Может, мне следует прослушать автоответчик, если он еще там? По крайней мере, узнаем, кто звонил. Кстати, где его личные вещи?
– Я думаю, – сказала она, – все так и осталось в квартире. Ключи есть у Лотти. Она, кстати, его душеприказчик или как это там называется. – Тесса улыбнулась. – Вероятно, она, по его мнению, была ему ближе всех после смерти матери. Я, впрочем, всегда удивлялась, что же его так влекло к Лотти.
– А я нет. – Я легко высвободилась из объятий. – У меня сегодня встреча с богатым доктором. Тем самым, который трудился над Консуэло вместе с Малькольмом.
Ее глаза сощурились в печальной улыбке.
Беру все свои слова обратно, Вик. Ты снова на линии огня, девочка. – Она чуть-чуть поколебалась, затем серьезно проговорила: – Будь осторожней с теми ребятами, Ви. Ай. Ведь лицо у тебя только одно...
Глава 12
Домашний визит
Бургойн привез меня в испанский ресторанчик, который знал еще со студенческих лет. Экспансивный хозяин с женой встретили его точно блудного сына.
– Мы так давно вас не видели, сеньор Бургойн! Думали, не переехали ли вы куда-нибудь?
Они сами подавали нам изысканные, великолепно приготовленные блюда. Когда были принесены кофе и испанский коньяк, хозяева удалились, дав нам возможность поговорить наедине.
Бургойн был не такой, скованный, как днем. Он извинился за то, – что был тогда слишком погружен в свои мысли, и объявил запрет на медицинские темы на весь вечер. Я спросила, как ему живется в северо-западном пригороде.
– Реклама не лжет, – сказал он, улыбаясь. – Все так и есть: чисто, пристойно, элегантно, красиво... Но – скучища! Если бы пригородные электрички не были таким кошмаром, я бы в один момент вернулся в центр... Я не женат, поэтому мне нет дела до новых современных школ, парков и прочего в том же духе. Кроме того, я не вписываюсь в местный образ жизни. Главная тема разговоров – аэробика и гольф, а я не интересуюсь ни тем, ни другим...
– Вот ведь проблема! Почему не наплевать на амбицию и не вернуться в городскую клинику?
Он скорчил кислую гримасу.
– Мой отец говаривал, что никто не родился в сорочке. Но к ней можно привыкнуть позже. И, в «Дружбе» я быстренько уразумел, как легко породниться с высоким уровнем жизни и как тяжко потерять его.
– Но вы получали раньше больше, чем сейчас. Конечно, с голоду вы не умрете, и, кроме того, я уверена, найдется прекрасная дама, которая оценит ваши достоинства.
Он допил коньяк.
– Наверное, вы правы. Кроме замечания относительно того, как дорого или дешево меня ценят в «Дружбе»... Ну так что, в путь? Не хотите ли прогуляться по пляжу при луне?
По дороге к озеру Мичиган Бургойн поинтересовался, есть ли у полиции какие-нибудь сдвиги в расследовании убийства. Я сказала, что дело затяжное, особенно потому, что Треджьер не был знаком с убийцами. По мнению полиции, терроризм относится к наиболее сложно раскрываемым категориям убийств... Впрочем, в ход будут пущены все ресурсы. А Роулингс, руководитель бригады, упрям, как буйвол. И, кстати, ни одно дело об убийстве никогда не считается закрытым. Всегда что-нибудь может обнаружиться: кто-нибудь «расколется», либо агент, либо случайный свидетель. А может, повезет лично мне.
Он направился к стоянке машин в районе Монтроуз. Мы ехали медленно, высматривая свободное местечко... Весь город высыпает на набережную в такие теплые вечера. Отовсюду звучит музыка радиоприемников, мальчишки дикими криками вспугивают притаившиеся парочки. Юноши постарше охотятся за одинокими дамами.
Бургойн отыскал место рядом с ржавым фургоном. Дождавшись, когда мотор заглохнет, он спросил:
– А вы занимаетесь убийством Треджьера?
– Нечто вроде того. Если это случай терроризма, то полиция найдет отгадку. А если убил кто-нибудь из его знакомых, то, возможно, мне удастся разгрызть этот орешек... Кстати, он ни о чем важном не обмолвился, когда вы вместе спасали Консуэло?
Я почувствовала, как пристально он смотрит на меня сквозь ночной мрак.
– Это что, шутка? – в конце концов спросил он. – Видите ли, я не настолько хорошо знаю вас, чтобы сразу понять, когда вы шутите, а когда нет... Все, о чем мы тогда говорили с Малькольмом, касалось сердечной аритмии пациентки.
Мы спустились по скалам к дюнам. Народу на пляже было меньше, чем на набережной. Я скинула сандалии и вошла в воду. К вечеру она стала очень теплой и нежно ласкала Ноги.
Бургойн пожелал узнать, как далеко я продвинулась в моем расследовании.
– О, я пока разговариваю с людьми, с теми, с другими. Когда они злятся, мне кажется, что им что-то известно. Я расширяю круг, говорю с другими людьми. И наконец, когда образуется сырой материал, начинаю проторять тропинку. Боюсь, не очень-то все это по науке, знаете ли...
– Очень похоже на медицину. – Я смотрела, как он сидел на песке, поджав ноги, обхватив руками колени. – Несмотря на то, что у нас совершенная аппаратура, большинство диагнозов ставится на основе расспросов, изучении тех или иных казусов, бывших ранее... Ну а с кем вы говорили относительно смерти Треджьера?
– С людьми, которые его знали, с теми, кто мог знать его с самой неожиданной, парадоксальной, возможно, даже с дурной стороны.
– И поэтому нарвались на нож?
– Собственно, да. Впрочем, мне наносили раны пострашнее этой. Другое дело – лицо. Кому хочется щеголять со шрамами?
– А какие отношения были у него с доктором Хершель? – загадочно спросил Бургойн. – Он был ее партнером?
– Вроде бы так. Он оставался за старшего в клинике трижды в неделю, по утрам, с тем чтобы Лотти могла ездить с визитами. И у него был кабинет для приема своих пациентов. Малькольм имел диплом по акушерству, но был также полноправным членом общества патологоанатомов.
– Стало быть, она очень переживает его кончину?
– Да, можно сказать, так. И потом ее работа значительно усложнилась.
Я отогнала комаров, начавших виться у моего лица, издавая тонкий, пронзительный писк.
С минуту Бургойн молча смотрел на озеро, потом отрывисто сказал:
– Надеюсь, она не очень винит нас в смерти Консуэло.
– Вы слишком близко принимаете это к сердцу, – выговорила я, стараясь рассмотреть его лицо. – Пошлите ей заключение, которое она у вас просила, и выбросите все из головы.
Комары принялись за меня всерьез. Сгусточки крови, очевидно, служили аппетитной приманкой. Я отогнала их и сказала, что пора возвращаться. Бургойн помог мне подняться и поцеловал меня. Что ж, это было естественно. Я пришлепнула парочку кровососов и ответила на поцелуй.
Когда рука об руку мы взбирались по скалам, он спросил, многие ли опасности еще ждут меня в деле расследования.
– Не знаю, – ответила я. – Я вообще не мыслю такими категориями. Парочку раз меня пытались убить, причем не очень приятным способом. Моя работа состоит в том, чтобы соображать быстрей, чем преступники. Когда я не смогу думать или двигаться быстро, значит, пробил час лечь на дно и брать уроки аэробики.
– Таким образом, – не без ехидства произнес он, – нельзя представить, чтобы вы бросили это дело из боязни снова налететь на нож или пулю?
– Представляйте все, что хотите, – сказала я, высвобождая руку. – Но вы не втграве «качать права», да притом я очень разозлюсь, если вы полезете не в свое дело.
– Нет, нет, я вовсе не хочу, чтобы вы злились. Совсем наоборот. Может, мы забудем последнюю часть разговора?
Он снова обнял меня, я засмеялась и не стала вырываться...
Мистер Контрерас появился в холле, едва я открыла дверь. В руках у него был металлический шланг, он взглянул на наши сплетенные руки и нарочито обратился ко мне, игнорируя Бургойна.
– Сегодня у нас гостей не было. – Понимаешь, о чем я, куколка? Хорошо провела время?
– Очень. Спасибо.
Я демонстративно вновь вырвала руку из ладони Бургойна, что, вероятно, выглядело довольно глупо.
– Ну, так вот, я и вышел поглядеть, добралась ты домой или нет... А вас, молодой человек, я попрошу как следует захлопнуть за собой дверь, когда будете возвращаться. Дверь запирается туго, и я не хочу утром спотыкаться в прихожей о кучи мусора. Хулиганья вокруг полным-полно.
Он свирепо осмотрел Бургойна с головы до пят, со вкусом помахивая шлангом, пожелал мне спокойной ночи и удалился в свою квартиру.
Бургойн с облегчением присвистнул, когда мы поднялись на мой этаж.
– Я уж испугался, не пойдет ли он за нами свечу держать.
– Да, он такой. – Я сделала невинное лицо, открывая квартиру. – Давно себя так не чувствовала. С шестнадцати лет. Это когда мой папа меня поджидал...
Я достала два маминых бокала красного венецианского стекла, налила коньяку. Мы взяли бокалы в спальню. Там я кое-как смела весь свой хлам с постели в кресло; мы легли, укрывшись тонким покрывалом. Либо Бургойн был истинным джентльменом, либо настолько потрясен и возбужден моими чарами, что ни словом не обмолвился о беспорядке, царившем в квартире...
Мы выпили, обнялись, но меня жгла мысль о маминых бокалах: не надо было их доставать. Кончилось тем, что я забрала один у Питера и вместе с моим поставила под кровать.
– Это все, что досталось мне от мамы, – объяснила я. – Она ухитрилась вывезти их в чемодане из Италии. Один чемодан... Единственное, что было ей под силу. При виде их меня охватывают самые грустные воспоминания... И я начинаю беспокоиться за их целость.
– Ты знаешь, – пробормотал он, прижимаясь губами к моей щеке, – я тоже не могу думать одновременно о разных вещах...
В течение следующего часа он продемонстрировал, что такое прекрасное знание анатомии, если она в умелых руках. Мой детективный опыт тоже пригодился.
Мы уснули беспокойным сном. Рация Бургойна разбудила его в три: пациентка начала рожать, но ассистент был на месте. В шесть будильничек его часов требовательно и громко запищал, даже врач цз комфортабельного пригорода обязан прийти на работу вовремя, причем очень рано.
Я закрыла за ним дверь и снова легла. В девять, проделав несколько гимнастических упражнений, я облачилась в джинсы, кроссовки, свободную рубашку, не забыла револьвер и соломенную шляпку и вышла поприветствовать новый день. Перед тем как начать охоту на Фабиано, я заехала к Лотти в клинику, чтобы взять ключи от квартиры Малькольма.
Глава 13
Открытая клиника
Клиника Лотти находится неподалеку от склада на Дэймен-авеню. Дэймен пересекает весь город, и поездка по этой «артерии» означает путешествие в сердце Чикаго, в его подноготную. Если ехать на север, то мимо проплывут строго обособленные этнические общины: литовские, негритянские, испаноязычные, снова негритянские – вот в таком порядке. Клиника Лотти расположена там, где авеню, уставшая от самой себя, превращается в мешанину разностильных домишек и лавчонок, барахтающихся на краю пропасти и распада. Большинство обитателей – пенсионеры, живущие в хижинах из милости властей, занимающихся социальной помощью. Это довольно спокойный район, кровавые драмы здесь нечасты. И всегда есть место для парковки. Однако не сегодня.
Полицейская машина блокировала перекресток, мигая проблесковыми огнями, когда я хотела свернуть направо. Повсюду стояли толпы людей – на улицах и в переулках, везде! Фургон телевизионщиков преграждал толпе путь к клинике, других автомашин не было. Я подумала, что происходит чествование кого-нибудь из местных святых; возможно, Лотти даже и клинику не открывала.
Высунувшись из окна автомобиля, я спросила водителя полицейской машины:
– Что здесь происходит?
С обычной полицейской готовностью давать информацию он ответил:
– Улица закрыта, мэм. Придется вам ехать вниз, к Сили авеню.
Я остановилась четырьмя кварталами ниже, нашла телефон-автомат. Позвонила Лотти домой и, не дождавшись ответа, набрала номер клиники. Линия была занята.
Подходя к зданию с юга, я увидела, что толпа здесь не такая плотная, зато стоял еще один полицейский автомобиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Я думаю, – сказала она, – все так и осталось в квартире. Ключи есть у Лотти. Она, кстати, его душеприказчик или как это там называется. – Тесса улыбнулась. – Вероятно, она, по его мнению, была ему ближе всех после смерти матери. Я, впрочем, всегда удивлялась, что же его так влекло к Лотти.
– А я нет. – Я легко высвободилась из объятий. – У меня сегодня встреча с богатым доктором. Тем самым, который трудился над Консуэло вместе с Малькольмом.
Ее глаза сощурились в печальной улыбке.
Беру все свои слова обратно, Вик. Ты снова на линии огня, девочка. – Она чуть-чуть поколебалась, затем серьезно проговорила: – Будь осторожней с теми ребятами, Ви. Ай. Ведь лицо у тебя только одно...
Глава 12
Домашний визит
Бургойн привез меня в испанский ресторанчик, который знал еще со студенческих лет. Экспансивный хозяин с женой встретили его точно блудного сына.
– Мы так давно вас не видели, сеньор Бургойн! Думали, не переехали ли вы куда-нибудь?
Они сами подавали нам изысканные, великолепно приготовленные блюда. Когда были принесены кофе и испанский коньяк, хозяева удалились, дав нам возможность поговорить наедине.
Бургойн был не такой, скованный, как днем. Он извинился за то, – что был тогда слишком погружен в свои мысли, и объявил запрет на медицинские темы на весь вечер. Я спросила, как ему живется в северо-западном пригороде.
– Реклама не лжет, – сказал он, улыбаясь. – Все так и есть: чисто, пристойно, элегантно, красиво... Но – скучища! Если бы пригородные электрички не были таким кошмаром, я бы в один момент вернулся в центр... Я не женат, поэтому мне нет дела до новых современных школ, парков и прочего в том же духе. Кроме того, я не вписываюсь в местный образ жизни. Главная тема разговоров – аэробика и гольф, а я не интересуюсь ни тем, ни другим...
– Вот ведь проблема! Почему не наплевать на амбицию и не вернуться в городскую клинику?
Он скорчил кислую гримасу.
– Мой отец говаривал, что никто не родился в сорочке. Но к ней можно привыкнуть позже. И, в «Дружбе» я быстренько уразумел, как легко породниться с высоким уровнем жизни и как тяжко потерять его.
– Но вы получали раньше больше, чем сейчас. Конечно, с голоду вы не умрете, и, кроме того, я уверена, найдется прекрасная дама, которая оценит ваши достоинства.
Он допил коньяк.
– Наверное, вы правы. Кроме замечания относительно того, как дорого или дешево меня ценят в «Дружбе»... Ну так что, в путь? Не хотите ли прогуляться по пляжу при луне?
По дороге к озеру Мичиган Бургойн поинтересовался, есть ли у полиции какие-нибудь сдвиги в расследовании убийства. Я сказала, что дело затяжное, особенно потому, что Треджьер не был знаком с убийцами. По мнению полиции, терроризм относится к наиболее сложно раскрываемым категориям убийств... Впрочем, в ход будут пущены все ресурсы. А Роулингс, руководитель бригады, упрям, как буйвол. И, кстати, ни одно дело об убийстве никогда не считается закрытым. Всегда что-нибудь может обнаружиться: кто-нибудь «расколется», либо агент, либо случайный свидетель. А может, повезет лично мне.
Он направился к стоянке машин в районе Монтроуз. Мы ехали медленно, высматривая свободное местечко... Весь город высыпает на набережную в такие теплые вечера. Отовсюду звучит музыка радиоприемников, мальчишки дикими криками вспугивают притаившиеся парочки. Юноши постарше охотятся за одинокими дамами.
Бургойн отыскал место рядом с ржавым фургоном. Дождавшись, когда мотор заглохнет, он спросил:
– А вы занимаетесь убийством Треджьера?
– Нечто вроде того. Если это случай терроризма, то полиция найдет отгадку. А если убил кто-нибудь из его знакомых, то, возможно, мне удастся разгрызть этот орешек... Кстати, он ни о чем важном не обмолвился, когда вы вместе спасали Консуэло?
Я почувствовала, как пристально он смотрит на меня сквозь ночной мрак.
– Это что, шутка? – в конце концов спросил он. – Видите ли, я не настолько хорошо знаю вас, чтобы сразу понять, когда вы шутите, а когда нет... Все, о чем мы тогда говорили с Малькольмом, касалось сердечной аритмии пациентки.
Мы спустились по скалам к дюнам. Народу на пляже было меньше, чем на набережной. Я скинула сандалии и вошла в воду. К вечеру она стала очень теплой и нежно ласкала Ноги.
Бургойн пожелал узнать, как далеко я продвинулась в моем расследовании.
– О, я пока разговариваю с людьми, с теми, с другими. Когда они злятся, мне кажется, что им что-то известно. Я расширяю круг, говорю с другими людьми. И наконец, когда образуется сырой материал, начинаю проторять тропинку. Боюсь, не очень-то все это по науке, знаете ли...
– Очень похоже на медицину. – Я смотрела, как он сидел на песке, поджав ноги, обхватив руками колени. – Несмотря на то, что у нас совершенная аппаратура, большинство диагнозов ставится на основе расспросов, изучении тех или иных казусов, бывших ранее... Ну а с кем вы говорили относительно смерти Треджьера?
– С людьми, которые его знали, с теми, кто мог знать его с самой неожиданной, парадоксальной, возможно, даже с дурной стороны.
– И поэтому нарвались на нож?
– Собственно, да. Впрочем, мне наносили раны пострашнее этой. Другое дело – лицо. Кому хочется щеголять со шрамами?
– А какие отношения были у него с доктором Хершель? – загадочно спросил Бургойн. – Он был ее партнером?
– Вроде бы так. Он оставался за старшего в клинике трижды в неделю, по утрам, с тем чтобы Лотти могла ездить с визитами. И у него был кабинет для приема своих пациентов. Малькольм имел диплом по акушерству, но был также полноправным членом общества патологоанатомов.
– Стало быть, она очень переживает его кончину?
– Да, можно сказать, так. И потом ее работа значительно усложнилась.
Я отогнала комаров, начавших виться у моего лица, издавая тонкий, пронзительный писк.
С минуту Бургойн молча смотрел на озеро, потом отрывисто сказал:
– Надеюсь, она не очень винит нас в смерти Консуэло.
– Вы слишком близко принимаете это к сердцу, – выговорила я, стараясь рассмотреть его лицо. – Пошлите ей заключение, которое она у вас просила, и выбросите все из головы.
Комары принялись за меня всерьез. Сгусточки крови, очевидно, служили аппетитной приманкой. Я отогнала их и сказала, что пора возвращаться. Бургойн помог мне подняться и поцеловал меня. Что ж, это было естественно. Я пришлепнула парочку кровососов и ответила на поцелуй.
Когда рука об руку мы взбирались по скалам, он спросил, многие ли опасности еще ждут меня в деле расследования.
– Не знаю, – ответила я. – Я вообще не мыслю такими категориями. Парочку раз меня пытались убить, причем не очень приятным способом. Моя работа состоит в том, чтобы соображать быстрей, чем преступники. Когда я не смогу думать или двигаться быстро, значит, пробил час лечь на дно и брать уроки аэробики.
– Таким образом, – не без ехидства произнес он, – нельзя представить, чтобы вы бросили это дело из боязни снова налететь на нож или пулю?
– Представляйте все, что хотите, – сказала я, высвобождая руку. – Но вы не втграве «качать права», да притом я очень разозлюсь, если вы полезете не в свое дело.
– Нет, нет, я вовсе не хочу, чтобы вы злились. Совсем наоборот. Может, мы забудем последнюю часть разговора?
Он снова обнял меня, я засмеялась и не стала вырываться...
Мистер Контрерас появился в холле, едва я открыла дверь. В руках у него был металлический шланг, он взглянул на наши сплетенные руки и нарочито обратился ко мне, игнорируя Бургойна.
– Сегодня у нас гостей не было. – Понимаешь, о чем я, куколка? Хорошо провела время?
– Очень. Спасибо.
Я демонстративно вновь вырвала руку из ладони Бургойна, что, вероятно, выглядело довольно глупо.
– Ну, так вот, я и вышел поглядеть, добралась ты домой или нет... А вас, молодой человек, я попрошу как следует захлопнуть за собой дверь, когда будете возвращаться. Дверь запирается туго, и я не хочу утром спотыкаться в прихожей о кучи мусора. Хулиганья вокруг полным-полно.
Он свирепо осмотрел Бургойна с головы до пят, со вкусом помахивая шлангом, пожелал мне спокойной ночи и удалился в свою квартиру.
Бургойн с облегчением присвистнул, когда мы поднялись на мой этаж.
– Я уж испугался, не пойдет ли он за нами свечу держать.
– Да, он такой. – Я сделала невинное лицо, открывая квартиру. – Давно себя так не чувствовала. С шестнадцати лет. Это когда мой папа меня поджидал...
Я достала два маминых бокала красного венецианского стекла, налила коньяку. Мы взяли бокалы в спальню. Там я кое-как смела весь свой хлам с постели в кресло; мы легли, укрывшись тонким покрывалом. Либо Бургойн был истинным джентльменом, либо настолько потрясен и возбужден моими чарами, что ни словом не обмолвился о беспорядке, царившем в квартире...
Мы выпили, обнялись, но меня жгла мысль о маминых бокалах: не надо было их доставать. Кончилось тем, что я забрала один у Питера и вместе с моим поставила под кровать.
– Это все, что досталось мне от мамы, – объяснила я. – Она ухитрилась вывезти их в чемодане из Италии. Один чемодан... Единственное, что было ей под силу. При виде их меня охватывают самые грустные воспоминания... И я начинаю беспокоиться за их целость.
– Ты знаешь, – пробормотал он, прижимаясь губами к моей щеке, – я тоже не могу думать одновременно о разных вещах...
В течение следующего часа он продемонстрировал, что такое прекрасное знание анатомии, если она в умелых руках. Мой детективный опыт тоже пригодился.
Мы уснули беспокойным сном. Рация Бургойна разбудила его в три: пациентка начала рожать, но ассистент был на месте. В шесть будильничек его часов требовательно и громко запищал, даже врач цз комфортабельного пригорода обязан прийти на работу вовремя, причем очень рано.
Я закрыла за ним дверь и снова легла. В девять, проделав несколько гимнастических упражнений, я облачилась в джинсы, кроссовки, свободную рубашку, не забыла револьвер и соломенную шляпку и вышла поприветствовать новый день. Перед тем как начать охоту на Фабиано, я заехала к Лотти в клинику, чтобы взять ключи от квартиры Малькольма.
Глава 13
Открытая клиника
Клиника Лотти находится неподалеку от склада на Дэймен-авеню. Дэймен пересекает весь город, и поездка по этой «артерии» означает путешествие в сердце Чикаго, в его подноготную. Если ехать на север, то мимо проплывут строго обособленные этнические общины: литовские, негритянские, испаноязычные, снова негритянские – вот в таком порядке. Клиника Лотти расположена там, где авеню, уставшая от самой себя, превращается в мешанину разностильных домишек и лавчонок, барахтающихся на краю пропасти и распада. Большинство обитателей – пенсионеры, живущие в хижинах из милости властей, занимающихся социальной помощью. Это довольно спокойный район, кровавые драмы здесь нечасты. И всегда есть место для парковки. Однако не сегодня.
Полицейская машина блокировала перекресток, мигая проблесковыми огнями, когда я хотела свернуть направо. Повсюду стояли толпы людей – на улицах и в переулках, везде! Фургон телевизионщиков преграждал толпе путь к клинике, других автомашин не было. Я подумала, что происходит чествование кого-нибудь из местных святых; возможно, Лотти даже и клинику не открывала.
Высунувшись из окна автомобиля, я спросила водителя полицейской машины:
– Что здесь происходит?
С обычной полицейской готовностью давать информацию он ответил:
– Улица закрыта, мэм. Придется вам ехать вниз, к Сили авеню.
Я остановилась четырьмя кварталами ниже, нашла телефон-автомат. Позвонила Лотти домой и, не дождавшись ответа, набрала номер клиники. Линия была занята.
Подходя к зданию с юга, я увидела, что толпа здесь не такая плотная, зато стоял еще один полицейский автомобиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41