Джон скрестил на груди руки и откинулся на спинку кресла.
– Действительно вызывает.
Робурн впал в поучительный тон – так, будто этот доклад ему приходилось читать уже неоднократно.
– Интересно изучать историю налога. Дань с народа собиралась с тех пор, как существует городская цивилизация. Это был путь, каким господствующий класс мог финансировать свое существование, свои военные приключения и прочие проекты. Многие из налогов, изобретенные еще в античные времена, взимаются и по сей день, хоть и в видоизмененной форме, и это несмотря на то, что они составляют лишь крохотную часть государственных сборов, а в некоторых случаях собрать их стоит дороже, чем они приносят средств. Это связано еще и с тем, что налоговая нагрузка сегодня в целом выше, чем раньше. В течение столетий «десятина», то есть десятипроцентная дань, воспринималась как почти неприемлемо высокая. – Он поднял брови в аристократически-насмешливой улыбке. – Мы бы сейчас благодарно рухнули на колени, если бы налоги опустились до этого уровня – чего они, кстати сказать, никогда не сделают. Поскольку со времен промышленной революции и связанных с ней перемен – таких, как высокая стоимость вооружения и ведения войны, повышение социальных выплат и изобретение дотаций для определенных областей хозяйства и тому подобное, – государственные расходы росли существенно быстрее, чем экономика, фактически они настолько высоки, что сегодня практически все государства являются должниками, и это большой вопрос, как они выпутаются их своих долгов.
– Очень просто, – вполголоса вставил Джон. – Пусть возьмут в долг у меня.
На это замечание Робурн не обратил внимания.
– Великобритания ввела подоходный налог в 1799 году, чтобы финансировать войны с Наполеоном, и в 1815 году снова отменила их. Но они уже вошли во вкус. В 1842 году его снова ввели, якобы в качестве временной меры, но, как мы все знаем, это длится и по сей день. Подобным же образом обстоят дела со всеми основными государствами, где сегодня существуют налоги с оборота, с прибыли, с зарплаты, и эти сборы составляют большую часть государственного дохода. – Он поднял указательный палец. – Что я хочу этим сказать: что подоходный налог не является ни богоданным установлением, ни неприкосновенной святыней. Его как ввели, так и отменить недолго. Стоит лишь захотеть.
– Но зачем? – возразил Джон. – Конечно, никто не любит платить налоги, но я не вижу, чтобы подоходный налог был бы настолько опустошителен, чтобы его приходилось отменять.
– Разумеется, его придется заменить чем-то другим, – согласился Робурн. – В конце концов современное государство не может жить с одного только соляного налога.
– Ваш налог на ущерб окружающей среде?
– Это уже ближе. Но это была моя позиция, повторяю, двадцатилетней давности. С тех пор мои убеждения немножко продвинулись. – Робурн сделал неопределенный жест рукой. – Надо прежде всего иметь в виду, что налоги выполняют управляющую функцию. Они умеряют то, что ими облагается. Налоги на активность по созданию новых стоимостей – такую, как работа, инвестиции или торговля – оказывают отрицательное влияние именно на нее, ибо благодаря тому, что они рассчитываются в процентах и, как правило, еще и прогрессивно, ими нельзя пренебречь, сколько бы ни зарабатывал. В США взимается около 500 миллиардов долларов налога на заработную плату в год, это повышает расходы предприятий по зарплате и приводит к сокращению рабочих мест, поскольку не всякое рабочее место себя окупает. Из-за этого экономика теряет до 150 миллиардов долларов.
Джон некоторое время раздумывал.
– Но эти потери возникают при любом виде налогообложения, так? Их нельзя устранить, разве что совсем отменить налоги.
– Правильно, – согласился журналист. – Дело не в том, чтобы их устранить, а в понимании, каким образом налоги воздействуют на поведение и решения людей. Налоги управляют. Они наказывают то, что облагают. Моя основная идея состояла в том, чтобы обложить налогом ущерб окружающей среде. В первый момент звучит неплохо, да?
Джон озадачился.
– Да. Поэтому мы и сидим здесь.
– Вот так человека настигают грехи его молодости, – вздохнул лорд, но не очень сокрушенно. – Поскольку дьявол подстерегает нас в деталях. Ведь как рассчитать ущерб окружающей среде? В моей книге я от этого вопроса увильнул. Сколько могут стоить выбросы в атмосферу? Стоит ли кадмий в земле больше, чем двуокись углерода в воздухе, и если да, то на сколько? Как рассчитывать налог на отходы – по объему, по весу или по составу? И как учесть теплоизлучение от машин? Сложная тема, она просто приглашает к хитростям и манипуляциям. В те времена я считал, что это второстепенные вопросы, но когда начал этим заниматься, мне больше десяти лет пришлось вести расчеты в тщетном поиске простоты и справедливости. Пока до меня не дошло, в чем состоит принципиальная ошибка.
Тут он наконец взялся за свою кофейную чашку, наполнил ее, добавил сахар и принялся невозмутимо его размешивать. Джон обратил внимание, какие у Робурна нервные и тонкие руки – руки музыканта или художника, странно контрастирующие с его непритязательной манерой держаться.
– В восьмидесятые годы мне попался народнохозяйственный баланс Коста-Рики, который на первый взгляд выглядел радужно, а на второй вселял ужас. Эти люди вырубили на экспорт свыше сорока процентов своих вековых лесов. Меня шокировало, что в расчет валового внутреннего продукта это обстоятельство входило исключительно позитивно. При таком подходе им выгоднее всего было бы вырубить леса до последнего дерева. А то, что это вызвало бы в последующие годы сельскохозяйственную катастрофу, из цифр никак не усматривалось. Я долго размышлял об этом и пришел к заключению, что все зло кроется именно здесь: в ошибочных расчетах.
– Неправильно рассчитанный баланс? Я не понимаю.
– О, сам по себе баланс был корректный, я имел в виду совсем не это. Правила, по которым его составляли, были неверные. Определение валового внутреннего продукта бездумно, если оно не учитывает такие факторы, как окружающая среда и ограниченные природные ресурсы. Теперь перешли на другой параметр – совокупный общественный продукт, но и он ненамного лучше.
– Вы критикуете как раз экономическую науку, если я вас правильно понял.
– Некоторые именитые люди вообще оспаривают, что есть такая наука – экономика.
– Это, случайно, не те же самые люди, которые оспаривают, что высадка на Луну действительно состоялась?
– Я не присутствовал при высадке на Луну, а вы?
– Мне тогда не было и двух лет.
– Отличие в том, что здесь я не обязан верить кому-то на слово. Я могу пересчитать все сам. И с тех пор, как я это понял, я снова и снова убеждаюсь, что все катастрофы начинаются с чьих-то неверных расчетов. – Наконец-то он сделал глоток кофе. – Возьмите, например, атомную энергию. Независимо от всех споров за и против использования атомной энергии, большинство из которых питаются скорее эмоциями, чем расуждениями, дело обстоит так, что никогда бы не была построена ни одна гражданская атомная электростанция, если бы с самого начала все просчитали как следует. Такое якобы дешевое электричество атомных станций дешево только потому, что его производители тщательно избегают включения в калькуляцию отчислений в резервный фонд на обезвреживание отработанного атомного топлива. Поскольку атомная энергия была политически желанна, они могли исходить из того, что эти расходы можно перевалить на общество, тем более в неопределенном будущем, когда с них уже не спросится. На самом деле атомная энергия нерентабельна. Вот что я понимаю под неверными расчетами. Если ваш бухгалтер делает нечто такое, мистер Фонтанелли, он должен сесть в тюрьму.
Он неторопливо поставил свою чашку.
– Ошибка традиционного подхода состоит в том, что ресурсы считаются неограниченными и учитывается лишь стоимость их добычи. Это приблизительно так же разумно, как если бы купец приобрел магазин с большим складским запасом, ну, скажем, тостеров и в расчет цены включает лишь расходы на то, чтобы пойти на склад и взять с полки тостер. Мы поступаем именно так. Вот лес, и мы считаем, во сколько обойдется спилить дерево, сколько стоит транспортировка в порт, и радуемся той сумме, которая у нас после этого осталась от продажи древесины. То же самое – с извлечением нефти, руды и так далее.
Джон кивнул:
– Понимаю.
– И до меня стало доходить, что в этом и кроется решение проблемы. – Он выдержал искусственную паузу перед тем, как подвести итог: – Я подумал: что, если отменить все имеющиеся налоги и ввести один только налог – на сырье?
– Что? – вырвалось у Джона. – Но это было бы несправедливо, потому что коснется только предприятий, обрабатывающих сырье.
Робурн поучительно поднял указательный палец:
– Кстати сказать, этот налог должен быть введен единообразно по всему миру, чтобы индустрия не перебегала с места на место в поисках благоприятных налоговых условий, и платить должны те, кто что-нибудь берет из земли – нефтедобывающие компании, угольные шахты, рудники и так далее. Но, разумеется, он перейдет дальше в более высокие цены, и в конце концов этот налог равномерно распределится на всех. Лишь расходы по управлению стали бы радикально ниже, чем в наши дни. Больше не было бы подоходного налога, налога с фонда зарплаты, с прибыли, с оборота и так далее, зато подорожали бы предметы повседневной необходимости.
– Потому что в них применяется сырье, и на цены лягут налоги.
– Вот именно.
Джон некоторое время осваивал эту мысль. Было ли это величайшим безумием, какое ему приходилось слышать, или гениальной идеей, своеобразным Колумбовым яйцом?
– Тогда люди станут экономнее обходиться с сырьем и энергией, – размышлял Джон. – Тогда не будет выгодно везти консервы через всю Европу; по крайней мере, после этого они уже не будут стоить в магазинах меньше доллара. Подорожает материал упаковки, и люди будут предпочитать нерасфасованные продукты.
Робурн кивнул:
– И восстановление вторсырья вдруг начнет окупаться. Сегодня приходится заставлять фирмы принимать назад банки из-под напитков и тому подобное. Почему? Потому что сырье слишком дешево. Потому что цены на него не соответствуют реальности – ни экономической, ни экологической. Но введите налог на сырье, и люди будут ломиться в двери фирм утилизации, чтобы продать им свои отходы. Когда сырье дорогое, то задумаешься, стоит ли выбрасывать его в трубу в виде вредных веществ. – Робурн поднял руку. – И подумайте, сами собой устранятся все формы налога с оборота. Это значит, что работа снова подешевеет, потому что фонд зарплаты не будет отягощен дополнительным грузом налогов. Всевозможные услуги станут дешевле. Безработица перестанет быть проблемой.
Джон задумчиво кивнул.
– Но, – пришло ему в голову, – разве это было бы справедливо? Я хочу сказать, определенная часть ресурсов, прежде всего энергии, необходима просто для поддержания жизни. Разве ваш налог не коснется в первую очередь бедных, в то время как у богатых будут развязаны руки расходовать их деньги на природоразрушительную деятельность.
Робурн развел руками:
– От вас, наверное, не ускользнуло за всю вашу жизнь, мистер Фонтанелли, что все тяготы жизни задевают бедных куда чувствительнее, чем богатых, за исключением разве что кризисов в производстве икры.
– Да, но мне бы не хотелось обострять это еще и через налоговую систему. Или подумайте о том, что разные страны обладают разными запасами сырья. В Японии их почти совсем нет. И государство сможет собирать лишь минимальные налоги.
– Вот это, пожалуй, самое серьезное возражение, – признал Робурн, – и на этот случай у меня припасено одно предложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114