Мама никогда не смотрела его кредитную карточку. Она говорила, что он должен учиться заботиться о себе сам. Счет за телефонные разговоры она тоже вручала ему не глядя, потому что, по ее словам, она никогда никому не звонила. Сколько он тратил на аппаратуру, она не имела представления.
Без особого желания Берни решил поработать хотя бы в течение утра. Мать Меган сказала, что та появится сегодня. Это означало, что она может вернуться в любое время дня. Он не мог позвонить и сказать опять, что он Том Уайкер. Меган уже могла выяснить на станции, что Том не звонил ей.
День оказался не очень удачным для работы. Берни стоял возле багажного отделения вместе с другими «леваками» и шоферами замысловатых лимузинов, которые держали в руках таблички с именами тех, кого они встречали.
Он подходил к прибывающим пассажирам в тот момент, когда они сходили с эскалатора. «Чистая машина, дешевле такси, выдающийся водитель». Его губы немели в постоянной улыбке.
Вся беда была в том, что администрация аэропорта всюду развесила таблички с предупреждением о том, чтобы пассажиры не садились в автомобили, не лицензированные в качестве такси. Некоторые уже начинали, было соглашаться, но затем отказывались от поездки.
Одна старая дама разрешила ему донести ее чемоданы до обочины, а затем сказала, что подождет его здесь, пока он подгонит свою машину. Он попытался взять с собой ее сумки, но она завопила, чтобы он поставил их.
На него стали оборачиваться.
Была бы она одна! Это же надо, пытаться навлечь на него беду, в то время как он хочет лишь услужить ей. Но ему, конечно же, не нужен был лишний шум и поэтому он сказал: «Конечно, мэм. Я сейчас же пригоню машину».
Когда через пять минут он подъехал на машине, ее уже и след простыл.
Этого было достаточно, чтобы он начал нервничать. Он больше не будет возить сегодня эти ничтожества. Проигнорировав парочку, которая попыталась узнать у него стоимость проезда до Манхэттена, он рванул с места, выскочил на Гранд Сентрал Паркуэй и, уплатив сбор за дорогу до моста Трайборо, повернул на Бронкс, откуда дорога вела в Новую Англию.
В полдень он уже ел свой гамбургер, запивая его пивом, в баре гостиницы «Драмдоу», где бармен Джо встретил его как завсегдатая.
50
В среду утром Кэтрин отправилась в гостиницу и работала в своем кабинете до половины двенадцатого. Было заказано двадцать ланчей, и даже при наличии случайных посетителей Тони вполне мог справиться с таким объемом работы на кухне. Так что она может вернуться домой и продолжить свои поиски в бумагах Эдвина.
Проходя через вестибюль, она заглянула в бар. Там уже сидело человек десять-двенадцать, некоторые из них держали в руках меню. Неплохо для буднего дня. Дела, несомненно, начинали идти на поправку. Число посетителей, особенно в обеденное время, теперь почти достигало того, что было до депрессии.
Но это, тем не менее, не означало, что она сможет удержать гостиницу в своих руках.
Она села в свою машину, отметив про себя нелепость того, что даже такое короткое расстояние между гостиницей и домом не может заставить себя пройти пешком. «Я все время спешу, — подумала она, — но, к несчастью, вскоре это может не понадобиться больше».
Ювелирные украшения, которые она в понедельник заложила в ломбард, не дали ей того, на что она рассчитывала. Ювелир, хотя и предложил ей взять всю партию целиком, предупредил, что спрос низкий.
— Это чудесные вещицы, — сказал он, — и цены в конечном итоге пойдут вверх. Если вы не так остро нуждаетесь в деньгах сейчас, я настоятельно советую не продавать их.
Она не стала продавать. Заложив их в «Провидент Доан», она, по крайней мере, смогла уплатить хотя бы квартальный налог за гостиницу. Но через три месяца предстояла следующая выплата. На столе у нее уже лежало послание от одного шустрого агента по торговле недвижимостью: «Не заинтересованы ли вы в том, чтобы продать гостиницу? Мы можем предложить вам покупателя».
«Воспользоваться моим отчаянным положением — вот чего хочет этот хищник, — сказала себе Кэтрин, выезжая с покрытой щебнем автостоянки. — И может статься, что я буду вынуждена принять это предложение». Она на секунду остановилась и обернулась на гостиницу. Отец выстроил ее похожей на каменный особняк в Драмдоу, который в детстве представлялся ему настолько величественным, что только джентри мог осмелиться ступить в него.
«Я радовался любому поручению, которое позволяло мне побывать в особняке, — рассказывал он Кэтрин. — Я выглядывал из кухни и старался получше рассмотреть его изнутри. Однажды, когда семейство отсутствовало в доме, повариха сжалилась надо мной. „Хочешь посмотреть остальную часть дома?“ — спросила она, взяв меня за руку. Кэтрин, эта добрая женщина показала мне весь дом целиком. А теперь у нас есть точно такой же».
Кэтрин почувствовала, как комок подступил у нее к горлу, при виде грациозного особняка, выстроенного в георгианском стиле с красивыми створчатыми окнами и тяжелой резной дверью из дуба. Ей всегда казалось, что отец по-прежнему присутствует в доме, разгуливая в нем как благодетельное привидение и все так же отдыхая перед камином в гостиной.
«Он, в самом деле, появится, если я продам дом», — подумала она, нажимая на акселератор.
В доме звонил телефон, когда она отпирала входную дверь. Кэтрин бросилась к нему. Это была Меган.
— Мам, я должна поторапливаться. Начинается посадка на самолет. Сегодня утром я опять встречалась с матерью Анни. Вечером она с адвокатом вылетает в Нью-Йорк для опознания тела. Я расскажу тебе об этом, когда приеду домой. Это будет около десяти часов.
— Я буду дома. Ох, Мег, извини. Твой босс, Том Уайкер, просил, чтобы ты позвонила ему. Я забыла сказать об этом, когда мы говорили с тобой вчера.
— Вчера я все равно бы уже не застала его на работе. А почему бы тебе не связаться с ним сейчас и не сказать, что я перезвоню ему завтра. Я уверена, что он не предложит мне очередное задание. Мне надо бежать. Я люблю тебя.
«Ведь работа так много значит для Меган, — ругала себя Кэтрин. — Как я могла забыть о звонке Уайкера». Она листала записную книжку в поисках номера телефона студии третьего канала.
«Странно, что он не дал мне номер своего прямого телефона», — думала Кэтрин, ожидая, когда оператор соединит ее с секретаршей Уайкера, объяснив себе это в конечном итоге тем, что он наверняка был известен Меган.
— Я уверена, что он захочет поговорить с вами, миссис Коллинз, — заверила секретарша, когда она назвала себя.
Кэтрин познакомилась с Уайкером примерно год назад, когда Меган показывала ей телестанцию. Он понравился ей, хотя после встречи она и заметила, что «ей не хотелось бы предстать перед лицом Тома Уайкера в случае какого-нибудь нарушения с ее стороны».
— Как у вас дела, миссис Коллинз, и как Меган? — спросил Уайкер, взяв трубку.
— У нас все в порядке, спасибо. — Она объяснила причину своего звонка.
— Я не звонил вам вчера, — сообщил он.
"Боже милостивый, — подумала Кэтрин, — я же еще не сошла с ума вместе со всем окружающим миром? "
— Господин Уайкер, кто-то звонил, назвавшись вашим именем. Вы никому не поручали связаться с нами?
— Нет. А что конкретно сказал вам этот человек? Руки у Кэтрин стали холодными и влажными.
— Он хотел знать, где Меган и когда она будет дома. — С трубкой в руках она опустилась на стул. — Господин Уайкер, позапрошлой ночью кто-то снимал Меган на пленку, скрываясь рядом с нашим домом.
— Полиция знает об этом? — Да.
— Тогда сообщите им об этом звонке тоже. И, пожалуйста, держите меня в курсе, если что-то подобное повторится. Передайте Меган, что нам не хватает ее.
Он говорил искренне. Она была уверена в этом. В его голосе чувствовалась подлинная озабоченность. Кэтрин поняла, что Меган должна предоставить Уайкеру приоритетное право на то, что ей удалось узнать в Скоттсдале о погибшей девушке, которая была похожа на нее.
«От средств массовой информации некуда деться, — подумала Кэтрин. — Мег сказала, что Фрэнсис Грольер приезжает завтра в Нью-Йорк, чтобы опознать тело своей дочери».
— Миссис Коллинз, с вами все нормально? Кэтрин решилась.
— Да. Есть еще кое-что, о чем вам надо знать раньше других. Мег поехала в Скоттсдал вчера, потому что...
Она рассказала все, что знала, а затем ответила на его вопросы. Последний из них был самым трудным.
— Как журналист я должен спросить вас об этом, миссис Коллинз. Что вы чувствуете по отношению к вашему мужу теперь?
— Я не знаю, что я чувствую по отношению к мужу, — призналась Кэтрин. — Я знаю только, что мне очень и очень жаль Фрэнсис Грольер. Ее дочь мертва. Моя дочь жива и будет со мной сегодня вечером.
Когда она, наконец, смогла положить трубку, Кэтрин прошла в столовую и села за стол, где все еще лежали оставленные ею подшивки с бумагами. Кончиками пальцев она потерла виски. Голову начинала заполнять тупая и устойчивая боль.
Прозвучала мягкая трель входного звонка. «О Боже, только бы это не были люди из прокуратуры или репортеры», — подумала она, устало поднимаясь со своего места.
Из окна гостиной ей было видно, что на крыльце стоит высокий мужчина. Кто это может быть? Поймав взглядом его лицо, она удивилась и поспешила к двери.
— Здравствуйте миссис Коллинз, — сказал Виктор Орзини. — Прошу извинить меня. Мне следовало позвонить, но я оказался рядом и решил зайти. Мне кажется, что некоторые нужные мне бумаги могли попасть в дела Эдвина. Вы не будете возражать, если я посмотрю их?
У Меган был билет на самолет авиакомпании «Америка Уэст», вылетающий из Феникса рейсом 292 в час двадцать пять и прибывающий в Нью-Йорк в восемь ноль пять вечера. Она была рада, что ей досталось место у иллюминатора. Среднее кресло оказалось незанятым, а вот сидевшая у прохода женщина, похоже, любила поболтать.
Чтобы избежать этого, Меган откинула спинку кресла и закрыла глаза. В голове у нее тут же стала прокручиваться встреча с Фрэнсис Грольер. Когда в памяти всплывали ее подробности, она испытывала самые противоречивые чувства.
Обида на отца. Злость на Фрэнсис.
Ревность из-за того, что у отца была другая дочь, которую он любил.
Любопытство по поводу Анни. Она была путешествующей писательницей. И, должно быть, отличалась образованностью. «Она была похожа на меня и приходилась мне сводной сестрой, — думала Меган. — Она еще дышала, когда они выносили ее из машины „скорой помощи“. Я была с ней, когда она умерла, я даже не подозревала раньше о том, что она существовала».
Жалость ко всем: к Фрэнсис Грольер и Анни, к своей матери и к себе. И к отцу, думала Меган. Может быть, однажды я увижу его таким, каким его видит Фрэнсис: надломленным ребенком, который чувствовал себя беззащитным, если не был уверен, что у него есть такое место, куда он может уйти, и где он нужен.
И все же у отца было два дома, где его любили, думала она. Неужели оба они были нужны ему только потому, что ребенком он знал два дома, где его не любили, и где он не был нужен?
В самолете открылся бар. Меган заказала стакан вина и медленно потягивала его, чувствуя, как внутри нее разливается тепло. Глянув в сторону прохода, она с облегчением увидела, что ее соседка поглощена книгой.
Подали ланч. Меган была не голодна, но все же съела салат и выпила кофе. Голова начала проясняться. Она достала из сумки блокнот и за второй чашкой кофе стала набрасывать заметки.
Клочок бумаги с ее именем и номером телефона толкнул Анни на стычку с Фрэнсис, во время которой она потребовала открыть ей всю правду. "Фрэнсис сказала, что Анни звонила мне и положила трубку, когда я ответила, — думала Меган. — Если бы только она поговорила со мной тогда. Ей бы, возможно, не понадобилось ехать в Нью-Йорк. И она могла бы остаться в живых".
Кайл, очевидно, видел Анни, когда та ездила по Ньютауну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46