной.
«Ну? — взглянул он налево, на застывший в серых водах реки революционный корабль. — Что тебе снится, крейсер „Аврора“? Матросы-морфинисты? Кумарит тебя? Небось шарахнуть из носового орудия так хочется, что силушек нет? Бедолага…»
По Гренадерскому мосту он въехал на Аптекарский остров и покатил мимо Ботанического сада. Взглянул на часы.
«Может, к Сан Санычу заглянугь? Слава этот явно приторговывал чем-то. Печать, накладные… На машинах что-то развозил. Свой-то магазин он навряд ли имел. Магазин — это магазин. Другой статус. Алиса бы знала. А так… раскидывать по точкам на реализацию — это самое то. У Сан Саныча — шмотки и всякое такое разное. У Димки Булочника — хавка. А с кем еще мы здесь, на Петроградской, дружим? А больше ни с кем мы здесь и не дружим. Ни к кому просто так с вопросами и не ввалишься. Попробуем к Сан Санычу».
Минут через пять Петр Волков припарковал свой джип возле магазина на Сытнинской. Поднялся по ступенькам, прошел, кивнув продавщицам, через торговый зал и подошел к распахнутой двери директорского кабинета.
— Петр Сергеич! — встал ему навстречу из-за стола высокий подтянутый мужчина в белой рубашке с расстегнутым воротом.
— Добрый день, Сан Саныч, — переступив порог кабинета, Волков протянул руку,
— Здравствуйте, — улыбнулся директор, — сколько лет, сколько зим… Как здоровье ваше драгоценное?
— Да ничего, спасибо. У вас-то как жизнь?
— Да ебись она конем, любезнейший Петр Сергеич, — чуть нараспев, грустно сказал Сан Саныч. — Присаживайтесь… Вот вам стульчик.
— А что так? — Петр присел к столу.
— Да ну… — отмахнулся Сан Саныч, — ос-топиздело все, вы не поверите, сил моих больше нет, честное слово. Въябываешь как проклятый, ведь света Божьего не видишь, а все куда-то… как в прорву.
На пороге кабинета, застегивая ширинку, появился очень грузный пожилой мужчина с налитым до малинового цвета лицом.
— Вот, знакомьтесь, пожалуйста, господа, — Сан Саныч сделал жест рукой: — Петр Сергеич, Степан Иваныч…
— Очень приятно, — сипло буркнул мужчина и протянул Петру руку.
— Петр… Очень приятно.
— Ну что, давай по последней? — Степан Иваныч, протиснувшись мимо Волкова, опустился на свой стул и, взяв в руки недопитую бутылку коньяку, взглянул на Сан Саныча.
— Нет-нет, ну его в пизду, прошу покорно. Мне еще деньги считать, так что… извините великодушно. Вот, может быть, Петр Сергеич вам компанию составит.
— Давай? — просипел мужчина, взглянув на Волкова. — Да я поеду.
— Ну…
— Давай-давай, — налил тот две рюмки и, поставив бутылку на стол, взял с тарелочки кусочек аккуратно нарезанной сырокопченой колбаски. — Ваше здоровье.
— Ваше… — Петр выпил коньяк.
— Ну что… — мужчина крепко хлопнул себя ладонями по ляжкам и встал. — Поеду я, Где ж ключи-то? — стал он рыться по карманам.
— Да ну ёб же вашу мать, Степан Иваныч, вот же они, на столе лежат, — Сан Саныч указал на автомобильные ключи, прицепленные к большому черному брелоку с кнопками. — Только на хуя, позвольте поинтересоваться, вам за руль-то садиться? На свою жопу приключений искать? Вам идти-то тут пять минут пешком.
— Думаешь? — взглянул на него мужчина.
— Да хули тут думать-то, я вас умоляю? Оставьте ключи, мы во двор загоним, а на ночь ворота запрем. Завтра заберете.
— Твоя правда, — глядя себе под ноги, Степан Иваныч пожал руку Петру, Сан Санычу, постоял и, тяжело ступая, направился к выходу. — Пошел я, значит.
— Вот ведь, — печально посмотрел ему вслед Сан Саныч. — Мало мне зубной боли в жопе…
Сан Саныча Волков знал давно. Познакомились они еще во времена Глобального Дефицита. Сан Саныч работал в винном магазине на Саблинской, ну… а Петр неподалеку жил.
С первого же дня их знакомства Сан Саныч навсегда покорил Волкова своей способностью изъясняться. Для него не существовало понятия «бранное слово». В принципе. Была живая русская речь во всем ее многообразии. И все.
Обладая артистическим складом натуры, Сан Саныч, как истинный мастер, совершенно свободно владел богатой лексической палитрой и использовал те краски, которые емко и наиболее адекватно выражали его мысли и настроение в настоящий момент времени.
Иные люди сыплют ненормативными оборотами речи от скудости лексикона. И когда вдруг настает момент, на самом деле требующий по-настоящему крепкого словца, они оказываются банкротами. Им просто нечего в этой ситуации сказать, И от бессилия они начинают орать. А это уже скотство, ибо реветь и осел может.
Сан Саныч же по природе своей был человеком тонким и очень мягким. И лишь однажды Петр был свидетелем того, как он употребил истинно «бранное выражение». Было это давно, когда вот этот вот магазин был еще «продовольственным». Они беседовали о чем-то в кабинете, и вдруг в торговом зале возник шум. Сан Саныч вышел к прилавкам, Петр тоже выглянул в дверной проем, и увидел, как жирный зарвавшийся хам орет на молоденькую продавщицу и, не слушая ее лепета, обвиняет во всех смертных грехах ее, дирекцию и всю торговую сеть в целом.
— Ворье! — швырял он ей в лицо. — От ворье-о! Чо ты глаза вылупила, целку строишь, не так, что ли? Жируете, падлы, а на прилавке, вон, говно одно!.. Давай сюда директора, щ-щас я ему!.. Он у меня…
Сан Саныч побледнел и сказал негромко, но так, что было слышно во всем магазине:
— Пошел вон, свинья.
Мужик поперхнулся, хлопнул глазами и открыл было рот.
— Ты понял, что я тебе сказал? Пошел вон, — повторил Сан Саныч.
Тот закрыл рот, повернулся и вышел из магазина, бормоча что-то себе под нос.
Сан Санычу стало очень неловко за то, что он выругался.
— Извините меня, пожалуйста, — сказал он, смутившись, всем присутствующим в торговом зале и вернулся в кабинет.
— Вот, Петр… — расстроенно взглянул он на Волкова. — Ну не ёб твою мать, а?
Однако вернемся в день сегодняшний.
— А кто это такой? — взглянув вслед Степан Иванычу, Волков опять опустился на стул.
— Пупков, — нервически тряхнув головой, Сан Саныч потянулся за сигаретой.
— Пупков… кто таков?
— Да тут вот какая история. Прихожу я в нашу налоговую месяца два назад, мне там кассовую книгу нужно было… херня, короче, всякая, обычно бухгалтер ездит, а тут — я, не суть, в общем. А очередь в кабине-ет… просто чудовищная. Ну, я сижу, как умная Маша, жду. Выходит вдруг из кабинета налоговый наш… с каким-то мужиком, и мужик этот мне и говорит:
«О! А ты чего здесь сидишь?» Я ему: «Да вот… очередь». А он этому нашему: «Ну-ка немедленно его без очереди! Ты что? Это ж мой друг лучший». Я ему, конечно, — в ножки кланяюсь, дескать, что же не заглядываете и вообще… хуё-моё, короче. А сам знать не знаю, кто такой. Он мне: «Зайду, зайду…» И пошел. Ну, меня немедленно приняли, это ж, оказывается, начальник всей налоговой… А я и не знал, грешным делом. Я рад до жопы — такой блат!
— Это ж здорово, — прикурил Петр сигарету.
— Ага… хуёв-дров. Приходит он ко мне дня через два с бутылкой. Я пред ним ну просто шелками расстилаюсь, лепестками роз его осыпаю, а он сидит, коньяком насасывается, как клоп, и хмурый такой, чернее тучи. «Только вот тебя, — говорит, — и люблю. А остальных всех ненавижу».
— А что ж вы их так, — говорю, — Степан Иваныч?
— Да ну их всех на хер, — отвечает. — Надоели. Уволился я сегодня. На пенсию ушел.
— Ух!.. — поперхнулся дымом Петр.
— Ага… Вам смешно. А он, оказывается, живет здесь через квартал. И теперь, с того самого раза, приходит день через день. Дома жена пить не дает. Заснул вчера у нас тут в уборной прямо на горшке, вы представляете? Еле достучались. Я на коньяк этот смотреть уже не могу. Я вообще последнее время стараюсь не пить, а тут… И ведь на хуй не пошлешь, неловко как-то… А? Что делать-то?
— Ну… — развел руки Петр. — Тут уж…
— Вот и я говорю, — вздохнул Сан Саныч. — Жизнь прожить — не поле перейти.
— Это верно, — согласился Петр.
— Ну а… каким ветром? В наши-то палестины? И что это у вас на лице? У меня йод есть.
— А что, заметно? — Петр тронул рукой щеку.
— Царапина какая-то. Но опухает.
— Вот ведь… А я и забыл. Ладно, дома намажу, спасибо.
— Дело ваше, было бы предложено. Так какими судьбами?
— Да нет, — Волков стряхнул пепел в пепельницу, — мимо просто проезжал, дай, думаю, загляну. Н-но… вот что… раз уж свиделись, — Петр достал бумажник и вынул из него фотографию, которую прихватил из Славиной квартиры. — Сан Саныч, вы никого тут не знаете случайно?
Сан Саныч надел очки, взял в руки небольшой цветной снимок и внимательно в него всмотрелся.
— Нет, — протянул он фотографию Петру. — Но девки хорошенькие. Я бы вот этой вот запердолил, черненькой. А что?
— Меня, вообще-то, парень вот этот интересует, — Волков указал на Славу.
— Ну-ка, ну-ка, — Сан Саныч опять всмотрелся в снимок. — Ну что ж… на вкус и цвет, так сказать…
— Грохнули его намедни. А он вроде как с торговлей был завязан. Ну, и мне интересно, мало ли кто чего знает?
— Так вы же, Петр, по слухам, из органов ушли?
— Да ушел я, ушел. Тут другое.
— Личное?
— Не совсем, но… личная, можно сказать, заинтересованность есть.
— А что значит «с торговлей был завязан»?
— Да я и сам толком не знаю. Просто, похоже, что поставщиком он был, мелким.
— А что возил?
— Черт его знает. Может, вообще, продукты.
— Ну уж тут…
— Да это понятно.
— Всегда рад помочь. А как звали… усопшего?
— Слава. Я даже фамилии его, если честно, не знаю.
— Нет, — Сан Саныч еще раз всмотрелся в фотоснимок. — Нет, не встречал. Точно. Вы уж извините.
— Да ладно… И на том спасибо.
— Ну что? — Сан Саныч приподнял недопитую бутылку коньяку. — Будете?
— А вы?
— Не-ет, — дрогнувшим голосом сказал Сан Саныч. — Мне еще деньги считать.
— Ну, а у меня, — Петр взглянул на часы и поднялся со стула, — четырнадцать минут до старта. У нас ведь, у космонавтов…
— Ну что ж, — Сан Саныч поставил бутылку на стол и протянул Волкову руку. — Успеха на орбите.
— Всего доброго, ~ Петр пожал руку и вышел из кабинета.
«Ладно, — решил он, сев в машину, чуть сдав назад и выруливая на улицу Ленина. — Хватит на сегодня, пожалуй. К Димке я завтра заеду. А там, глядишь, и другое что стрельнет…»
14
— Ну вот, она мне и говорит: «Вы знаете, Ванечка ваш очень болен». Я, естес-свенно…
— Минуточку, Толя, — Леон вошел на кухню и присел рядом с Лизой, которая, порозовев лицом после горячего душа и выпитого коньяку, запахнувшись в махровый халат, сидела за кухонным столом, уплетала салат и, блестя глазами, слушала историю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30