– Знаешь, мистеру Ярборо нужна небольшая информация от мистера Хамфриса... Нет, нет... Не надо меня с ним соединять. Ты наверняка в курсе и можешь мне ее передать. Мы не совсем уверены: оплата счетов Монкфиша занесена на общий счет «корпорации» или должна прийти отдельной платежкой непосредственно доктору Бургойну?
– Минуточку, не вешай трубку... – Я глядела в потолок, мечтая о возможности повидать Дика в тот момент, когда он узнает о нашем разговоре. – Харриет, ты слушаешь? Мистер Хамфрис сказал, что уже утряс эти вопросы с мистером Ярборо. Счет должен поступить Бургойну, но сюда, прямо в госпиталь, на его имя... Алан хочет переговорить с тобой.
– Конечно, конечно, Джеки... О, извини, меня зовет мистер Ярборо, могу я перезвонить через секунду? Отлично...
Я положила трубку. Все ясно, и есть подтверждение данному факту. «Дружба» оплачивала счет, предъявленный Монкфишем. Но почему, ради всего святого, почему?! Вдруг Алан Хамфрис сам фанатичный член безумного общества. Или «Дружба» также занималась пресловутыми «терапевтическими» абортами, как многие другие клиники, особенно на поздних стадиях беременности. И скорее всего именно это беспокоило Хамфриса, тяжким бременем легло на его душу. А в результате он оплачивал счета Монкфиша сам, не внося их в приходную кассовую книгу госпиталя.
Но один болезненный вопрос оставался неразъясненным. Какое отношение имел к происшествию Бургойн? Питер был у меня дома в ту ночь, когда я притащила досье лиги Монкфиша. Но Питеру-то какое до этого дело?
Я с неохотой позвонила в его кабинет в «Дружбе». Секретарь сказала, что он в операционной. Хочу ли я что-нибудь ему передать? Я едва удержалась, чтобы не сказать: «Да. Желаю уточнить, кого он нанял, чтобы избить мистера Контрераса и ограбить мою квартиру». Однако спросила, лишь, как обстоят дела с историей болезни Консуэло.
Запнувшись, она ответила:
– Доктор не дал мне никаких указаний на этот счет. Как ваше имя?
Я назвалась и попросила передать Питеру, чтобы он тут же перезвонил мне, как только вернется из операционной. Я нервно выхаживала по моему оскверненному жилищу, готовая к бою, к действиям. Но к каким? В конце концов позвонила Мюррею Райерсону, заведующему отделом криминальной хроники газеты «Геральд стар», той самой, что дала заметку об ограблении Монкфиша под рубрикой «Пульс Чикаго»...
Весть об ограблении моей квартиры докатилась до отдела в пятницу. Мюррей надеялся на публикацию первополосной статьи, но я сказала, что игра не стоит свеч: ничего пикантного...
Этим утром я поймала его в отделе городской хроники:
– Тебе известны подробности о налете на штаб-квартиру «Ик-Пифф»?
– Ага, значит, ты хочешь покаяться, – тут же реагировал он. – Но это уже история с бородой, Ви. Ай... Зато всем известно, что ты женщина, дающая грандиозное развитие сногсшибательным новостям.
Ему, очевидно, казалось, что он необыкновенно остроумен. Хорошо, что в этот момент он меня не видел.
– Дик Ярборо, – продолжала я, – адвокат Дитера. Это тебе известно? Минуту назад я посмотрела в свой волшебный хрустальный шар, и он подсказал мне, что примерно в конце сегодняшнего дня Дик сам недосчитался кое-каких досье. Ты мог бы расспросить его об этом...
– Вик, какого лешего ты мне это плетешь? Подумаешь! У «Ик-Пифф» досье пропали – невелико дело. Неинтересно. Даже если ты их украла, а потом подкинула адвокату, как там его, это не сенсация.
– Ну что ж, ладно. Я-то думала, что это может стать художественным обрамлением при подаче всей истории со взломом... Но у меня нет материала и неизвестно, у кого он есть. Хотя у Дика он будет самое позднее завтра. Бай-бай.
Я собралась отключиться, но Мюррей вдруг заявил:
– Погоди секундочку. Монкфиш вел толпу на приступ клиники Лотти две недели назад, так? А этот Ярборо – тип, который вытащил его под залог. Ну да! Все это у меня на мониторе есть. А потом и Дитера разгромили, так? Объясни, Варшавски, что происходит?
– Послушай, Мюррей. Объяснений не будет. Ты прав: досье Дитера – не Бог весть что. Ну что ж, как хочешь... Позвоню в «Трибюн».
Я засмеялась, услышав его возбужденное кудахтанье, и повесила трубку, а потом поехала в клинику Лотти посмотреть, как она держится. В первые дни после разгрома было совсем мало работы, но постепенно все вошло в норму, и сейчас приемный покой оказался забитым до отказа. Дети, матери с орущими новорожденными, пожилые дамы с взрослыми дочками, а также одинокий мужчина с дрожащими руками, твердо взиравший в никуда.
Миссис Колтрейн управлялась с этой публикой так же лихо, как опытный бармен с возбужденной толпой алчущих. Она одарила меня профессиональной улыбкой, от ее паники и следа не осталось.
Лотти пообщалась со мной на бегу. Должно быть, за две недели она похудела, хотя и незначительно: скулы заострились, брови энергично сдвинуты. Я поделилась с ней моими хлопотами по добыванию истории болезни Консуэло.
– Еще раз свяжусь с Питером сегодня вечером. Если откажет, то, возможно, ты позовешь на помощь своего юриста Морриса Хэзлтайна?
Лицо Лотти скривилось:
– Он не представляет моих интересов в этой сфере. Придется обратиться к страховой компании. Я им скажу, что пропали документы, это их очень встревожит.
Внезапно она хлопнула себя ладошкой по лбу:
– Стресс дурно действует на сообразительность. Власти штата! А именно: департамент экологии и людских ресурсов. Ведь они производят неожиданные проверки в клиниках, где имела место смерть матери или ребенка. У них должен быть весь материал, касающийся Консуэло. В любом случае – записи, которые делал Малькольм.
– Ну и что ты предпримешь, Лотти? Вот так запросто позвонишь и попросишь их? Мой личный опыт свидетельствует, что власти не очень-то расположены кому-либо помогать...
Лотти высокомерно улыбнулась.
– Обычно – да. Но у меня стажировалась одна дама из этого департамента, Она сейчас там заместитель директора. Филиппа Барнс – мой первый стажер в «Бет Изрейэль». Очень умна и превосходный специалист. Но это было так давно... Женщине трудно получить частную практику, а она к тому же черная. Вот и пришлось ей пристраиваться в казенном учреждении... Послушай. Мне работы еще часа на четыре. Давай-ка позвоню ей, предупрежу. Пойдешь к ней?
– С удовольствием. Буду рада предпринять что-то. А так мы с тобой выглядим как две подставные уточки на стрельбищах в Ривервью...
Я вкратце рассказала Лотти о связи между Дитером и Диком Ярборо.
– Что ты об этом думаешь?
Ее густые брови резко сдвинулись.
– Извини, но всегда ломала себе голову, почему ты вышла за него замуж, Вик?
Я ухмыльнулась:
– Комплекс неполноценности иммигрантки. Он – чисторовный белый, протестант, англосакс... Но почему связь с «Дружбой»?
Лотти подтвердила мои предположения:
– А может, деньги, не уплаченные в виде налога за аборты, производимые в «Дружбе»? У людей разные бывают заскоки...
Ее мысли вновь были заняты работой.
– Сейчас позвоню Филиппе, – торопливо сказала она. Сжала мою ладонь и устремилась к кабинету. Словно кошка: только что была здесь и нет ее. Какое облегчение – убедиться, что Лотти вновь стала сама собой...

Глава 22
Здоровье общества
Мои друзья-налогоплательщики и я некогда финансировали один из самых чудовищных проектов в северо-западной части городского центра. А именно: собрали благотворительные взносы, не облагаемые налогом, а губернатор Томпсон направил 180 миллионов долларов из них на возведение главного административного здания штата Иллинойс. Созревший в шальной голове архитектора Хельмута Джана проект вылился в небоскреб, составленный из двух концентрических стеклянных кругов. Внутренний представляет собой ротонду, открытую семи ветрам во всю высоту здания. Таким образом, мы все разорились не только на реализацию проекта, но и на обогрев либо охлаждение практически ничем не защищенного помещения. Тем не менее шедевр снискал почтенные архитектурные лавры премии 1986 года, что, на мой взгляд, позволяет однозначно судить о компетенции и вкусе критиков и жюри конкурса.
Я поднялась на лифте – почти сплошь из стекла – на восемнадцатый этаж и углубилась в коридор, опоясывающий ротонду. Двери всех кабинетов открывались в этот коридор. Похоже, у штата не хватило денег именно тогда, когда дело дошло до установки дверей, а потому служебные обязанности осуществляются в этаких полухоллах. Вероятно, это рассчитано на то, чтобы создать атмосферу максимальной открытости между слугами народа и самим народом. Но если у вас на руках ценные бумаги или вы работаете в поздние часы, то, вероятно, ностальгически мечтаете о более надежной преграде, поставленной на пути разного люда, кишащего по вечерам в Лупе.
Очутившись наконец перед табличкой «Департамент экологических ресурсов», я вошла в некое подобие приемной, представилась чернокожей матроне, сказав, что меня ждет доктор Барнс.
Матрона испустила досадливое «уф-ф» – свидетельство неудовольствия занятого человека, которого насильно отрывают от неотложных дел, и набрала номер. Не глядя на меня, объявила:
– Доктор Барнс сейчас вас примет. Посидите немного.
Присев, я тщательно изучала плакат, описывающий симптомы СПИДа, а также другой, предупреждающий о проблемах, с которыми сталкиваешься на ранней стадии беременности, но тут появилась Барнс, высокая стройная женщина примерно лет пятидесяти. Она была до невозможности чернокожа. Короткая стрижка, открытая тонкая шея делали Филиппу похожей на черного лебедя. У нее были плавные движения, как у существа, чья природная стихия – вода. Она пожала мне руку, взглянув на золотые часики.
– Мисс Варшавски? Я только что говорила с Хершель. Она рассказала мне об умершей девушке и об иске... Извините, мне приходится принимать вас между двумя важными встречами, поэтому будем кратки. Я хочу направить вас к Айлин Канделериа, она – общественная сестра милосердия и именно она обычно назначает экстренные проверки на местах.
Мы с Филиппой были почти одного роста, но мне понадобилось чуть ли не бежать, поспевая за ней. Из кольцевого коридора открывался помпезный вид на Центральный автовокзал компании «Грэйхаунд». Да, наших миллионов чуть-чуть не хватило ни звукоизоляцию: рев автобусов с легкостью долетал до самых верхних этажей.
У доктора Барнс был стандартный канцелярский стол, заваленный бумагами. Она села во вращающееся хлорвиниловое кресло, тщетно пытаясь освободить от документов хоть немного места. Барнс вызвала сестру по внутреннему телефону и, пока мы ждали, бегло обрисовала деятельность департамента.
– На нашем учреждении лежит огромная ответственность. Мы не только выдаем сертификаты и лицензии больницам, но и следим за экологической охраной школ, предупреждаем загрязнение асбестовой пылью, смогом и так далее. Персонально я занята в отделе здравоохранения и оказания населению медицинских услуг... Я проходила практику у Лотти Хершель по акушерскому делу, но теперь в моем ведении надзор за государственными клиниками и госпиталями. У нас есть еще один заместитель, он занимается контролированием и апробацией школ. Сестра Канделериа назначает инспекционные бригады, направляемые туда, где, по нашему мнению, требуются проверки.
Сестра Канделериа располагала к себе умным волевым лицом, в ее глазах искрился неподдельный юмор. Она принесла толстую папку, начав прямо с порога:
– Синди сказала мне, Фил, что ты хотела поговорить о «Дружбе», вот я и принесла их досье. Какие проблемы?
– Там погибли мать и новорожденная...
– Когда это произошло, мисс Варшавски?
– Завтра четыре недели будет. Вы посылали туда инспекционную бригаду? Могу я взглянуть на отчет?
Госпожа Канделериа поджала губы.
– Я получила уведомление об этих смертях две недели назад, назначила проверку на конец этой недели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41