И так забавно!
Обе фирмы зарегистрировали, не выезжал из Москвы. Одну в Ингушетии - в так называемой "свободной экономической зоне", а вторую на Кипре - в Кипрском офф-шоре.
Какие Ленька давал взятки в Московском представительстве Ингушской республики и в консульском отделе посольства - этого никто из его друзей-партнеров не знал и не ведал.
- Ленька, а нас не посадят? - спрашивал уже пьяненький Гай.
- Не ссы, моряк моряка в обиду не даст никогда, - ответил Забродин за Леонида, - я правду говорю, Леньк, а?
- Ребята, риск присутствует в любом бизнесе как его неотъемлемая компонента, даже в торговле мороженым, - говорил Леонид, - кто не рискует, тот не пьет шампанского в ресторане "Метелица"... Но наш риск находится в разумных и допустимых пределах, это я вам обещаю. В ра-зум-ных!
Выпили еще. А потом перешли из ресторана в казино. Оно занимало весь первый этаж "Метелицы".
"Метлы", - как называли ее в годы Ленькиной курсантской юности. Тогда, в семидесятых, чтобы попасть сюда во время их каникулярных вылазок в столицу нашей Родины, чтобы культурно выпить в баре через модную соломинку пятирублевый "шампань-коблэр", надо было выстоять трехчасовую очередь или дать швейцару "чирик" на лапу. А у кого тогда в середине семидесятых был этот червонец? У грузина-фарцовщика? У папенькиного сынка из московской золотой молодежи?
А теперь вот здесь пьют они... Ветераны флота. Но пьют в новом для себя статусе - статусе новых русских бизнесменов.
Казино занимало огромный задрапированный в черное зал с длиннющей барной стойкой.
На трех столах два мальчика и девочка-крупье, стоя, играли с тремя ленивыми прожигателями жизни. Одному прожигателю - небритому под мексиканского мачо - было лет девятнадцать. И если сбросить два года, на которые его состарило недельное похмелье с двухнедельной небритостью, то ему было семнадцать от силы.
Другой игрок в "черного джека" был толстым армянином лет сорока. Весь в шелку и бархате и весь увешанный золотыми перстнями и цепями.
Третьим игроком был дикого вида штангист-тяжеловес. С бритой башкой, низким лбом и близко посаженными малюсенькими глазками.
Трех совершенно разных игроков объединяло одно - полное равнодушие к проигрышу и бесконечная скука.
Скука была нарисована и на журнально-обложечных глянцевых личиках трехсотдолларовых проституток, что словно куры на насесте сидели на высоких табуретах вдоль барной стойки. Все с блестящей помадой на припухлых губках, все в мини-платьицах от Армани и Нина Риччи, все с ногами, да с фигурами... Но без клиентов... Пока...
- Сыграем? - спросил Леня своих новых партнеров.
- Да стремно, чегой-то, - неуверенно ответил Забродин.
- Ерунда! Надо привыкать к капиталистической жизни, ребята, - весело воскликнул Леонид и пошел покупать фишек.
Он накупил на шесть тысяч долларов и, поделив поровну между ними тремя, сказал, что теперь они не могут отсюда уйти, покуда не проиграют все до конца.
- А как тут играть-то? - беспомощно вопрошал Гай.
- И ты меня спрашиваешь? - шипел в ответ Забродин, - а не ты ли брехал, что в Париже с королем Занзибара не вылезал из казино?
- Да я позабыл, - оправдывался Гай.
- Ребята, это как в наше простое старое "очко", только более цивилизованное и называется "черный джек", - поучительно наставлял Леонид.
Сели играть.
Забродин проиграл холодно-красивой крупье долларов пятьсот и поплелся играть на французскую рулетку.
Леонид тоже проиграл и тоже пошел попытать счастья у другого стола.
А Гаю вдруг начало везти. Он выиграл тысячу долларов в блэк-джек и отправился поиграть вместе с Забродиным.
Забродин проигрывал и на рулетке. Ставил на красное - выпадало черное. Ставил на чет - выпадал нечет...
Гай подошел когда крупье щелчком выбросил шарик... И, резко протянув руку, положил столбик из шести стодолларовых фишек на цифру "девятнадцать".
- Ставок больше нет, - объявил крупье...
Шарик бежал-бежал... Скакал-скакал... И остановился в ячейке "девятнадцать".
- Ну, Гай! Ну, засранец! - сокрушался Забродин. - Тебе в любви хрен теперь повезет!
Но Забродин ошибся.
Выиграв около восьми тысяч долларов, Гай уехал из "Метелицы" с двумя самыми глянцевыми проститутками. На желтом такси уехал в гостиницу "Интурист" на Тверской улице - бывшей улице Горького.
А Забродин с Леней еще погуляли по набережной Москвы-реки... Погуляли, на ходу прихлебывая по очереди из горлышка литровой бутылки шведского "Абсолюта".
- А верно говоришь, не посадят нас, Ленька? - спрашивал Забродин.
- А если я скажу, что посадят, убежишь? - переспросил Леонид.
- Пошел ты к черту, - отмахнулся Забродин...
Назавтра утром из Шереметьева-1 Забродин с Гаем улетали в Питер. А Леня из Шереметьева-2 улетал в Лос-Анджелес...
А в Мурманске... В Кольском заливе крейсер "Адмирал Захаров" готовился теперь в дальний-предальний поход. Последний в своей жизни поход.
Таня Розен - Григорий Орловский
Голливуд, Калифорния - Сет-Иль, Канада
Июнь 1996
Лизавета в своей подозрительности учудила - и решилась не только сама приехать в Голливуд, но и привезти с собой мальчишек.
Формально визит имел целью показать детям город Лос-Анджелес и то знаменитое место, где снимают кино.
Но на самом деле, и это Таня отлично понимала, Лизавета притащилась, чтобы проконтролировать - как, и главное, с кем живет здесь ее младшенькая сестрица. Не сбилась ли с пути праведного.
На той неделе выдался плотный съемочный график в павильонах. Колин порхал в своем эмпирейном творческом подъеме, с бригадой скриптрайтеров то и дело переписывал сценарий и, не жалея актеров, мог позвонить даже ночью, мол, срочно приезжай на студию, будем все переснимать...
Колин хотел к середине июня отснять павильоны, чтобы сразу по готовности главного предмета его надежд - настоящего русского боевого крейсера - переехать в Канаду, и там за остаток короткого полярного лета отснять натуру.
Работать с Колином было трудно.
Трудно, потому что он полностью подчинял всех своей режиссерской воле, ни грамма не считаясь с личными интересами актеров и персонала. Ему нужно, значит, вынь да положь! И никакой личной жизни... Многие из команды даже поселились на киностудии в маленькой гостинице, напоминающей студенческое общежитие.
Но работать с Колином было и интересно.
Он сам играл главную роль командира ракетного крейсера - капитана первого ранга Александра Чайковского. Играл искрометно, зажигательно, на сильном нерве... Играл так, что партнеры заводились индуцируемым им электричеством - и не могли халтурить...
У Тани была роль жены старпома капитана второго ранга Кутузова... Главная женская роль - и она не могла сыграть бледно и блекло, потому что вторым партнером ее был обладатель прошлогоднего "Оскара" Ник Пейдж. Молодчина Колин - он не побоялся на площадке такого партнера...
Про гонорар Николаса Пейджа писали, что это самый большой в нынешнем году голливудский гонорар... А про фильм писали, что Колину удалось в три раза увеличить бюджет за счет частных инвесторов, среди которых газетчики указывали и на вдову покойного лорда Морвена.
Татьяна была увлечена съемками и даже радовалась, что Гриша задержался в Майами и на какое-то время она отвлечется от их безумия...
Поэтому и к приезду Лизаветы она отнеслась преспокойно. Свозила мальчишек на студию. Провела их по павильонам, показала музей... Они даже покатались на лошадке с ковбоем-статистом из какого-то дежурного вестерна и подержали кольт сорок четвертого калибра, из которого стреляли и Кларк Гейбл, и Джонни Вэйн...
Мальчишки были довольны! "Радости полные штаны!" - как выразилась потом Лизавета, не в силах уложить обоих в постель.
Мальчикам купили ковбойские шляпы, кожаные жилетки и игрушечные кольты с патронташами... Теперь весь вечер они скакали, как бешеные, по мягкой мебели, сшибая валики и подушки, и орали, по-индейски приложив руки ко рту...
Но объяснение между сестрами все же состоялось. Вернее - попытка объяснения.
Когда дети угомонились, Лизавета, посопев и покряхтев, завела-таки разговор о Таниной личной жизни.
- Ну что, Татьяна, что с тобой творится?
- Ты в каком смысле? - Татьяна изобразила недоумение, пытаясь уклониться от разговора.
- Ты сама прекрасно понимаешь, о чем я, - жестко выговорила Лизавета, - и не надо здесь актерских штучек, я знаю, что ты можешь изобразить все что угодно, даже Царицу Савскую вместе с Надеждой Константиновной, но не прикидывайся, не надо... Я знаю, что у тебя роман с каким-то прохиндеем, Лизавета повысила голос, - именно прохиндеем, мне известно, какие деньги ты теперь тратишь...
- Откуда известно? - спросила Таня и тут же покраснела, поняв, что сглупила...
- Как откуда? - аж задохнулась от гнева Лизавета, - как откуда! Я что, по-твоему, газет не читаю, телевизора не смотрю? Ты же теперь голливудская звезда! Ты же у всех на виду! Ты знаешь, что про тебя в газетах пишут?
- Газеты врут, - угрюмо буркнула Татьяна.
- Врут? Нет, дорогая моя, ты это дело кончай! - прикрикнула Лизавета. - Ты этому жиголо машину за сто тысяч долларов подарила, его долги оплатила, выкупила вексель за сто тысяч...
- Во-первых, он не жиголо, - рассердилась Татьяна, - а во-вторых, на машину я ему в долг дала...
- Ага, в долг, как же! - всплеснула руками Лизавета, - так я тебе и поверила! Стыд и голову ты, Танька, потеряла, вот что я тебе скажу...
- А я тебе скажу, Лизонька, мне разрешается иметь какую-то личную жизнь, мне, совершеннолетней женщине, которой по законам штата отпускают в баре алкоголь без ограничения...
- Можно тебе иметь личную жизнь, никто не спорит, ты не монашка, а я не мать игуменья, но если ты тратишь на своего жиголо такие деньги...
- Он не жиголо! - прикрикнула Татьяна. - И деньги я заработала...
- Таня... Таня... - Лизавета вдруг перешла на мягкий ласковый тон, ты тратишь свои, это так. Но размер твоих трат несоразмерен и неразумен...
- Несоразмерен с чем?
- С твоей ответственностью за детей, - сказала Лизавета и поджала губы.
- Я так и знала, что ты начнешь меня детьми попрекать, так и знала! воскликнула Татьяна. - Но я получила роль. Главную женскую роль в фильме. Разве не ты ли этого хотела, Лизонька? Не ты подталкивала меня, дескать, не сиди сиднем, как Илья Муромец - мхом обрастешь? Не ты ли это говорила? А теперь, когда у меня началась настоящая актерская жизнь... Ты... Ты...
- Что я? - спросила Лизавета.
- Да ты мне просто завидуешь, вот что! - воскликнула Татьяна и, словно Вера Холодная в немом кино, взмахнула руками.
- Я? - задохнулась от гнева Лизавета. - Я тебе завидую? Да ты дура набитая, вот что я тебе скажу! Самонадутая дура! Я ведь к тебе из черной Африки прилетела...
Татьяна поняла, что перегнула палку, когда увидела слезы на лице Лизаветы.
- Лиза, Лизонька, прости! - она обняла сестру за плечи и принялась гладить ее по спине. - Прости меня, прости...
Они поплакали минут пять.
- Ты брось его, - всхлипывая прошептала Лизавета.
- Кого? - спросила Татьяна.
- Этого... прохиндея своего...
Назавтра Лизавета с мальчиками улетали назад во Фриско. Татьяна их не провожала. У Татьяны был сложный съемочный день.
* * *
Прилетев в Монреаль, Таня почему-то вдруг припомнила слова из песенки далекой-предалекой ленинградской юности:
Над Канадой - небо сине
Меж берез дожди косые
Чуть похоже на Россию
Только все же не Россия...
И странно стало на душе... Ну почему они, ничего не видавшие в своей короткой жизни дети, вкладывали в эту песню столько страстной сердечной грусти? Неужели правда, что все в жизни предрешено? И та грусть была неким предвиденьем, неким обратным дежа-вю?
- Чуть похоже на Россию, только все же не Россия, - пропела она себе под нос, окидывая взором подлесок, золотившийся робким на ветру березовым листом.
Но истинная грусть накатила на нее, когда той же самой "Каталиной", что не так уж давно забрасывала в бухту святого Лаврентия Таниного старого дружка Леню Рафаловича, прилетела она на съемочную базу "Мунлайт Пикчерз" в портовом городке Сет-Иль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43