вместо того чтобы передать информацию полицейским? Ты знаешь, Виктория, порой от тебя спасу нет.
Ее венский акцент усилился, как всегда в тех случаях, когда она бывала рассержена.
– Да, да, возможно, ты права.
Раненое скованное лицо, сдавленные плечи соединились в этакий болевой синдром. Он усиливался с каждым рывком, вверх-вниз, словно колеса старинного парома-пароходика на Ривервью. С секунду мне казалось, что я и вправду плыву на таком пароме, но потом до меня дошло, что я ехала в клинику... Моя мать тяжело больна. Возможно, уже умирала, но мы с отцом старались не подавать виду, как нам больно... Однажды после победы, одержанной на школьном баскетбольном чемпионате, я и другие девчонки выхлестали несколько бутылок виски. Но что было потом! Вот это была боль! А я тогда должна была навестить маму. И предстать перед ней не вялой и разбитой, а энергичной, подвижной, без всяких признаков похмелья...
– Впрочем, мне иногда кажется, что я и сама тоже дура изрядная. – Острый голос Лотти прорезал туман. – Ты в ужасном состоянии. Что бы ни заставило тебя поехать сегодня туда к ним, не надо было с ними ссориться. Ну, пойдем, дорогая. – Она сказала это по-немецки: «либхен». – Ну-ка, на ноги, быстро. Вот так. Обопрись на меня.
Я медленно встала, зябко дрожа, несмотря на теплый воздух вокруг. Лотти вызвала дежурную бригаду. Прикатили кресло с колесиками, и я погрузилась в него. Мы заехали в клинику.
Я боролась со сном. Белые огни пятнами вспыхивали перед закрытыми веками. Что-то холодное обвевало лицо. Мускулы расслабились.
– Я буду жить, док? – промямлила я.
– Жить?! – Мужской голос отозвался во мне громким эхом. Я очнулась и присмотрелась к нему: пожилой мужчина с морщинистым лицом и сединой. – А кто вам сказал, что вы должны умереть, мисс Варшавски?
– Я не то хотела спросить. Лицо. Мое лицо. Как я буду выглядеть?
Он покачал головой.
– Ничегошеньки не будет заметно. Ну, конечно, придется несколько месяцев избегать яркого, солнечного света и соблюдать диету. И тогда ваш суженый, целуя вас, увидит узенькую полосочку. Впрочем, надеюсь, он будет так близко, что ему и в голову не придет что-нибудь скрупулезно рассматривать.
У-у, самец противный, подумала я. Впрочем, разве можно кусать руку, которая накладывает швы на ваше лицо?
– Я оставлю вас здесь до утра. Таким образом, вы хоть капельку поспите вместо того, чтобы болтаться в машине. С вами мечтает переговорить полиция, но я попросил их подождать до утра...
Возможно, он был не такой уж плохой человек, этот доктор. Я горячо поблагодарила его. Спросила, где Лотти. Уехала, ответил он, убедившись, что меня оставляют до завтра. Меня подняли по эскалаторам наверх, а потом отправили вниз, в палату. Нянечка раздела меня, дала халат и уложила в постель с такой легкостью, словно я была ребенком, а не детективом, весящим свыше 130 фунтов.
Только попросите их не будить меня утром, чтобы померить давление, – пробормотала я и провалилась в черную дыру сна.
Глава 9 Полицейские у «Бар-Би-Кью»
Благодаря доброй дозе хорошего снотворного я проспала в воскресенье почти до двух часов дня. Поверить не могла, когда наконец проснулась, – никто меня не разбудил. Невозмутимая рутина клиники обезоруживала, давая возможность побыть самой собой. Все-таки это неплохо, если у тебя верные друзья в надлежащих сферах.
В три пришла врач-интерн, понаблюдать как и что. Она подвигала моими ногами и руками так и эдак, приставила офтальмоскоп к глазам.
– Доктор Пирвиц, – сказала она, – отдал распоряжение: вы можете ехать домой, если чувствуете, что в состоянии это сделать.
Доктор Пирвиц? Я предположила, что это был тот самый седовласый хирург, имени которого я так и не узнала, когда мы общались.
– Отлично. Я в хорошем состоянии. – Мои челюсти все еще болели, а плечи ломило так, что я вздрагивала от боли, когда двигала руками. Но в домашнем уюте все быстрее заживет...
Она подписала мою историю болезни и справку о выписке: так делают всегда, даже в том случае, если больной заявляет, что с ним все в порядке.
– О'кей, – сказала врач. – Все формальности соблюдены, лечение проведено квалифицированно. Тем не менее передайте эту расписку дежурным медсестрам, они все оформят окончательно.
Она ободряюще улыбнулась и исчезла.
Я выбралась из постели и поплелась, как зомби, в душевую. Только когда одевалась, поняла, что тело состоит из мириад мышц. Кто бы только мог подумать, что их так много?
Я влезала в туфли, когда в дверях появился смущающийся мистер Контрерас. В руках он сжимал букетик маргариток. Он засиял, увидев, что я одеваюсь.
– Я приходил в час, но они сказали, что ты еще спишь. О, моя милая игрушечка, ты свое лицо видела? Выглядишь, словно после драки в пивной. Ну, ничего, все выяснится. Заберем тебя домой, приложим кранам сырого мясца. Знаешь, это просто делало чудеса, когда я был молод. Все «фонари» как рукой снимает.
Я тщательно старалась не смотреть на себя в зеркало, принимая душ. Но теперь...
– Прекрасно. Верю тебе, зеркало, – сказала я без особого энтузиазма. Но сейчас не могла удержаться от соблазна поглазеть в зеркальце, висевшее над рукомойником. В прошлую ночь мне не довелось полюбоваться «рукоделием» Серджио. Темная полоска бежала от левого глаза к подбородку. На нее были наложены пластиковые прозрачные швы. В принципе все выглядело не так уж и страшно. Правда, под глазом был фиолетово-черный синяк, что придавало мне вид проштрафившейся домохозяйки. На шее тоже была резаная рана.
– Цель оправдывает средства, – высокопарно сказала я, не комментируя, чьи это были цели и чьи средства, мои или Серджио.
– Не переживай, куколка, заживет как на кошке. Будешь как новенькая. Вот увидишь... А это я принес потому, что думал, вдруг тебя здесь оставят. – Он вручил мне маргаритки.
Я поблагодарила стариками сказала, что меня отпускают а потому возьму букет с собой.
Он провел меня через холл, сопровождая путешествие художественным описанием баталий, в коих ему доводилось участвовать, будучи машинистом. Как ему нос сломали. Да и зуб тоже! Он настоял на том, чтобы я осмотрела коронку... Ну а уж что ему наговорила хозяйка, когда он как-то вернулся домой в четыре утра, сильно выпивши, а под глазом – во-о-от такой синячище! Это ему один проводник врезал. Да, были, были времена...
Процесс выписки прошел гладко. Стараясь завлечь также и платных пациентов округи, «Бет Изрейэль» поддерживал высочайший профессионализм буквально во всем. По крайней мере, Лотти так утверждала. И дежурная сестра и клерк, заведовавший историями болезней, были обворожительны, не то что миссис Кеклэнд в «Дружбе-5». Они дали мне порошки, микстуру и велели явиться через неделю для снятия швов. Мистер Контрерас любовно настраивал радиоприемник. Мы ехали домой, с наслаждением слушая спортивный комментарий об эпохальной бейсбольной схватке сильнейших соперников-чемпионов страны.
Он захотел непременно подняться ко мне и убедиться, что у меня будет полнейший комфорт. К маргариткам он, оказывается, еще прикупил и гигантский бифштекс для гриля, и бутылку виски «Белл», которое, на мой вкус, слабовато. Я была тронута его великодушием и пригласила пропустить стаканчик-другой за компанию. Я сидела на задней веранде со стаканчиком виски и приемником, тоже настроенным на волну спортивной передачи, а мистер Контрерас жарил бифштекс на общем гриле во дворе. Пара малолеток-корейцев играли в мяч, когда он готовил еду, поэтому его энтузиазм несколько угас из-за непосредственной угрозы, нависшей над его помидорами и частной собственностью вообще.
Я прожевывала жаркое мелкими кусочками, запивая его глотками виски, когда прибыла полиция. Я лениво встала и нажала кнопку домофона. Детектив Роулингс назвался, и я вспомнила, что доктор Пирвиц говорил, якобы полиция жаждет встречи со мной. Больницы обязательно передают полицейским информацию о всех насилиях. Это облегчает работу полисменов и помогает жертвам.
Роулингс прямо-таки излучал фальшивую светскость. На нем были джинсы и тенниска, что не только не скрывало пистолет под пиджаком, но, напротив, гротескно выдавало его наличие. Роулингса сопровождал полицейский в форме, чувствовавший себя несколько скованно в присутствии старшего по званию.
– Ну что, немного порезались, мисс Варшавски? – осведомился Роулингс.
– Так ведь не очень заметно. Однако хирург, кажется, так не считает. Я сказала ему, что вас тоже не проведешь.
– Ох, сдается мне, что я вдоволь навидался всяких ножевых ранений на своем веку, меня и в самом деле не проведешь. Ну а теперь к делу. Вот что меня интересует: разница между частным детективом и адвокатом. Кто вы, мисс Варшавски? Юрист или детектив?
Мистер Контрерас приблизился ко мне, но в беседу не вступал. Я любезно представила его Роулингсу, прежде чем ответить на вопрос.
– Я и то и другое, детектив Роулингс. У меня есть официальная адвокатская лицензия штата Иллинойс по полной форме. Но у меня также имеется лицензия на право занятия частным следовательским сыском. Тоже в полном порядке. По крайней мере, в пределах этого штата.
Я села в кресло. Роулингс разместился на софе напротив меня. Человек в форме навытяжку стоял рядом с ним, держа блокнот наготове. Мистер Контрерас прикрывал мой тыл. Дуэлянты и секунданты. Когда бросают платок, дуэлянты должны выстрелить одновременно.
– Почему в тот день вы не сказали мне, Варшавски, что вы тоже детектив?
– А я в тот день таковым не являлась. Приехала с врачом Хершель в качестве ее адвоката. Она провела детские годы в окружении фашистских штурмовиков и с тех пор испытывает страх перед людьми в форменной одежде. Это необоснованно здесь, в Чикаго, но тем не менее...
Глянув мне в лицо, Роулингс сузил глаза.
– Вы же знаете, что вы популярны и ваше имя известно... Когда вы уехали, я справился у сержанта. Он помнил еще вашего отца. А вчера поговорил со своим дружком Терри Финчли, который служилв южной части города. Я упомянул вас при разговоре. Он-то мне и сказал, что вы занимаетесь частным сыском и все такое. И как его начальник, лейтенант Бобби Мэллори, вдруг начинает колыхаться, если вы влезаете в какое-либо дело. Конечно, я малость на вас разозлился. Подумал, не позвонить ли вам, не зачитать ли закон о неповиновении властям, чтобы вы не путались у меня под ногами.
– Ну, и почему не сделали?
– О, не знаю. Терри сказал, что вы – большая заноза в заднице, но добиваетесь результатов. Вот я и решил: а вдруг вы и для меня что-нибудь откопаете? Ну, теперь-то вижу, что насчет занозы он был прав... Перейдем ко второй части – результатам. В каком это салоне красоты вы вчера побывали?
Я закрыла глаза.
– Сто лет назад я подвизалась на ниве адвокатуры. Финчли вам об этом сказал? Ну так вот, прошлой ночью мне выпала честь встретиться с одним из моих бывших клиентов. А он, как оказалось, не оценил мой труд, оказанную мною когда-то помощь. Однако всем ведь не угодишь, я полагаю?
– Нет ли здесь связи со смертью Малькольма Треджьера?
– Не думаю. Возможно, ошибаюсь, но мне кажется, дело в личной обиде.
– Где это произошло?
– Около Северного округа.
– А точнее?
– Северная авеню. Уоштено.
– А, Гумбольдт-парк? Какого же лешего вы там делали, Варшавски?
Открыв глаза, я увидела, что Роулингс напрягся, даже заерзал на софе. Он выглядел обозленным, или мне это показалось. Мистер Контрерас бормотал что-то нечленораздельное. Возможно, ему не нравилось, что Роулингс ведет себя со мной так бесцеремонно, а может, думал, что не следовало бы легавому отчитывать меня.
– Так вот, я беседовала с моим разобиженным бывшим клиентом.
– Как бы не так! Да и не были вы там. Это же центр тусовки «Львов». Эти ублюдки ежедневно суют свой нос на мою территорию. И пусть меня повесят, если я позволю вам присоединиться к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Ее венский акцент усилился, как всегда в тех случаях, когда она бывала рассержена.
– Да, да, возможно, ты права.
Раненое скованное лицо, сдавленные плечи соединились в этакий болевой синдром. Он усиливался с каждым рывком, вверх-вниз, словно колеса старинного парома-пароходика на Ривервью. С секунду мне казалось, что я и вправду плыву на таком пароме, но потом до меня дошло, что я ехала в клинику... Моя мать тяжело больна. Возможно, уже умирала, но мы с отцом старались не подавать виду, как нам больно... Однажды после победы, одержанной на школьном баскетбольном чемпионате, я и другие девчонки выхлестали несколько бутылок виски. Но что было потом! Вот это была боль! А я тогда должна была навестить маму. И предстать перед ней не вялой и разбитой, а энергичной, подвижной, без всяких признаков похмелья...
– Впрочем, мне иногда кажется, что я и сама тоже дура изрядная. – Острый голос Лотти прорезал туман. – Ты в ужасном состоянии. Что бы ни заставило тебя поехать сегодня туда к ним, не надо было с ними ссориться. Ну, пойдем, дорогая. – Она сказала это по-немецки: «либхен». – Ну-ка, на ноги, быстро. Вот так. Обопрись на меня.
Я медленно встала, зябко дрожа, несмотря на теплый воздух вокруг. Лотти вызвала дежурную бригаду. Прикатили кресло с колесиками, и я погрузилась в него. Мы заехали в клинику.
Я боролась со сном. Белые огни пятнами вспыхивали перед закрытыми веками. Что-то холодное обвевало лицо. Мускулы расслабились.
– Я буду жить, док? – промямлила я.
– Жить?! – Мужской голос отозвался во мне громким эхом. Я очнулась и присмотрелась к нему: пожилой мужчина с морщинистым лицом и сединой. – А кто вам сказал, что вы должны умереть, мисс Варшавски?
– Я не то хотела спросить. Лицо. Мое лицо. Как я буду выглядеть?
Он покачал головой.
– Ничегошеньки не будет заметно. Ну, конечно, придется несколько месяцев избегать яркого, солнечного света и соблюдать диету. И тогда ваш суженый, целуя вас, увидит узенькую полосочку. Впрочем, надеюсь, он будет так близко, что ему и в голову не придет что-нибудь скрупулезно рассматривать.
У-у, самец противный, подумала я. Впрочем, разве можно кусать руку, которая накладывает швы на ваше лицо?
– Я оставлю вас здесь до утра. Таким образом, вы хоть капельку поспите вместо того, чтобы болтаться в машине. С вами мечтает переговорить полиция, но я попросил их подождать до утра...
Возможно, он был не такой уж плохой человек, этот доктор. Я горячо поблагодарила его. Спросила, где Лотти. Уехала, ответил он, убедившись, что меня оставляют до завтра. Меня подняли по эскалаторам наверх, а потом отправили вниз, в палату. Нянечка раздела меня, дала халат и уложила в постель с такой легкостью, словно я была ребенком, а не детективом, весящим свыше 130 фунтов.
Только попросите их не будить меня утром, чтобы померить давление, – пробормотала я и провалилась в черную дыру сна.
Глава 9 Полицейские у «Бар-Би-Кью»
Благодаря доброй дозе хорошего снотворного я проспала в воскресенье почти до двух часов дня. Поверить не могла, когда наконец проснулась, – никто меня не разбудил. Невозмутимая рутина клиники обезоруживала, давая возможность побыть самой собой. Все-таки это неплохо, если у тебя верные друзья в надлежащих сферах.
В три пришла врач-интерн, понаблюдать как и что. Она подвигала моими ногами и руками так и эдак, приставила офтальмоскоп к глазам.
– Доктор Пирвиц, – сказала она, – отдал распоряжение: вы можете ехать домой, если чувствуете, что в состоянии это сделать.
Доктор Пирвиц? Я предположила, что это был тот самый седовласый хирург, имени которого я так и не узнала, когда мы общались.
– Отлично. Я в хорошем состоянии. – Мои челюсти все еще болели, а плечи ломило так, что я вздрагивала от боли, когда двигала руками. Но в домашнем уюте все быстрее заживет...
Она подписала мою историю болезни и справку о выписке: так делают всегда, даже в том случае, если больной заявляет, что с ним все в порядке.
– О'кей, – сказала врач. – Все формальности соблюдены, лечение проведено квалифицированно. Тем не менее передайте эту расписку дежурным медсестрам, они все оформят окончательно.
Она ободряюще улыбнулась и исчезла.
Я выбралась из постели и поплелась, как зомби, в душевую. Только когда одевалась, поняла, что тело состоит из мириад мышц. Кто бы только мог подумать, что их так много?
Я влезала в туфли, когда в дверях появился смущающийся мистер Контрерас. В руках он сжимал букетик маргариток. Он засиял, увидев, что я одеваюсь.
– Я приходил в час, но они сказали, что ты еще спишь. О, моя милая игрушечка, ты свое лицо видела? Выглядишь, словно после драки в пивной. Ну, ничего, все выяснится. Заберем тебя домой, приложим кранам сырого мясца. Знаешь, это просто делало чудеса, когда я был молод. Все «фонари» как рукой снимает.
Я тщательно старалась не смотреть на себя в зеркало, принимая душ. Но теперь...
– Прекрасно. Верю тебе, зеркало, – сказала я без особого энтузиазма. Но сейчас не могла удержаться от соблазна поглазеть в зеркальце, висевшее над рукомойником. В прошлую ночь мне не довелось полюбоваться «рукоделием» Серджио. Темная полоска бежала от левого глаза к подбородку. На нее были наложены пластиковые прозрачные швы. В принципе все выглядело не так уж и страшно. Правда, под глазом был фиолетово-черный синяк, что придавало мне вид проштрафившейся домохозяйки. На шее тоже была резаная рана.
– Цель оправдывает средства, – высокопарно сказала я, не комментируя, чьи это были цели и чьи средства, мои или Серджио.
– Не переживай, куколка, заживет как на кошке. Будешь как новенькая. Вот увидишь... А это я принес потому, что думал, вдруг тебя здесь оставят. – Он вручил мне маргаритки.
Я поблагодарила стариками сказала, что меня отпускают а потому возьму букет с собой.
Он провел меня через холл, сопровождая путешествие художественным описанием баталий, в коих ему доводилось участвовать, будучи машинистом. Как ему нос сломали. Да и зуб тоже! Он настоял на том, чтобы я осмотрела коронку... Ну а уж что ему наговорила хозяйка, когда он как-то вернулся домой в четыре утра, сильно выпивши, а под глазом – во-о-от такой синячище! Это ему один проводник врезал. Да, были, были времена...
Процесс выписки прошел гладко. Стараясь завлечь также и платных пациентов округи, «Бет Изрейэль» поддерживал высочайший профессионализм буквально во всем. По крайней мере, Лотти так утверждала. И дежурная сестра и клерк, заведовавший историями болезней, были обворожительны, не то что миссис Кеклэнд в «Дружбе-5». Они дали мне порошки, микстуру и велели явиться через неделю для снятия швов. Мистер Контрерас любовно настраивал радиоприемник. Мы ехали домой, с наслаждением слушая спортивный комментарий об эпохальной бейсбольной схватке сильнейших соперников-чемпионов страны.
Он захотел непременно подняться ко мне и убедиться, что у меня будет полнейший комфорт. К маргариткам он, оказывается, еще прикупил и гигантский бифштекс для гриля, и бутылку виски «Белл», которое, на мой вкус, слабовато. Я была тронута его великодушием и пригласила пропустить стаканчик-другой за компанию. Я сидела на задней веранде со стаканчиком виски и приемником, тоже настроенным на волну спортивной передачи, а мистер Контрерас жарил бифштекс на общем гриле во дворе. Пара малолеток-корейцев играли в мяч, когда он готовил еду, поэтому его энтузиазм несколько угас из-за непосредственной угрозы, нависшей над его помидорами и частной собственностью вообще.
Я прожевывала жаркое мелкими кусочками, запивая его глотками виски, когда прибыла полиция. Я лениво встала и нажала кнопку домофона. Детектив Роулингс назвался, и я вспомнила, что доктор Пирвиц говорил, якобы полиция жаждет встречи со мной. Больницы обязательно передают полицейским информацию о всех насилиях. Это облегчает работу полисменов и помогает жертвам.
Роулингс прямо-таки излучал фальшивую светскость. На нем были джинсы и тенниска, что не только не скрывало пистолет под пиджаком, но, напротив, гротескно выдавало его наличие. Роулингса сопровождал полицейский в форме, чувствовавший себя несколько скованно в присутствии старшего по званию.
– Ну что, немного порезались, мисс Варшавски? – осведомился Роулингс.
– Так ведь не очень заметно. Однако хирург, кажется, так не считает. Я сказала ему, что вас тоже не проведешь.
– Ох, сдается мне, что я вдоволь навидался всяких ножевых ранений на своем веку, меня и в самом деле не проведешь. Ну а теперь к делу. Вот что меня интересует: разница между частным детективом и адвокатом. Кто вы, мисс Варшавски? Юрист или детектив?
Мистер Контрерас приблизился ко мне, но в беседу не вступал. Я любезно представила его Роулингсу, прежде чем ответить на вопрос.
– Я и то и другое, детектив Роулингс. У меня есть официальная адвокатская лицензия штата Иллинойс по полной форме. Но у меня также имеется лицензия на право занятия частным следовательским сыском. Тоже в полном порядке. По крайней мере, в пределах этого штата.
Я села в кресло. Роулингс разместился на софе напротив меня. Человек в форме навытяжку стоял рядом с ним, держа блокнот наготове. Мистер Контрерас прикрывал мой тыл. Дуэлянты и секунданты. Когда бросают платок, дуэлянты должны выстрелить одновременно.
– Почему в тот день вы не сказали мне, Варшавски, что вы тоже детектив?
– А я в тот день таковым не являлась. Приехала с врачом Хершель в качестве ее адвоката. Она провела детские годы в окружении фашистских штурмовиков и с тех пор испытывает страх перед людьми в форменной одежде. Это необоснованно здесь, в Чикаго, но тем не менее...
Глянув мне в лицо, Роулингс сузил глаза.
– Вы же знаете, что вы популярны и ваше имя известно... Когда вы уехали, я справился у сержанта. Он помнил еще вашего отца. А вчера поговорил со своим дружком Терри Финчли, который служилв южной части города. Я упомянул вас при разговоре. Он-то мне и сказал, что вы занимаетесь частным сыском и все такое. И как его начальник, лейтенант Бобби Мэллори, вдруг начинает колыхаться, если вы влезаете в какое-либо дело. Конечно, я малость на вас разозлился. Подумал, не позвонить ли вам, не зачитать ли закон о неповиновении властям, чтобы вы не путались у меня под ногами.
– Ну, и почему не сделали?
– О, не знаю. Терри сказал, что вы – большая заноза в заднице, но добиваетесь результатов. Вот я и решил: а вдруг вы и для меня что-нибудь откопаете? Ну, теперь-то вижу, что насчет занозы он был прав... Перейдем ко второй части – результатам. В каком это салоне красоты вы вчера побывали?
Я закрыла глаза.
– Сто лет назад я подвизалась на ниве адвокатуры. Финчли вам об этом сказал? Ну так вот, прошлой ночью мне выпала честь встретиться с одним из моих бывших клиентов. А он, как оказалось, не оценил мой труд, оказанную мною когда-то помощь. Однако всем ведь не угодишь, я полагаю?
– Нет ли здесь связи со смертью Малькольма Треджьера?
– Не думаю. Возможно, ошибаюсь, но мне кажется, дело в личной обиде.
– Где это произошло?
– Около Северного округа.
– А точнее?
– Северная авеню. Уоштено.
– А, Гумбольдт-парк? Какого же лешего вы там делали, Варшавски?
Открыв глаза, я увидела, что Роулингс напрягся, даже заерзал на софе. Он выглядел обозленным, или мне это показалось. Мистер Контрерас бормотал что-то нечленораздельное. Возможно, ему не нравилось, что Роулингс ведет себя со мной так бесцеремонно, а может, думал, что не следовало бы легавому отчитывать меня.
– Так вот, я беседовала с моим разобиженным бывшим клиентом.
– Как бы не так! Да и не были вы там. Это же центр тусовки «Львов». Эти ублюдки ежедневно суют свой нос на мою территорию. И пусть меня повесят, если я позволю вам присоединиться к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41