— Я вас понял, Андрей Викторович, — произнес премьер. — Кстати, вы слышали о «деле Горделадзе»?
— Да, разумеется, — кивнул Обнорский. — О нем нельзя не слышать.
— И что вы об этом думаете? — спросила Валентина Павловна.
— Думаю, что шумиха вокруг исчезновения Горделадзе раздута искусственно. — Андрей закурил, повертел в руках бокал с рубиновым «бастрадо». — Скорее всего это пиар-акция самого Горделадзе. И группы заинтересованных лиц.
— У нас на Украине многие считают по-другому, — заметил премьер. — В исчезновении Горделадзе обвиняют… вернее, не обвиняют… Короче, некоторые намекают на причастность к этому президента и спецслужб. Делу пытаются придать исключительно скандальный, политический характер.
— Я, — ответил Обнорский, — далек от политики, Сергей Васильевич. Однако считаю, что и в России, и на Украине политические убийства исключительно редки… В наших условиях убивают, как правило, свои и, как правило, за деньги. Опыт наших расследований самых громких, резонансных дел подсказывает, что в основе почти всегда лежит коммерческий интерес. Я, разумеется, не могу говорить обо всех убийствах или покушениях в России, но по Питеру мы информацией владеем.
— Вице-мэр Малевич? — Быстро спросил Соболев.
— Убит в связи с невозвратом долгов, взятых под предвыборную кампанию Демократа. Я не смогу это доказать в суде, но оперативные материалы подтверждают именно эту версию.
— Убийство Галины Старухиной тоже имеет под собой… э-э… финансовую основу?
— Однозначно, — твердо сказал Обнорский.
— Вы проводили эти расследования? — спросил Соболев.
— Да, мы проводили собственные расследования.
Соболев сделал глоток вина, помолчал, а потом сказал:
— Когда я читал ваши документальные книжки, я понимал, что за этим материалом — огромная, кропотливая работа. Но даже представить себе не мог, что вы создали целую расследовательскую организацию. Скажите, Андрей Викторович, как у вас складываются отношения с властью… с ГУВД, в частности?
— По-разному, — ответил Андрей. — И в Смольном, и в ЗакСе, и в ГУВД — разные люди. Кто-то нас поддерживает, даже помогает нам… А кто-то ждет не дождется момента, когда мы допустим какую-то ошибку. Если мы публично называем вора вором, взяточника — взяточником, а бандита — бандитом… за что же им нас любить? Не все нас любят, далеко не все.
— М-да… нам в Крыму здорово не хватает структуры, подобной вашей. У нас тоже криминальная ситуация далека от идеала. За последние годы мы, конечно, Крым подчистили и кое-кому хвост прижали… Но много еще работы. Очень много. Журналисты у нас есть. Но вот опыта расследовательской работы у них не хватает.
— А мы своим опытом делимся, — ответил Андрей. — В том числе с крымскими коллегами. Я, кстати, недавно был в Крыму, мы там семинар по расследованиям проводили.
— Вот тебе и раз, — сказал Соболев. — Почему я не знал? Вернусь — взгрею своего пресс-секретаря. Когда вы были в Крыму? Где?
— Семинар проходил неподалеку от Ялты. В сентябре, как раз, когда Горделадзе исчез. Ажиотаж, кстати по этому поводу был огромный, все украинские СМИ только об этом и говорили.
— Горделадзе… — задумчиво произнес премьер. — Скажите, Андрей Викторович, а если бы вам предложили поработать над темой исчезновения Горделадзе? Вы бы согласились?
— Не знаю… Скорее — не согласился бы.
— Почему, Андрей Викторович? Вы же не очень хорошо знакомы с «делом Горделадзе», — возразил Соболев.
— Напротив, Сергей Васильевич. Я, волею случая, весьма хорошо знаком с «делом Горделадзе», — произнес Обнорский, Он задумался, вспоминая свою поездку в Крым.
***
Кренясь в вираже, «ТУ-154» развернулся, и в иллюминаторе показалось море. Море было невероятной, насыщенной синевы, вдали оно смыкалось с небом, и этот переход был невидим. Вблизи синева окаймлялась белоснежной ниткой прибоя вдоль длинной желтой косы.
Все краски были яркими, чистыми, избыточными. Самолет снижался, от перемены давления закладывало уши… Море исчезло, сменилось «геометрией» сельхозугодий, дорог и поселков. Самолет снижался очень быстро, скоро стали различимы крыши домов, бегущие по дорогам автомобили и отдельные деревья в лесопосадках. Растопыривая закрылки, самолет гасил скорость, скользил над бетоном аэропорта… сел. И долго, минут пятнадцать, катился по дорожкам, среди белых, красных и желтых линий разметки. Остановился в полусотне метров от здания аэропорта с надписью поверху — «Симферополь».
— Ну, здравствуй, Таврида, — тихо пробормотал Андрей Обнорский, спускаясь по трапу и подставляя лицо солнцу.
В Крым Обнорский прилетел для участия в семинаре по теме «Журналистское расследование и свобода слова». Была середина сентября, по-летнему тепло и зелено. В России этот период называется бабье лето, а здесь, в Крыму, все еще уверенно властвовало лето настоящее. Обнорский прилетел по приглашению организации «Журналисты за свободу слова». Он любил семинары — за встречи с новыми людьми, за возможность пообсуждать вопросы, которые его искренне волновали. Он еще не знал, что именно здесь, в уютном, зеленом Симферополе, произойдет его знакомство с делом Георгия Горделадзе.
***
Галина Сомова была высокой стройной брюнеткой. Андрей обратил на нее внимание сразу, как только увидел. Семинар проходил в старом, некогда принадлежавшем ЦК профсоюзов санатории. Санаторий находился в живописнейшем месте на берегу моря. Но в первый раз Андрей увидел Галину не у моря, а в пасторальном пейзаже на берегу пруда, обрамленного старыми ветлами… Галина стояла на мосточке и кормила уток. Солнце местами пробивалось сквозь густую листву, блики высвечивали на зеленоватой воде пятна более светлого цвета. Все это выглядело очень красиво, но Обнорский подумал вдруг, что пруд в светло-зеленых пятнах солнечного цвета и коричневых пятнышках уток похож на камуфляжный комбез… Сравнение было неприятным и неуместным в этот солнечный мирный день. Рождало глубоко в душе протест, чувство тревоги. Впрочем, это чувство быстро пропало. Мелькнуло — и пропало. Андрей улыбнулся девушке на мосточке и проследовал дальше. Сопровождавший его шустрый мальчик из тусовки говорил о евроремонте, сделанном в санатории, о новых импортных унитазах и о свободе слова… об унитазах у него получалось интереснее. Или, по крайней мере, эту тему он знал глубже. Обнорский для поддержания разговора кивал головой. Андрей чувствовал, что женщина смотрит вслед…
"Мать моя, какая тетенька, — вздохнул Обнорский, идя по коридору к своему номеру, и тут же сам себя мысленно оборвал: — Не время, товарищ! Не о том думаете! Украинские товарищи пригласили вас, москаля, на семинар — можно сказать, на горло своей незалежной хохляцкой песне наступили, — а вы все о бабах, вместо того, чтобы к занятиям готовиться! Стыдно, товарищ Обнорский!
Очень стыдно и больно за вас… Тем более что на таких тетенек пялиться — только нервы себе попусту трепать… Такие тети — да с такими смачными цибурами [Цибуры — женские прелести, стати, достоинства (блатной жарг.)] — в одиночестве у моря не оказываются… Не тот размер, знаете ли, для томного, затянувшегося одиночества… Рядом где-нибудь посапывает толстый лысый папик, которого эта тетя, возможно, уже и утомила, но с народом он все равно не поделится… Так что закатайте губищу свою похотливую обратно взад и готовьтесь, мой одинокий друг, к семинару…"
Андрей устраивался в номере и мысленно шутил сам с собой, надеясь (втайне от самого себя) перехитрить судьбу — очень уж ему хотелось, чтобы незнакомка оказалась не отдыхающей, а участницей семинара. Потому что в этом случае появлялись кой-какие шансы. Но мысли о шансах Обнорский от себя гнал, чтобы не сглазить…
Примерно через час, приняв душ, побрившись, переодевшись и вообще намарафетившисъ, Андрей направился в бизнес-центр, где его уже поджидали участники международного семинара «Журналистское расследование и свобода слова на постсоветском пространстве». Перед тем, как открыть дверь в зал, Обнорский хотел было перекреститься (не из-за волнения о занятиях — а для того, чтобы брюнетка оказалась в аудитории), но оборвал сам себя: «С ума сошел — к Богу, да с такими мыслями! Да вы маньяк, товарищ!» Развеселившись от этой перепалки с самим собой, Андрей вошел в аудиторию, улыбаясь приветливой, интеллигентной и чуть усталой улыбкой молодого профессора, вынужденного ненадолго оставить храм науки ради просветительских лекций в подшефном колхозе. Бизнес-центр был уже почти полон, но брюнетки в нем не наблюдалось. То есть какие-то брюнетки, конечно, присутствовали — участников и участниц предполагалось около тридцати, — но это все были не те брюнетки. То есть тоже хорошие, но не те… Пока Андрей шел к своему месту, горестно вздыхая, на лицо его успело вернуться нормальное человеческое выражение.
Обнорский не первый и даже не десятый раз проводил подобные семинары в разных городах России и бывших Советских республик — так что методикой он более или менее владел, а за свои знания по непосредственному предмету и вовсе не очень волновался, все-таки его «Золотая пуля» была в России чуть ли не единственной конторой, специализирующейся именно на журналистских расследованиях. Андрей любил семинары — ему нравилось делиться опытом с коллегами, нравилось спорить с ними, слушать истории из их практики. Обнорский старался сразу «почувствовать» аудиторию и завязать с ней живой человеческий контакт — в тех случаях, когда это удавалось, семинар уже потом шел не по регламенту, было весело, интересно и как-то азартно… Но пару раз в центре России Андрей потерпел полное фиаско — то есть занятия-то по программе он, разумеется провел, но живой контакт с коллегами почему-то не получился.
Особенно неприятным вышел семинар для журналистов Нижегородского региона.
Тамошние коллеги, отобранные для участия в семинаре местным Союзом журналистов, почему-то изначально настроились по отношению к Обнорскому и ребятам из Агентства как-то агрессивно-скептически. Мол, приехали, штучки столичные, культуртрегеры питерские, нас неразумных просвещать — а мы и сами с усами, могем и вопросы с подковырочкой… Андрей, кстати, вопросов с подковырками не боялся — если только спрашивавшему действительно интересен был ответ, а не просто факт «сольного выступления с вопросиком» — мол, что, срезал?
Но нынешняя крымская аудитория была настроена исключительно доброжелательно — просто на удивление. Обнорский, в принципе, ожидал от хохлов с их «комплексом незалежности» какой-то банды, но никакой враждебности или ревнивой искусственной снисходительности не ощутил. Аудиторию ведь почти сразу чувствуешь — как опытный певец зрительный зал. (Когда-то Андрею рассказывал Игорь Корнелюк: «Знаешь, любой концерт делается — или не делается — в первые три минуты, в зависимости от того, что ты от зала почувствуешь…») — Здравствуйте, дорогие коллеги, — начал Андрей. — Давайте начнем наш семинар. Надеюсь, работать нам будет приятно и интересно, а для начала — давайте знакомиться. Я немного расскажу о себе и об Агентстве, а потом пойдем по кругу — каждый представится, расскажет, где трудится, какой у кого опыт расследовательской работы и кто чего хотел бы получить от нашего семинара.
Только сразу предупреждаю — все ответы на вопросы будем пытаться находить вместе. Я не академик и не дед-всевед и приехал сюда не для того, чтобы учить вас, а чтобы вместе обсудить заявленные в программе семинара темы. Другое дело, если что-то из нашего опыта окажется для вас нужным и полезным — тогда я буду очень рад. Ну а если не примете чего-то — что ж, монополией на истину я не владею… Ну да ладно, давайте знакомиться — меня зовут Андрей Обнорский, творческий псевдоним Серегин, я бывший военный переводчик и в журналистике не так давно — с лета девяносто первого года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67