— Это собака, — сказала из угла Элис. — Почему он не… лает, когда мы вошел?
— Знаешь, кто самый опасный зверь? — Гурский сгреб с пола пригоршню земли и оттирал ею руку от крови.
— Луди. Человьек.
— Тигр обычно, когда нападает, рычит и на этом часто прокалывается. Он не предупреждает, просто сдержаться не может, из него злоба прет. А медведь нападает молча. Потому что он умный. И способен держать себя в руках, подавлять эмоции. Вот и собаки такие бывают. Ей не пугать, ей убить нас нужно было. Она хозяйский дом охраняла.
— А он знал?
Гурский полез в карман куртки, достал зажигалку, щелкнул ею и осмотрел пол в свете маленького, колеблющегося пламени.
— Что-то я, видать, здорово башкой приложился, — пробурчал он себе под нос. — Совсем мозги отшибло. У меня же огонь есть, а я на карачках ползаю.
— Почти прямо под самой лестницей он увидел валяющуюся монтировку. Чуть в стороне лежал обрез.
— О! — сказал он. — И весь наш арсенал здесь… Ловко он нас сделал. Голыми руками.
— Он знал про собака?
— А? — Гурский погасил зажигалку и, погрузившись в непроглядную тьму, наклонился, подняв обрез и монтировку. Затем сел на пол, привалился спиной к стене, уложил арсенал рядом с собой и полез за сигаретами.
— Сейчас, — сказал он прикуривая. — Глаза снова к темноте привыкнут. И мы начнем бороться за жизнь.
— Он нас специально суда привьез?
— Ну да, — кивнул в темноте Гурский. — Конечно. Когда мы к нему в дом вломились, у него времени думать не было. И на кладбище сначала ситуация для него была… без вариантов. А потом ему поперло. Ребята уехали, и появился шанс. То-то он меня так торопил. И вроде все складно так… А он, выходит, боялся, что Герка вернется.
— Джеки здесь нет?
— Ему главное из контейнера и вообще с кладбища выбраться нужно было. Там-то он уже в могилу заглянул, а жить-то хочется. Вот и… Вот я и купился. Извини, что?
— Джеки.
— А… Нет, конечно. Ее здесь и не было никогда, скорее всего. А вот шанс у него здесь был. Он им и воспользовался. И про собаку он знал. Может, это и вовсе его дом. И собака его. И вообще, знать он не знает, кого мы ищем и чего от него хотим. Совершенно он посторонний человек. А мы на него наехали. А? Может так быть?
— Джеки написал — квартира шестой.
— Да…— задумчиво произнес Гурский, — квартира шесть. Не могла же она ошибиться, на самом-то деле? Там, у него на двери, очень даже четко написано. Значит, так оно, скорее всего, должно и быть.
— Не могла.
— Но нам от этого отнюдь не легче. Посторонний человек нас, по крайней мере, в милицию хотя бы сдал. А тут…
— Что?
— В общем… выбираться отсюда как-то необходимо, чтобы выжить. Срочно. И чем срочней, тем лучше.
Гурский потушил об пол сигарету, взял обрез, монтировку, поднялся и, с трудом различая окружающее, осторожно приблизился к Элис.
— Держи, — протянул он ей обрез. — Он хоть и без боезапаса, но… кто ж об этом знает? Может, у меня патроны по карманам рассованы. Он же не проверял. Пугнуть можно. А он, кстати, меня не обыскивал? И вообще — ты-то как здесь оказалась? Меня собака скинула, а тебя?
— Он. Я… когда собака убил, а ты сюда упал… я наклонился смотреть.
— Ясно. Вот ведь сука…
— А потом он и собака сюда… бросил.
— Не-ет… Он не посторонний. — Гурский медленно перемещался вдоль стены, ощупывая ее верхнюю кромку и в поисках слабого места пытаясь шатать кирпичи. — Нормальный человек свою мертвую собаку в погреб не скинет. И врал уж очень убедительно. А это значит, что врал, но не совсем. Идеальное вранье — это, когда много-много правды и совсем чуть-чуть неправды. Вот тогда это предельно убедительно. Вот на это я и купился. Джеки здесь? Нет. Вот это-то и есть неправда. А все остальное, выходит, правда. И для нас это оч-чень хреново…
Неожиданно Элис схватила Гурского за руку.
— Ш-ш…-прошипела она.
Гурский замер и прислушался.
Где-то над головой стукнула дверь, раздались отдаленные звуки шагов и чьи-то голоса.
«Ну вот, девочка моя, — подумал Адашев-Гурский, стиснув в руках монтировку, — вот мы и приплыли».
Шаги приблизились, голоса стали явственнее.
— Петр… — ошарашенно пробормотал Адашев-Гурский. — Петька, чтоб я сдох!..
— Кто? — не поняла Элис.
— Петь-ка-а! — крикнул, задрав голову, Гурский. — Пе-тька! Мы зде-есь!
Наверху послышалась какая-то возня, что-то упало, а потом крышка погреба распахнулась, и в освещенном проеме люка возникло изумленное лицо Волкова.
— Гурский… — недоуменно сказал он. — Мать твою за ногу! Ты чего, охренел? Ты зачем здесь сидишь?
Элис подошла к лестнице и стала по ней подниматься. Петр протянул ей руку.
— Я сама, — сказала Элис и выбралась из подвала.
Следом поднялся на кухню Александр.
— Там больше никого нет? — Петр заглянул в погреб, взглянул на Гурского и опустил крышку.
— Ш-шит…— Элис стряхивала с волос мусор.
— Как понимать-то? — Волков смотрел на обрез в ее руках. — Грабежом консервов промышляете?
— Петя, где этот хмырь? — Гурский потирал плечо.
— Там, — Волков кивнул в сторону одной из комнат.
— Смотри, сбежит.
— Эт-та вряд ли, — Петр обернулся. — Леш, давай-ка его сюда.
Из комнаты, держа за шкирку мужика, у которого на левом глазу наливался свежий бланш, вышел и остановился в коридоре широкоплечий Леша.
Элис, опустив голову, неторопливо подошла к ним, взглянула исподлобья мужику в лицо и вдруг размашисто и хлестко саданула ему ногой в пах.
— С-сан ове бич… — смачно бросила она. Мужик охнул, выскользнул из руки Алексея, сложился пополам и повалился на пол.
— Ну-у-у… дружок, — наклонился над ним Волков. — А ты мне тут горбатого лепишь. Я не я, и хата не моя.
— Он нас сюда привез, — сказал Гурский. — Сказал, что здесь Жаклин прячут.
— Вот так вот даже? Ты гляди… Ладно, разберемся, — Волков обернулся к Алексею. — Слушай, вот про этот погреб он вроде и говорил. Давай, взгляни там. Где тут свет-то включается?
Леша открыл крышку люка и спустился вниз. Петр, найдя на стене кухни второй выключатель, щелкнул им, и в подвале загорелся свет.
— Ну что? — Волков склонился над погребом.
— Есть, Сергеич, — донеслось снизу. — Тут в углу, вон, кирпичи вынимаются.
— Ну вот, а ты говоришь… Леша поднялся наверх, держа в руках черную спортивную сумку.
— Ну-ка, — Петр расстегнул ее и заглянул внутрь. — Мама дорогая… Это ж сколько тут? Смотри, Гурский.
— Много, — подтвердил, заглянув в сумку, Александр. — Может, тут и те, которые за Джеки. .
—
В смысле? — поднял на него глаза Волков.
— Ну, этот вот говорил, что ее чеченам продать собирались.
— Да? — Петр вскинул брови, а потом повернулся к Алексею. — Так, давай-ка его в браслеты и в машину пакуй. Разберемся. Барышня, пушку вашу позвольте, пожалуйста… Не идет она вам. Она вас простит.
— Это Геркин, — сказал Гурский. — Вернуть надо.
Волков взял у Элис обрез и понюхал стволы.
— Кого завалили? — взглянул он на Александра.
— Собаку.
— И не жалко?
— Она мне в горло кинулась. Элис чудом успела.
— Да? — Петр оценивающе посмотрел на девушку и улыбнулся. — Вам бы теперь пожениться. Самое то.
Элис фыркнула и пошла по коридору к выходу из дома.
— Шутка, — громко сказал ей вслед Волков, — сори. Я тоже этому типу жизнь спасал. Но мы же не женимся.
— Ты меня не возбуждаешь. — Гурский вышел из кухни.
— Ну уж извини, — пожал плечами Волков.
— А это чья? — Петр Волков взглянул на одиноко стоящую у забора белую «восьмерку» с помятым передним крылом.
— Геркина, — Гурский поправлял манжет рубашки.
— А где он?
— С Федором уехал… а нам же как-то нужно было сюда попасть. Алиса за руль села.
— Ясно. Как же…— задумался Волков. — Как же нам ловчее… Вот что. Леша, ты давай за руль в мою тачку, Гурский, ты с ним, поможешь за хмырем присмотреть. А мы с барышней следом за вами в Геркиной поедем. Мне, в случае чего, с ментами проще договориться будет, чем Лешке. Только вы не отрывайтесь, на нас-то поглядывайте. Далее… Едем сначала ко мне домой, слышишь, Леша?
— Слышу.
— Вот. Мы там Геркину машину запаркуем, ты, Гурский, вместе с Алисой у меня тормоз-нешься, а я еще дела кой-какие раскидаю и вернусь. Ну что, по коням?
— Поехали, Сергеич, — Леша усаживался за руль джипа, — поздновато уже.
Добравшись без приключений до Петроградской стороны, обе машины остановились возле дома Волкова.
Элис вышла из «восьмерки», Петр, наклонившись, нажал на кнопку правой двери, выбрался наружу и запер машину.
— Держи, — протянул он Гурскому, который захлопнул за собой заднюю дверь джипа, ключи от своей квартиры. — Располагайтесь там. Знаешь, где что. Я скоро.
— Ты вот что, — Адашев-Гурский достал сигарету. — Этот гад наверняка знает, где Джеки. Она из его окна записку выбросила, что, мол, ее украли и в этой квартире держат. Поэтому мы и пытались его прижать. Но… А что он вообще в доме там делал после того, как… мы в погребе уже оказались? Я думал, он слинял давно.
— Кто ж его знает. Сидел, ждал чего-то. Нас на пороге увидел и остекленел аж весь. От неожиданности. Мямлить стал чего-то непонятное. Когда уже ты из погреба голос подал, только тогда он и дернулся… Лешке на кулак.
— Да. Не его сегодня день, явно. С утра до вечера гости. И все с пиздюлями. То менты с автоматами, то…
— Что еще за менты?
— Потом расскажу. Ты, главное, у него про Жаклин обязательно все выспроси. Обстоятельно. Он должен что-то знать. А то ведь пропадет девка.
— С-слушай, Сань, а… Элис эта, она… тебе не кажется, что она темнит чего-то, а?
— Петь, — Гурский посмотрел на Петра, — ну чего ей темнить?
— Мало ли…
— Она своя, отвечаю. Ты мне веришь?
— Вот в том-то и дело, — Волков шагнул к джипу, — на этом-то каждый раз и покупаюсь.
— Не понял я слов твоих… Объясни.
— Ладно. Разберемся.
33
Черный джип остановился возле дома, над одной из парадных которого была установлена портативная телекамера.
— Приехали, — Петр Волков выключил двигатель, поставил машину на «ручник» и обернулся назад. — Давай, Леш, свободен, отдыхай.
— Ага, пока. С праздничком тебя, Сергеич.
— С каким?
— Так Пасха же наступила уже. Все. Воскресенье.
Петр взглянул на часы:
— И правда. То-то я смотрю, полегчало…
— А как же. Я и в церковь хотел пойти, службу отстоять. Не судьба, видать.
— Так а ты и сходи. Служба-то еще часов до четырех не закончится.
— И то верно. Постою, свечку поставлю. Ну что, Христос Воскресе, Сергеич?
— Воистину.
— Дай тебе Бог.
— И тебе, Леша. Бывай.
Алексей вышел из машины и, устало переставляя ноги, побрел по тротуару.
Волков взял с пассажирского сиденья черную спортивную сумку, вышел из автомобиля, закрыл переднюю дверь и, открыв заднюю, посмотрел на сидящего со скованными руками мужика.
— Ну что, болезный? Вылезай, что ли, приехали.
Тот выбрался наружу.
Петр закрыл заднюю дверь, нажав на кнопку брелока, запер джип и кивнул на дверь парадной:
— Вот из этой двери выйти у тебя только два варианта. Первый — ты выходишь вместе со мной и идешь домой. Второй — тебя выводят совершенно другие люди, и уж куда они потом тебя ведут… Тебе какой больше глянется?
— Домой.
— Вот. И мне так почему-то кажется. Поэтому думай. Мы с тобой сейчас туда зайдем, я пока дела свои решать буду, а ты посидишь где-нибудь в уголочке и подумаешь. Потом я тебя спрашивать буду, и от того, что ты мне скажешь, судьба твоя зависеть и будет. Никто тебя не неволит, волю свою не навязывает. Сам решай. Понял?
— Да.
— Ну пошли тогда. Давай-ка руки-то, нечего людей пугать, — Петр снял с него наручники и убрал в карман.
Подойдя к двери, Волков нажал на кнопки панели и повернулся лицом к телекамере. Замок, щелкнув, открылся.
Они поднялись на второй этаж. Железная дверь квартиры была уже приоткрыта, и в тревожном взгляде хозяина, встречавшего их на пороге, Петр прочел немой вопрос.
Чуть приподняв сумку, Волков указал на нее глазами, а затем кивнул в сторону измазанного засохшей грязью и цементом мужика:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30