Его срочно вызывали на родину — «для консультаций в связи с приближающейся специальной сессией Генеральной Ассамблеи ООН по разоружению, а также для обсуждения некоторых других вопросов».
Шевченко насторожился: с какой стати что-то обсуждать, когда директивы советской делегации на сессию уже готовы? И что это еще за «некоторые другие вопросы»? Он точно знал: когда дипломатов его ранга срочно вызывали в Москву, то причину объясняли ясно и четко.
Телеграмма повергла Шевченко в панику. Он вернулся к себе в здание Организации Объединенных Наций и позвонил своему связному — офицеру Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов:
— У меня срочное дело. Я должен увидеться с вами как можно скорее.
Встретившись, сказал, что не поедет в Москву. Он проработал на ЦРУ двадцать семь месяцев и заявил, что больше не может. Он попросил выполнить данное ему обещание: гарантировать политические убежище в Соединенных Штатах.
Сотрудник ЦРУ вздохнул. Эмигрант Шевченко американскую разведку не интересовал. Но он понял, что Аркадий Николаевич смертельно напуган и успокоить его невозможно. Он попросил время до четверга, чтобы все подготовить.
Олегу Трояновскому на следующий день Шевченко раздраженно сказал, что у него масса дел и он улетит в Москву только в воскресенье.
— Я бы вам не советовал тянуть, — ответил Трояновский. — Это не мое дело, но когда центр присылает такую телеграмму, лучше ехать не мешкая.
Шевченко пригласил в ресторан приехавшего из Москвы советника отдела международных организаций МИД Геннадия Сташевского, сказал ему, что хочет поехать в Москву, чтобы завершить дела, связанные со спецсессией ООН. Сташевский не подозревал, что по просьбе КГБ Шевченко вызывают домой.
— Даже не высовывайся с этим, — прервал он Аркадия Николаевича. — Тебе абсолютно незачем ехать. Все решат, что тебе просто охота побывать в Москве.
Шевченко убедился, что вызов в Москву — ловушка.
В четверг ночью он спустился на один пролет в доме, где он жил, и вошел в конспиративную квартиру американской разведки, которую сняли специально для встреч с ним. Его уговорили оставить жене письмо, чтобы она ничего не заподозрила раньше времени.
Шевченко поднялся к себе и написал ей записку, которую она увидит только утром. Он положил в портфель снимок дочери, фотографию своей жены вместе с женой Громыко и большое групповое фото с Брежневым.
Шевченко спустился по пожарной лестнице, перешел через улицу и сел в ожидавшую его машину. Его спрятали в доме, принадлежавшем ЦРУ. По иронии судьбы одного из сотрудников ЦРУ, опекавших Шевченко, звали Олдрич Эймс. Через несколько лет он стал агентом советской разведки…
В книге «Разрыв с Москвой» Шевченко сам описал, как за несколько лет до побега он обратился к старому знакомому-американцу:
— У меня к вам необычная просьба. Я решил порвать со своим правительством и хочу знать заранее, какова будет реакция американцев, если я попрошу политического убежища.
— Вы шутите, Аркадий! — ошеломленно сказал тот.
— Я совершенно серьезен, — настаивал Шевченко. — Такими вещами не шутят.
Подумав, американец сказал:
— Мы давно знаем друг друга, и я, конечно, постараюсь помочь вам. На следующей неделе я еду в Вашингтон. Я все разузнаю. Но нас больше не должны видеть вместе.
Через несколько дней в библиотеке ООН он передал Шевченко листок бумаги, на котором было написано:
«Из Вашингтона приезжает человек специально для того, чтобы встретиться с вами. У меня сложилось впечатление, что вам предоставят политическое убежище, и я надеюсь, что разговор с этим человеком успокоит вас».
Сотрудник ЦРУ провел с Шевченко классическую вербовочную беседу:
— Если вы готовы бежать, мы готовы помочь вам. Мы примем вас, если вы именно этого хотите.
Он, правда, сразу предупредил, что в Соединенных Штатах у Шевченко не будет особых привилегий, к которым он привык: машины с шофером, государственной квартиры, той роскоши, которая полагалась советскому чиновнику высшего класса.
— Вы понимаете, что, если вы будете жить открыто, ваша жизнь всегда будет под угрозой? — сказал сотрудник ЦРУ.
«Я достаточно был осведомлен о длинной руке и долгой памяти КГБ, — писал Шевченко. — Почему он заговорил об этом: неужели он хочет отговорить меня?»
Но американец преследовал иную цель. Ему надо было убедить Шевченко не спешить с побегом:
— Подумайте, сколько вы могли бы сделать, если бы остались на своем месте. Вы могли бы снабдить нас массой информации.
— То есть вы хотите, чтобы я стал шпионом? — переспросил Шевченко.
— Мы бы не назвали это шпионажем, — осторожно ответил вербовщик. — Давайте скажем так: время от времени вы будете на таких встречах снабжать нас информацией.
Шевченко согласился, понимая, что в таком случае станет куда более ценным приобретением для американцев. Но он недооценил психологического пресса, который способен раздавить и более крепкого человека.
Он регулярно заходил в святая святых — шифровальный отдел на седьмом этаже советского представительства, который охраняли вооруженные чекисты. В специально отведенной комнате Шевченко читал поступающие из Москвы секретные телеграммы, потом пересказывал их американцам. Кроме того он пересказывал новости, которые привозили приезжавшие в Нью-Йорк высокопоставленные московские гости.
Шевченко назвал американцам сотрудников резидентур КГБ и военной разведки — всех, кого знал. А он знал, наверное, всех, кто работал в Нью-Йорке, да и в Вашингтоне, и в Сан-Франциско (где было советское генконсульство) тоже…
После побега Шевченко министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко раздраженно сказал председателю КГБ Андропову, что помощников у него было много и он просто не помнит такого человека — Шевченко.
Контрразведчики, которые обыскали московскую квартиру Шевченко, принесли Андропову фотографии, на которых министр иностранных дел был запечатлен вместе со своим беглым помощником в домашнем интерьере.
Но это не значит, что Шевченко был близок к министру. Он был близок к сыну министра — Анатолию Громыко. Шевченко познакомился с младшим Громыко, когда учился в МГИМО. Они вместе написали статью. После чего Шевченко взяли на работу в Министерство иностранных дел.
Друзей у Андрея Андреевича Громыко не было. Ему хватало общения с семьей. Хотя даже в разговорах с сыном он был крайне осторожен, в нем всегда присутствовал внутренний цензор. Андрей Андреевич был очень предан своей жене, с которой прожил всю жизнь. Говорили, что она сильно влияет на кадровую политику министерства, потому что Андрей Андреевич к ней очень прислушивается.
Переводчик Виктор Суходрев оказался свидетелем, как однажды министру позвонила раздраженная жена и стала жаловаться, что дочери ее дальних родственников поступали на курсы, где готовили стенографисток-машинисток для МИДа, но их не приняли, потому что они схватили по двойке.
Громыко вызвал своего старшего помощника, который был в курсе дела, и спросил:
— В чем дело? Почему девочки получили двойки за диктант? Это безобразие! Просто возмутительно!
Помощник стал объяснять:
— Андрей Андреевич, они наделали массу ошибок, поэтому поставили им двойки…
Громыко разозлился:
— Я сейчас вам такой диктант задам! И вы у меня тоже двойку получите! Немедленно займитесь этим!
Суходрев рассказывает, что Лидия Дмитриевна, приезжая в Соединенные Штаты вместе с министром, ездила за покупками для всей семьи, искала товар подешевле. Громыко всегда привозил подарки первым лицам в политбюро — шляпы, рубашки и галстуки. Сам, конечно, не покупал, поручал переводчику. Лидия Дмитриевна неизменно отчитывала Суходрева за то, что он выбрал слишком дорогой товар.
Особая сложность состояла в покупке шляп. Те фасоны, которые носили в политбюро, давно вышли из моды, и в Нью-Йорке их просто не было. Но каждый год Громыко отправлял Суходрева на поиски шляп серого цвета.
Он брал образцы, привозил. Громыко придирчиво изучал. Иногда приходилось по нескольку раз ездить в магазин, потом все-таки нужные находились, и в магазине на каждой шляпе ставились инициалы будущих владельцев — Брежнева, Громыко, Андропова, Подгорного, Черненко…
Товарищам по политбюро министр всегда был готов посодействовать. Киевский лидер Петр Ефимович Шелест дал указание постоянному представителю Украины при ООН организовать его жене Ирине Шелест личное приглашение в Соединенные Штаты. Но на всякий случай Шелест прозвонил Громыко: как на это посмотрит министр иностранных дел?
Андрей Андреевич был бесконечно любезен, сказал:
— Это правильно, пусть съездит и посмотрит другой мир.
И даже предложил взять жену Шелеста в свой спецсамолет — он летел в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН.
Громыко радел родным людям. Его дочь Эмилия вышла замуж за профессора МГИМО Александра Сергеевича Пирадова. Для него это был третий брак. Первой его женой была дочь Серго Орджоникидзе. Пирадов быстро получил ранг посла и уехал в Париж представителем в ЮНЕСКО.
Сын Громыко Анатолий захотел попробовать себя в дипломатии. В молодом возрасте он стал советником-посланником в посольстве ГДР, но понял, что посольская должность ему заказана, поэтому перешел на научную работу. Его сделали директором Института Африки Академии наук СССР.
Аркадий Шевченко быстро сделал карьеру в министерстве, в 1969 году стал одним из помощников Громыко. Это была тяжелая, но интересная работа.
Утром к приезду министра помощники подбирали и клали на стол самые важные телеграммы и сообщения, поступившие за ночь. В девять министр вызывал советника, и тот докладывал о важнейших материалах, которые поступили по каналам информационных агентств. Он работал в своем кабинете на седьмом этаже до восьми-девяти вечера, потом ехал домой и продолжал работать дома до полуночи. И очередной помощник приезжал к нему, чтобы забрать просмотренные им документы.
Надо понимать, что Шевченко пришелся министру по душе, потому что в декабре 1972 года Громыко сказал ему:
— Мне посоветовали рекомендовать вас на пост заместителя генерального секретаря ООН. Как вы относитесь к этому, Шевченко? Если хотите, можете все обдумать и дать мне ответ завтра.
Бумаги с просьбой утвердить назначение были отправлены в ЦК. А уже в конце февраля 1973 года Аркадию Шевченко позвонил старший помощник министра Василий Макаров:
— Аркадий, зайди ко мне и приготовься танцевать.
В МИД пришло решение командировать Шевченко в Нью-Йорк. Одним из его предшественников на этой должности был посол Соединенных Штатах Анатолий Федорович Добрынин. Так что следующим назначением стал бы посольский пост в крупной стране. Перед молодым, по мидовским понятиям, человеком открывалась прекрасная карьера.
Генеральным секретарем ООН и непосредственным начальником Шевченко был Курт Вальдхайм, бывший министр иностранных дел Австрии и будущий президент страны. В те годы никто не знал, что Вальдхайм — военный преступник.
Он появился на свет Куртом Вацлавиком, но его отец быстро сообразил, что с чешской фамилией в Австрии карьеры не сделаешь. И Вацлавик стал Вальдхаймом. Со временем Курт Вальдхайм понял, что менять можно не только фамилию.
В 1938 году семья Вальдхаймов была против присоединения Австрии к нацистской Германии. Когда это совершилось, отец Вальдхайма потерял работу и на короткое время даже попал в нацистскую тюрьму. Вальдхайм-младший быстро сориентировался в ситуации. Он вступил в нацистский студенческий союз и в СА, штурмовые отряды. Когда началась война, стал офицером вермахта.
В 1941 году 45-я пехотная дивизия группы армий «Центр», в которой воевал Вальдхайм, брала Бресткую крепость. Лейтенант Вальдхайм был награжден Железным крестом второй степени и медалью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81