* * *
Пробуждение на следующее утро длилось долго. В комнате было светло, он лежал на необыкновенно приятно пахнущих простынях, на удобном матраце – не слишком мягком и не слишком жестком – и постепенно все вспомнил. Наследство. Самолет. «Феррари».
О, и он вчера вечером действительно выпил.
Но голова совсем не болела. Он сел, опустил босые ноги на ковер и, моргая, осмотрелся в огромной комнате. Двери балкона стояли распахнутыми настежь, издали доносился шум моря и, казалось, даже его запах. Мебель была ему не по вкусу: слишком витиеватая, но выглядела солидно и дорого.
Он обеими руками скреб голову, без конца зевал и потягивался. Вспоминал обо всем, словно о сне. Черт его знает, как он сюда попал, но все похоже на реальность. Он сидел в шелковой пижаме на краю кровати и вяло зевал, но это был уже точно не сон.
И что теперь? Чашка кофе пришлась бы кстати. Большая чашка, горячего и крепкого. А перед тем – душ.
Да, и триллионеры по утрам первым делом идут в ванную.
Завтрак был снова накрыт на террасе, где, видимо, и протекала вся семейная жизнь Вакки. Тенты на сей раз отгораживали от утреннего солнца, и открывался вид на море.
За столом был только патрон, остальное семейство отсутствовало. Немощным движением руки он предложил Джону занять место рядом с ним.
– Что вы хотите на завтрак? Мы здесь, в Италии, по утрам в основном пьем капучино, но у Джованны на кухне можно найти все, что пожелаешь. Даже настоящие американские хлопья на выбор.
– Для начала кофе, – сказал Джон.
Она тут же вошла, будто услышав его, и поставила перед ним большую чашку капучино. Вид у нее был довольно помятый.
– Остальные еще спят, – весело продолжал старик, заметив, как Джон посмотрел на ряд окон. – Неудивительно. Перелет через Атлантику, потом долгая поездка на машине и, наконец, вечер с выпивкой… Ведь мои сыновья уже не такие юные, только не хотят это понять. Альберто наверняка застращал вас жуткими историями о состоянии моего здоровья, да? В действительности я намеренно избегаю ужинов. Знаете, я изучил множество биографий долгожителей и установил, что в этом существенную роль играют привычки сна. Не единственную, но важную. Можно дожить до глубокой старости, даже не будучи чудом кондиции и сопротивляемости болезням, если следить за тем, чтобы хорошо высыпаться. Но Эдуардо, кстати, мог бы и появиться, ведь он вашего возраста.
Джон отхлебнул из своей чашки, и горячий эликсир, извлеченный из-под сладкой пены, благодатно заструился по его горлу. В ажурной хромированной корзинке лежало печенье, и он взял себе одно.
– Насколько я помню, я уже отправлялся спать, когда он пошел в подвал за вином.
Кристофоро Вакки засмеялся и покачал головой.
– Тогда утро целиком наше.
– Это хорошо или плохо?
– Это зависит от того, как мы его проведем. У вас есть какие-то планы?
Джон грыз печенье. Оно было солоноватое, но очень приятное на вкус. Жуя, он помотал головой.
– Это меня не удивляет, – сказал старый Вакки. – Должно быть, вам по-прежнему все это кажется сном. Мы вырвали вас из привычной жизни, утащили за собой через половину земного шара, спрятали здесь… Форменное безобразие.
– Форменное.
Кристофоро Вакки смотрел на него серьезным, благожелательным взглядом.
– Как вы себя чувствуете, Джон?
– В целом вполне хорошо. А что?
– Вы чувствуете себя богатым?
– Богатым? – Джон глубоко вздохнул и скривился. – Я бы не сказал. О'кей, вчера я купил «Феррари». По крайнее мере думаю, что купил. Но богатым… Нет. Скорее, чувствую себя как в отпуске. Как будто у меня объявились итальянские родственники и неожиданно взяли меня с собой в поездку по Европе.
– А вам бы хотелось проехаться по Европе?
– Об этом я никогда не думал… Наверное.
– Сейчас бы я вам отсоветовал, – сказал Кристофоро Вакки, – но в принципе это может быть примером желания, которое вы можете исполнить, когда хотите. Это процесс обучения. Вы должны научиться обращению с деньгами, в том числе и с большими деньгами. Нет больше никаких материальных желаний, от которых вам пришлось бы отказаться из-за недостатка средств. Но могут быть другие причины, и вы должны уметь их определить. Ваша прежняя жизнь не могла вас к этому подготовить – по крайней мере с виду, – и вы должны это наверстать.
Джон сощурил глаза.
– Что значит «с виду»?
Патрон испытующе глянул вверх на тент от солнца и подвинулся со своим стулом поглубже в тень.
– Солнце теперь совсем не такое, как в моей молодости. И я не думаю, что дело в старости. В мое время никто не жаловался на солнце. Наверное, это действительно связано с озоновой дырой. Солнце изменилось, вернее, тот его свет, который доходит до нас. – Он задумчиво кивнул. – Изобретатель аэрозоли, разумеется, не предполагал разрушения озонового слоя. И, может быть, не так все просто и не он один в этом виноват. Всегда сходятся несколько причин и несут с собой целый пучок следствий, и все взаимосвязано, все так переплетено, что не распутаешь. Понимаете, что я имел в виду под словами «с виду»?
Джон подумал, потом кивнул, хотя мог лишь смутно догадываться, к чему клонит старик.
– Да.
– Я думаю, свой скрытый смысл имеет и то, что вы выросли именно так, как вы выросли, и то, что вы, скажем, начиная с известного возраста, ускользнули от нашего внимания. – Он покачал головой, улыбаясь своим мыслям. – Пятьсот лет подготовки – и вдруг так осрамиться. Можете себе представить? После смерти Лоренцо мы растерялись, не зная о вас ничего, кроме имени и данных десятилетней давности. – Он снова засмеялся, взял печенье и макнул его в свой кофе, прежде чем надкусить. – Мы даже не знали, где вы живете.
Джон принужденно улыбнулся.
– И что, Лоренцо был подходящим наследником? – спросил он, невольно задержав дыхание.
Патрон склонил голову.
– Подходящим он, конечно, был. С развитым интеллектом, в школе завоевывал призы по математике… Мы все были им очарованы, признаюсь вам. Он был бы подходящим – с виду. Но ведь я уже сказал вам, что не доверяю тому, что «с виду».
– Я не завоевывал призов по математике, – сказал Джон. – У меня были трудности с обычным вычислением процентов. И интеллектом не блистал.
Кристофоро Вакки взглянул на него.
– Но Лоренцо умер, а вы живы.
– Может, это была ошибка.
– Жизнь нам отмеряет Бог. Вы думаете, Бог делает ошибки?
Джон ответил не сразу.
– Не знаю. Может быть. Иногда, я думаю, да.
Старик поднес чашку ко рту, выпил, задумчиво покивал.
– Вы еще слишком молоды, Джон, чтобы увидеть совершенство мира. Ничего, это поправимо. Поверьте мне, вы законный наследник по справедливости.
– Почему-то я себя таким не чувствую.
– Потому что вы пока находитесь в некотором шоке. Вся ваша жизнь фундаментально изменилась, и вам еще нужно встроиться в новую жизнь. Это нормально. Вам придется многому учиться, многое узнать, многое понять, прежде чем вы осилите этот шаг… А сейчас бы я с удовольствием, – продолжил Кристофоро Вакки, отхлебывая свой капучино, – поехал с вами во Флоренцию. Показал бы вам кое-что в этом городе. И в первую очередь наш архив. Он хранится у нас в офисе. Кстати, уже пятьсот лет. Хотите?
Эти пятьсот лет, подумал Джон, так легко слетают с его губ, будто он сам их прожил. Будто принадлежит к другой расе – расе бессмертных адвокатов.
– Звучит заманчиво.
– Здесь у нас в подвале хранятся все документы, но в микрофильмированном виде, – сказал Кристофоро. – А я хотел бы показать вам оригиналы, чтобы вы ощутили время и историю. – Он хитро сощурился: – Если, конечно, мне удастся разбудить Бенито.
– Довольно далеко до работы, – сказал Джон, когда они миновали Луку, а дорожный щит указывал, что до Флоренции осталось семьдесят восемь километров.
– Мы не так много работаем, чтобы это причиняло неудобства, – улыбнулся патрон. – Тем более что Данте описывает флорентийцев как алчных, завистливых, надменных людей, от которых лучше держаться подальше.
– Тогда почему бы вам совсем не покинуть Флоренцию?
Кристофоро Вакки сделал неопределенный жест.
– Традиция, думаю. К тому же хорошо смотрится на визитных карточках, когда путешествуешь по миру.
Джон кивнул, глядя в окно:
– Тоже причина.
Говорили они немного. Джон забылся от вида тосканских холмов с их виноградниками, фруктовыми садами и белыми виллами, а старик задумчиво смотрел перед собой.
Когда они въехали во Флоренцию, он велел Бенито высадить их на Пьяцца Сан-Лоренцо.
– Отсюда недалеко до офиса, а по дороге я покажу вам некоторые достопримечательности. Не те, что обычно показывают – Пьяцца делла Синьория, Уффици, Дуомо, Палаццо Питти, Понте Веккио, – это стандартный набор. Но его, я думаю, вам необязательно осматривать в субботу.
Джон кивнул. Правильно, сегодня суббота. Его чувство времени еще пока не упорядочилось.
Машина с трудом пробивалась через бесконечные пробки между колоссальными средневековыми фасадами и наконец остановилась перед кирпичной стеной одной массивной базилики. Кристофоро велел Бенито забрать их у офиса в половине третьего, они с Джоном вышли из машины, и «Роллс-ройс» покатился дальше под заинтересованными взглядами прохожих.
Улицы Флоренции были необыкновенно оживлены. Вся площадь перед церковью Сан-Лоренцо пестрила временными торговыми лотками, между рядами которых протискивались толпы туристов, громко разговаривая на всех языках мира, а мимо тарахтели мопеды. Джон старался не отставать от Кристофоро, который явно чувствовал себя здесь как дома и направлялся к памятнику посреди площади.
– Это основатель династии Медичи Джованни ди Аверардо, – объяснил патрон. Ему приходилось кричать, чтобы его слова пробились сквозь уличный шум. – Он жил в четырнадцатом веке, и его сын Козимо был первым из Медичи правителем Флоренции – главным образом потому, что он был богат. Медичи владели тогда самой крупной банковской империей Европы.
Джон присмотрелся к задумчиво сидящей фигуре, к живым чертам его лица. Тонкости рельефа были скрыты под слоем черной патины из выхлопа и пыли, который походил на грязь столетий, хотя, скорее всего, скопился за каких-нибудь полгода.
– Угу.
– Это было году в 1434-м, если я не ошибаюсь. Но умер он в 1464 году, и его сын Пьер, которого называли Подагриком, умер пять лет спустя от этой самой болезни. И власть перешла к его сыну Лоренцо, которому тогда было двадцать лет. Несмотря на молодость, он правил городом так дальновидно, что позднее его назвали Великолепным.
– А, да.
Опять Лоренцо. Джон еще в школе терпеть не мог эти экскурсионные пояснения, но ему некуда было деваться.
– В 1480 году родился ваш предок Джакомо Фонтанелли, – продолжал адвокат, не сводя глаз со статуи, и когда Джон посмотрел на него сбоку, он понял, что все эти давно минувшие события имеют для этого человека такое же значение и такое же отношение к его жизни, как день его свадьбы. – Лоренцо как раз пережил заговор, жертвой которого пал его брат, и воспользовался случаем, чтобы избавиться от своих врагов. И Джакомо Фонтанелли рос во времена расцвета Флоренции – во времена правления Лоренцо Великолепного. – Кристофоро указал в сторону куполов церкви, перед которой они стояли: – Там, кстати, похоронены все Медичи. Заглянем?
– С удовольствием, – кивнул Джон, изнемогая от жары, пыли, шума и сконцентрированного заряда истории. Представить только, что все это происходило до открытия Колумбом Америки…
Они обошли площадь по краю, добрались до входа в капеллу Медичи, заплатили за билеты и ступили в прохладную тишину крипты.
Многочисленные туристы, держа фотоаппараты наготове, невольно приглушали голоса и изучали надписи, перечисляющие разных членов семьи Медичи. Кристофоро указал на последнюю колонну в правом ряду:
– Там покоится последняя из рода Медичи, Анна Мария Людовика. Тут указана дата ее смерти – 1743 год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114