Если дело дойдет до суда, адвокат Школьника будет убеждать присяжных, будто в первом эпизоде его подзащитный вообще отказался от взятки, что подтверждено записью, а во втором переданный конверт взяткой не считается, поскольку решение судьи от этого не зависело. Ведь Школьник в разговоре ясно дал понять, что в подобных случаях всегда для обеих сторон приостанавливает процесс предоставления документов. Поэтому Сеннетт предложил Робби подать ходатайство с просьбой удовлетворить иск его клиента на основании состязательных бумаг. То есть без судебных дебатов и предоставления поддерживающих документов. Сеннетт считал, что из этого может что-то получиться, поскольку тогда, в машине, Школьник категорично заявил, что такое ходатайство не удовлетворит ни при каких обстоятельствах.
— Если вы оба явитесь в суд, — объяснил Стэн, — Школьник поймет, что Макманис полюбовно уладить дело не согласился. Отклонив ваше ходатайство, судья тем самым инициирует процесс предоставления документов. Но тогда Макманис обнаружит, что ваш клиент смертельно болен и в результате никто ничего не получит. Ни вы, ни дети маляра, ни сам Школьник. — Стэн был убежден, что загоняет судью в угол.
— Вы не учли только одно, — заметил Робби. — Чтобы все это уразуметь, у Барни не хватит ума.
Школьник действительно очень удивился, когда Фивор и Макманис появились в зале суда со своей тяжбой. Судья напряженно вчитывался в бумаги, почесывая подбородок. Такое ходатайство удовлетворять ни в коем случае нельзя — это единственное, что ему известно наверняка, и он его сразу отклонил, как предсказывал Робби.
Казалось бы, дело принимает неблагоприятный оборот, однако горевать было рано. После судебного заседания Школьник пригласил участников тяжбы — Фивора с Ивон и Макманиса — к себе в кабинет. Угостил кофе, рассказал несколько пристойных анекдотов, а затем начал изо всех сил давить на Макманиса, чтобы тот согласился урегулировать дело полюбовно.
— Джим, сегодня вы уйдете отсюда в своих гаткес. — Школьник обращался к Макманису, которого видел впервые, словно они были добрыми знакомыми уже много лет. — Вы знаете, что это значит на идиш? Могу перевести: вы уйдете в своих ботинках. Но кто знает, как все сложится в следующий раз, когда Фивор подаст другое ходатайство? И не подумайте, что мной руководит предубеждение, ни Боже мой. В подходе к этому делу я сохраняю объективность. Полную. Поверьте, единственное, чему успеваешь научиться, просидев в судейском кресле двадцать шесть лет, так только этому. Необходимо проанализировать все факты и выслушать обе стороны. Это самое главное. Кто знает, как все сложится в следующий раз? Может быть, я опять приму вашу сторону. Но с тем же успехом удовлетворю и ходатайство истца. А почему бы и нет? — Судья поднял указательный палец. — И тогда с чем же вы, Джим, остаетесь? Не понимаю, почему это страховые компании так любят цепляться за свои деньги до самого конца. Кстати, у него есть семья? — Школьник обратил на Робби невинный взор. — У истца.
В результате, чтобы дать сторонам возможность обдумать свои замечания, Школьник продлил предоставление документов на месяц. Правда, закончить встречу с нужным апломбом ему не удалось. Он говорил, не отрывая взгляда от книги записей в кожаном переплете, которая лежала у него на столе.
Хитрец все эти пассажи превосходно зафиксировал. Все шло хорошо, но принимать поздравления Сеннетт воздержался, ведь главное еще впереди. Если Школьник возьмет деньги и нормально сработает установленная в «линкольне» сложная аппаратура, то тогда, наверное, можно рассуждать об успехе. Двенадцатого апреля Робби сообщил Пинхусу, что дело маляра улажено полюбовно, и оставил судье сообщение о встрече.
— Помните, для нас очень важно, чтобы судья взял деньги и что-нибудь произнес по этому поводу, — сказал Стэн, когда Робби собрался уходить.
Будучи ниже ростом, Стэн все-таки ухитрился положить свои маленькие руки на плечи Робби и посмотрел в глаза почти что с мольбой. Федеральный прокурор не приказывал, а просил. По-дружески. Это произвело большое впечатление на всех, даже на Робби.
— Судья, извините, но мне пришлось вас слегка ужать, — промолвил Робби Фивор, сев на кожаное сиденье «линкольна», красное, будто его покрыли лаком для ногтей.
Он внимательно изучил видеозапись прошлой встречи и теперь постарался лучше продемонстрировать конверт. Просто взял и помахал им перед объективом. Сегодня картинка была четче. Элф добавил еще один усилитель. Кроме того, Сеннетт, заплатив приличную сумму, арендовал в отделе борьбы с распространением наркотиков второй аппаратный фургончик, который работал в качестве резервного. Пока Элф лихорадочно управлял аппаратурой, мы трое, Стэн, Макманис и я, пристегнувшись к небольшим металлическим сиденьям, по монитору следили за встречей Робби с судьей.
— А? — Школьник вскинул голову и, видимо, ничего не поняв, принялся анализировать политику Клинтона в области здравоохранения.
Он занимался этим около пяти минут, не обращая внимания на манипуляции Робби с конвертом. Все происходящее снимала камера, но судью нужно вынудить заговорить о деньгах. Если конверт будет засунут в щель между сиденьями, адвокат заявит, что Школьник ничего о нем не знал. Робби использовал уловку, какую уже применил при встрече с Уолтером.
— Понимаете, судья, мне неудобно, но на сей раз здесь меньше, чем обычно. Договориться с этим идиотом Макманисом было нелегко. Пришлось пойти на кое-какие уступки. Я же старался ради сирот, чтобы они получили побольше. И мне очень не хочется, чтобы вы обижались.
Это было явным нарушением процедуры. Школьник насупился и некоторое время напряженно соображал. Наконец он бросил взгляд на конверт и тихо спросил: «Виифиль?» — что в переводе с идиш означало: «Сколько?»
— Восемь. Это нормально?
Школьник громко рассмеялся:
— Мой Бог, пусть бы они все так беспокоились, как вы. Конечно, достаточно. Робби, сколько лет мы работаем вместе? Ведь мы друзья. Так что, если вы сочли нужным дать столько, пусть будет столько. Кроме того, в прошлый раз вы дали мне… ни за что. — Посмотрев в изумленное лицо Робби, он добавил: — Вместо Джиллиан.
Сеннетт не издал ни единого звука, лишь победно вскинул кулак. Все шло по плану.
А Школьник неожиданно разговорился, забыв всякую осторожность.
— Некоторые из моих собратьев по судебной профессии ведут себя, как настоящие бандиты с большой дороги. Просто грабят несчастных адвокатов. Да что вам рассказывать, Робби, вы и без меня прекрасно знаете. Но я совсем не такой. Я всегда доволен. Если это хорошо для вас, то хорошо для меня. Я ценю вашу работу. И результат был бы тот же самый, даже если бы вы туда ничего не положили.
— Да, — пробормотал Робби.
Сеннетт в ужасе откинулся на стенку фургончика, но Робби быстро направил беседу в нужное русло.
— Но на сей раз, судья, вы действительно постарались. Когда вы отклонили мое ходатайство, то…
— Это было видно! — прервал его Школьник. — Вы выглядели, словно я ткнул пальцем вам в живот. Верно? Вы, наверное, подумали: что он со мной делает? Я прав?
— Да, вы правы, судья. Но я сразу вспомнил о бедном маляре и его детях. А потом вы в своем кабинете провели замечательную воспитательную беседу с этим уродом Макманисом. Просто великолепно. Ведь если бы вы не дали ему тычка, он бы и на никель не раскошелился.
— Хм… я рад, что вы это оценили. Выражение лица у вас было тогда такое, что мне захотелось как-то помочь. Ну, чтобы дело разрешилось подобающим образом. И я решил поговорить с мистером Макманисом, убедить его вести себя разумно. Вот, собственно, и все.
Стэн поморщился. Судья уже все равно себя угробил, даже если не находил в своих действиях ничего предосудительного.
Школьник остановил «линкольн» у здания «Лесюэр» и задержал Робби, чтобы досказать свой последний на сегодня анекдот о католическом священнике и рабби, машины которых столкнулись. Обсудив ситуацию, они решили, что виноваты оба. У рабби в ящичке совершенно случайно оказалась бутылка субботнего вина. «Давайте отметим наше мирное соглашение», — предложил он. Священник надолго приложился к бутылке, затем протянул рабби. «А я выпью после приезда полиции», — ответил тот. Смех судьи был настолько заразительным, что даже в фургончике кое-кто прыснул. Мы следовали за «линкольном» и после того, как из него вышел улыбающийся Робби. На сей раз Стэну удалось уговорить судью Уинчелл, чтобы она санкционировала продление работы камеры еще на десять минут с целью зафиксировать момент извлечения конверта. Второй аппаратный фургончик уже направился в гараж, а мы остались ждать завершения сегодняшней операции. Благодаря стараниям Элфа картинка оставалась четкой.
Оставшись один, Школьник позвонил жене. Сообщил, что придумал купить на день рождения внуку набор моделей гоночных автомобилей. Потом, тихо напевая «С днем рождения тебя… поздравляю», он съехал по пандусу в гараж, поставил машину и выключил двигатель, всколыхнув при этом изображение на экране монитора. Камере оставалось работать две минуты, затем она должна была автоматически отключиться.
Мы напряженно замерли. Школьник начал выходить из машины, но, неожиданно воскликнув «О, дрейкопрф», постучал костяшками пальцев по лбу, пристально вгляделся в ветровое стекло, пробормотал что-то и развернулся. В его руке возник конверт. Это было похоже на трюк искусного фокусника. Судья подержал его в нескольких сантиметрах от объектива камеры и сунул во внутренний карман плаща. Прежде чем покинуть машину, он приблизил лицо к зеркалу заднего вида, где был установлен объектив камеры, и стал поправлять галстук. Его лицо заняло весь экран. Несчастный негодяй провел языком по зубам, улыбнулся и снова негромко пропел «С днем рождения тебя… поздравляю».
Посмотреть пленку собрались все агенты. Ивон тоже удалось незаметно ускользнуть из офиса. Клекер был прав, это оказалось интереснее любого кино. Потом окрыленный сегодняшним успехом Сеннетт обратился к присутствующим. Он застыл в небольшом углублении в стене между светильниками, сияя белоснежной рубашкой.
— Наконец-то мы можем похвастаться кое-какими достижениями. Пусть это послужит вам наградой за тяжкий труд вдали от дома и родных. Теперь мы смело заявляем, что все ваши жертвы не напрасны. У нас уже имеется полноценный материал для возбуждения уголовного дела против судьи Школьника, и очень скоро можно будет то же самое сказать относительно Малатесты. Но это лишь первые шаги, и нам ни в коем случае не следует об этом забывать. Такие люди, как Школьник, проблемы не решают. Если повезет, мы сумеем привлечь к ответственности дюжину Школьников, но они порождение системы. И потому наша главная задача — добраться до ее организаторов. Туи… — Сеннетт произнес эту фамилию и замолчал, сурово оглядывая притихших агентов. — Когда мы схватим за шиворот Туи, это будет не просто очередной пункт в отчете о раскрытии преступлений, не броские газетные заголовки и даже не благодарственные грамоты начальства из Вашингтона, которые можно вставить в рамку и повесить на стену. — В этом месте несколько агентов сдержанно рассмеялись — Нет, все, что я перечислил, разумеется, будет иметь значение, но самое главное — пресечение деятельности этого мерзавца существенно оздоровит наше общество.
Через час Ивон садилась в машину в приподнятом настроении. Успех со Школьником, речь Сеннетта — операция начинала приносить плоды. Робби, напротив, выглядел подавленным. Общение с судьей потребовало большого напряжения, за которым неизбежно следовала депрессия. К тому же результаты его не вдохновляли.
— Чему тут радоваться? — спросил он. — Сегодня я подставил хорошего человека.
Робби Фивора, как и многих, оказавшихся в подобном положении, после успешно проведенной операции мучило раскаяние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Если вы оба явитесь в суд, — объяснил Стэн, — Школьник поймет, что Макманис полюбовно уладить дело не согласился. Отклонив ваше ходатайство, судья тем самым инициирует процесс предоставления документов. Но тогда Макманис обнаружит, что ваш клиент смертельно болен и в результате никто ничего не получит. Ни вы, ни дети маляра, ни сам Школьник. — Стэн был убежден, что загоняет судью в угол.
— Вы не учли только одно, — заметил Робби. — Чтобы все это уразуметь, у Барни не хватит ума.
Школьник действительно очень удивился, когда Фивор и Макманис появились в зале суда со своей тяжбой. Судья напряженно вчитывался в бумаги, почесывая подбородок. Такое ходатайство удовлетворять ни в коем случае нельзя — это единственное, что ему известно наверняка, и он его сразу отклонил, как предсказывал Робби.
Казалось бы, дело принимает неблагоприятный оборот, однако горевать было рано. После судебного заседания Школьник пригласил участников тяжбы — Фивора с Ивон и Макманиса — к себе в кабинет. Угостил кофе, рассказал несколько пристойных анекдотов, а затем начал изо всех сил давить на Макманиса, чтобы тот согласился урегулировать дело полюбовно.
— Джим, сегодня вы уйдете отсюда в своих гаткес. — Школьник обращался к Макманису, которого видел впервые, словно они были добрыми знакомыми уже много лет. — Вы знаете, что это значит на идиш? Могу перевести: вы уйдете в своих ботинках. Но кто знает, как все сложится в следующий раз, когда Фивор подаст другое ходатайство? И не подумайте, что мной руководит предубеждение, ни Боже мой. В подходе к этому делу я сохраняю объективность. Полную. Поверьте, единственное, чему успеваешь научиться, просидев в судейском кресле двадцать шесть лет, так только этому. Необходимо проанализировать все факты и выслушать обе стороны. Это самое главное. Кто знает, как все сложится в следующий раз? Может быть, я опять приму вашу сторону. Но с тем же успехом удовлетворю и ходатайство истца. А почему бы и нет? — Судья поднял указательный палец. — И тогда с чем же вы, Джим, остаетесь? Не понимаю, почему это страховые компании так любят цепляться за свои деньги до самого конца. Кстати, у него есть семья? — Школьник обратил на Робби невинный взор. — У истца.
В результате, чтобы дать сторонам возможность обдумать свои замечания, Школьник продлил предоставление документов на месяц. Правда, закончить встречу с нужным апломбом ему не удалось. Он говорил, не отрывая взгляда от книги записей в кожаном переплете, которая лежала у него на столе.
Хитрец все эти пассажи превосходно зафиксировал. Все шло хорошо, но принимать поздравления Сеннетт воздержался, ведь главное еще впереди. Если Школьник возьмет деньги и нормально сработает установленная в «линкольне» сложная аппаратура, то тогда, наверное, можно рассуждать об успехе. Двенадцатого апреля Робби сообщил Пинхусу, что дело маляра улажено полюбовно, и оставил судье сообщение о встрече.
— Помните, для нас очень важно, чтобы судья взял деньги и что-нибудь произнес по этому поводу, — сказал Стэн, когда Робби собрался уходить.
Будучи ниже ростом, Стэн все-таки ухитрился положить свои маленькие руки на плечи Робби и посмотрел в глаза почти что с мольбой. Федеральный прокурор не приказывал, а просил. По-дружески. Это произвело большое впечатление на всех, даже на Робби.
— Судья, извините, но мне пришлось вас слегка ужать, — промолвил Робби Фивор, сев на кожаное сиденье «линкольна», красное, будто его покрыли лаком для ногтей.
Он внимательно изучил видеозапись прошлой встречи и теперь постарался лучше продемонстрировать конверт. Просто взял и помахал им перед объективом. Сегодня картинка была четче. Элф добавил еще один усилитель. Кроме того, Сеннетт, заплатив приличную сумму, арендовал в отделе борьбы с распространением наркотиков второй аппаратный фургончик, который работал в качестве резервного. Пока Элф лихорадочно управлял аппаратурой, мы трое, Стэн, Макманис и я, пристегнувшись к небольшим металлическим сиденьям, по монитору следили за встречей Робби с судьей.
— А? — Школьник вскинул голову и, видимо, ничего не поняв, принялся анализировать политику Клинтона в области здравоохранения.
Он занимался этим около пяти минут, не обращая внимания на манипуляции Робби с конвертом. Все происходящее снимала камера, но судью нужно вынудить заговорить о деньгах. Если конверт будет засунут в щель между сиденьями, адвокат заявит, что Школьник ничего о нем не знал. Робби использовал уловку, какую уже применил при встрече с Уолтером.
— Понимаете, судья, мне неудобно, но на сей раз здесь меньше, чем обычно. Договориться с этим идиотом Макманисом было нелегко. Пришлось пойти на кое-какие уступки. Я же старался ради сирот, чтобы они получили побольше. И мне очень не хочется, чтобы вы обижались.
Это было явным нарушением процедуры. Школьник насупился и некоторое время напряженно соображал. Наконец он бросил взгляд на конверт и тихо спросил: «Виифиль?» — что в переводе с идиш означало: «Сколько?»
— Восемь. Это нормально?
Школьник громко рассмеялся:
— Мой Бог, пусть бы они все так беспокоились, как вы. Конечно, достаточно. Робби, сколько лет мы работаем вместе? Ведь мы друзья. Так что, если вы сочли нужным дать столько, пусть будет столько. Кроме того, в прошлый раз вы дали мне… ни за что. — Посмотрев в изумленное лицо Робби, он добавил: — Вместо Джиллиан.
Сеннетт не издал ни единого звука, лишь победно вскинул кулак. Все шло по плану.
А Школьник неожиданно разговорился, забыв всякую осторожность.
— Некоторые из моих собратьев по судебной профессии ведут себя, как настоящие бандиты с большой дороги. Просто грабят несчастных адвокатов. Да что вам рассказывать, Робби, вы и без меня прекрасно знаете. Но я совсем не такой. Я всегда доволен. Если это хорошо для вас, то хорошо для меня. Я ценю вашу работу. И результат был бы тот же самый, даже если бы вы туда ничего не положили.
— Да, — пробормотал Робби.
Сеннетт в ужасе откинулся на стенку фургончика, но Робби быстро направил беседу в нужное русло.
— Но на сей раз, судья, вы действительно постарались. Когда вы отклонили мое ходатайство, то…
— Это было видно! — прервал его Школьник. — Вы выглядели, словно я ткнул пальцем вам в живот. Верно? Вы, наверное, подумали: что он со мной делает? Я прав?
— Да, вы правы, судья. Но я сразу вспомнил о бедном маляре и его детях. А потом вы в своем кабинете провели замечательную воспитательную беседу с этим уродом Макманисом. Просто великолепно. Ведь если бы вы не дали ему тычка, он бы и на никель не раскошелился.
— Хм… я рад, что вы это оценили. Выражение лица у вас было тогда такое, что мне захотелось как-то помочь. Ну, чтобы дело разрешилось подобающим образом. И я решил поговорить с мистером Макманисом, убедить его вести себя разумно. Вот, собственно, и все.
Стэн поморщился. Судья уже все равно себя угробил, даже если не находил в своих действиях ничего предосудительного.
Школьник остановил «линкольн» у здания «Лесюэр» и задержал Робби, чтобы досказать свой последний на сегодня анекдот о католическом священнике и рабби, машины которых столкнулись. Обсудив ситуацию, они решили, что виноваты оба. У рабби в ящичке совершенно случайно оказалась бутылка субботнего вина. «Давайте отметим наше мирное соглашение», — предложил он. Священник надолго приложился к бутылке, затем протянул рабби. «А я выпью после приезда полиции», — ответил тот. Смех судьи был настолько заразительным, что даже в фургончике кое-кто прыснул. Мы следовали за «линкольном» и после того, как из него вышел улыбающийся Робби. На сей раз Стэну удалось уговорить судью Уинчелл, чтобы она санкционировала продление работы камеры еще на десять минут с целью зафиксировать момент извлечения конверта. Второй аппаратный фургончик уже направился в гараж, а мы остались ждать завершения сегодняшней операции. Благодаря стараниям Элфа картинка оставалась четкой.
Оставшись один, Школьник позвонил жене. Сообщил, что придумал купить на день рождения внуку набор моделей гоночных автомобилей. Потом, тихо напевая «С днем рождения тебя… поздравляю», он съехал по пандусу в гараж, поставил машину и выключил двигатель, всколыхнув при этом изображение на экране монитора. Камере оставалось работать две минуты, затем она должна была автоматически отключиться.
Мы напряженно замерли. Школьник начал выходить из машины, но, неожиданно воскликнув «О, дрейкопрф», постучал костяшками пальцев по лбу, пристально вгляделся в ветровое стекло, пробормотал что-то и развернулся. В его руке возник конверт. Это было похоже на трюк искусного фокусника. Судья подержал его в нескольких сантиметрах от объектива камеры и сунул во внутренний карман плаща. Прежде чем покинуть машину, он приблизил лицо к зеркалу заднего вида, где был установлен объектив камеры, и стал поправлять галстук. Его лицо заняло весь экран. Несчастный негодяй провел языком по зубам, улыбнулся и снова негромко пропел «С днем рождения тебя… поздравляю».
Посмотреть пленку собрались все агенты. Ивон тоже удалось незаметно ускользнуть из офиса. Клекер был прав, это оказалось интереснее любого кино. Потом окрыленный сегодняшним успехом Сеннетт обратился к присутствующим. Он застыл в небольшом углублении в стене между светильниками, сияя белоснежной рубашкой.
— Наконец-то мы можем похвастаться кое-какими достижениями. Пусть это послужит вам наградой за тяжкий труд вдали от дома и родных. Теперь мы смело заявляем, что все ваши жертвы не напрасны. У нас уже имеется полноценный материал для возбуждения уголовного дела против судьи Школьника, и очень скоро можно будет то же самое сказать относительно Малатесты. Но это лишь первые шаги, и нам ни в коем случае не следует об этом забывать. Такие люди, как Школьник, проблемы не решают. Если повезет, мы сумеем привлечь к ответственности дюжину Школьников, но они порождение системы. И потому наша главная задача — добраться до ее организаторов. Туи… — Сеннетт произнес эту фамилию и замолчал, сурово оглядывая притихших агентов. — Когда мы схватим за шиворот Туи, это будет не просто очередной пункт в отчете о раскрытии преступлений, не броские газетные заголовки и даже не благодарственные грамоты начальства из Вашингтона, которые можно вставить в рамку и повесить на стену. — В этом месте несколько агентов сдержанно рассмеялись — Нет, все, что я перечислил, разумеется, будет иметь значение, но самое главное — пресечение деятельности этого мерзавца существенно оздоровит наше общество.
Через час Ивон садилась в машину в приподнятом настроении. Успех со Школьником, речь Сеннетта — операция начинала приносить плоды. Робби, напротив, выглядел подавленным. Общение с судьей потребовало большого напряжения, за которым неизбежно следовала депрессия. К тому же результаты его не вдохновляли.
— Чему тут радоваться? — спросил он. — Сегодня я подставил хорошего человека.
Робби Фивора, как и многих, оказавшихся в подобном положении, после успешно проведенной операции мучило раскаяние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66