– Роджер, проехали. Я вообще ничего не куплю у мужчины с таким причесоном. – Я обернулась, и Родж увидел синяк. Его улыбка на миг померкла, но он быстро пришел в себя, молча кивнул и перекочевал к столику у двери, где Дженет Как-ее-там сидела с жирным Ричардом.
Винни откинулась назад, встряхнула волосами. До чего меня бесит этот ее всезнающий вид…
– Джонни, да? – спросила она. – Он и раньше руки распускал или это что-то новенькое в его репертуаре?
– Ты о чем? – Я разглядывала кофейные разводы на поверхности стола, перебирала пакетики с сахаром в фарфоровой миске.
– Сама знаешь. – В голосе Винни прозвучала злость. – Это он с тобой сделал. И ты все это время пряталась, ждала, когда синяк начнет сходить.
– Вообще-то это был пассажир. – Я нечаянно порвала пакетик, и сахар просыпался в лужицу пролитого Винни чая. – Какой-то тип пытался меня ограбить. Облажался и слинял в куда более плачевном виде.
– Тогда почему ты пряталась?
– А с чего ты взяла, что я пряталась? Потому что сюда несколько дней не заглядывала? А саму-то тебя от этой дыры еще не мутит?
Винни вздохнула и так пристально уставилась на кончик своей сигареты, что глаза едва не сошлись на переносице.
– Что ж, твоя жизнь, – чопорно сказала она.
– Вин, это не Джонни . – Я сама не заметила, как повысила голос, и вдруг спохватилась, что многие в зале пялятся на меня.
Родж Хакенхэм со своими кружавчиками то и дело оглядывался через плечо, и еще Фрэнк Уилсон, сидевший с «Дейли мейл», и какой-то лысый старикан, которого я знать не знала, шептался с Атаманом Орханом. Похоже, я оказалась гвоздем программы – хоть шляпу по кругу пускай.
На мое счастье, в кармане затрезвонил розовый мобильник. Я не созванивалась с Эми с той самой злополучной вечеринки, но сейчас она объявилась как нельзя более кстати.
– Извини, – сказала я Винни, взиравшей на меня с осуждением, и отвернулась. – Эми, привет!
– Катерина? Господи, опять он!
– Здравствуйте, Крэйг.
– Как вы? Я… Может, я не вовремя? А то в прошлый раз…
– Да нет, все в порядке. – Я чувствовала, что Винни пытается прислушиваться, и отодвинулась подальше.
– Ну, я… Точно нормально?
– Да. Вы что-то хотели? – Я едва не скрежетала зубами, хотя и старалась взять себя в руки.
– Я тут прикинул… Знаете, я обдумал то, что вы сказали за ужином, – помните, про работу, про физическую форму…
– И что?
Большой Кев принес мой кофе; я поблагодарила его кивком, избегая взгляда Винни.
– Да вот поразмыслил и решил, что вы правы. Я совсем потерял форму. Превращаюсь в развалину.
– Крэйг, вы это к чему?
Пауза – обмозговывал, почему я не в духе. И наконец разродился:
– Ах да. Видите ли, я думал, что вы мне что-нибудь посоветуете…
– Шли бы вы в тренажерный зал.
– М-м… Я надеялся, что вы подскажете что-нибудь особенное. Может, встретимся? Поужинаем, например, а вы мне что-нибудь порекомендуете. Как насчет «Сахарного клуба» – завтра вечером, в восемь?
Все было настолько шито белыми нитками, что я не могла сдержать улыбки.
– Крэйг, вам никогда не сбросить вес, если вы не откажетесь от всех этих шикарных ресторанов.
– А ведь вы правы. Мы можем отказаться от десерта…
Я отхлебнула кофе и, потеряв бдительность, встретилась глазами с Винни. Она сидела с таким умным видом, что у меня руки зачесались ей врезать. Я заставила себя сосредоточиться на олухе в телефоне.
– Слушайте, Моргун, я сейчас занята.
– Тогда давайте просто выпьем, это много времени не займет! – запротестовал он. – Мне бы только названия каких-нибудь спортклубов…
– Поищите в «Желтых страницах». – Я отключила мобильник и спрятала его в карман.
– Это не тот, с которым ты недавно ужинала? – Винни загасила окурок. – А он шустрый. Все эти закусоны-выпивоны…
– Заткнись, а? Этот тип меня уже достал. Если уж так хочешь знать, вот это, – я дотронулась до синяка, – из-за него.
– Что? Так это тот тип, который сейчас звонил, тебя разукрасил?
Винни купилась. Глаза у нее округлились, рот открылся, ни дать ни взять золотая рыбка – только с густыми бровями.
Остальные шоферы уже потеряли к нам интерес, и я смогла немного расслабиться. Глотнула еще кофе и решила сжалиться над Винни. В конце концов, какой смысл врать? Что ей, что другим.
– Да нет, Вин, это, как ты сама догадалась, Джонни постарался. Я была у него, и тут как раз позвонил Крэйг, козел этот. Джонни и психанул, как ты понимаешь.
– И ударил тебя. Держу пари, сдачи ты ему не дала. Не дала ведь?
– Я не могла. Я была на полу и не в той кондиции.
Винни протянула руку – хотела погладить меня по лицу, но я отстранилась. На фига мне ее сочувствие.
– И что ты намерена делать? – мягко спросила она.
Я пожала плечами:
– Он раньше никогда воли рукам не давал. Говорит, это не повторится. Может, действительно просто сорвался.
– Да пошли ты его куда подальше, Кэтрин. Сейчас клянется-божится, но обязательно снова это сделает. Такие вещи быстро входят в привычку.
Винни зажгла новую сигарету и откинулась на спинку стула. Неожиданно она показалась какой-то далекой, хрупкой. Я заметила, что руки у нее дрожат. Она закашлялась и поспешно глотнула чаю. Такое впечатление, что Вин говорила это все, исходя из собственного опыта.
– Может, ты и права, – произнесла я.
– Я знаю , что я права. Он озлоблен и травмирован из-за той катастрофы, а отыгрывается, цветочек мой, на тебе. Возможно, чувство вины ему даже нравится. Оно отвлекает его от собственной злости, согласна? В следующий раз он наподдаст тебе посильнее, чтобы снова почувствовать себя виноватым. Простая логика.
Понятно, что она имела в виду, но, как ни странно, это вызвало у меня еще большую жалость к Джонни. Ведь у него страшная жизнь. Я – единственное, что у него осталось хорошего.
– Ладно, Вин, ты свое веское слово сказала. А теперь давай о чем-нибудь другом. Изреки очередную мудрость.
Сработало. Вид у Винни был довольный; она уставилась на дно своей чашки в поисках вдохновения.
– Ага, вот… – Она криво ухмыльнулась.
– Что ж, послушаем.
Винни сосредоточилась, глаза превратились в щелочки, почти исчезли под лохматыми бровями. Кев принес мой завтрак на белой тарелке с отбитым краешком – ей-богу, в этом «Крокодиле» тарелки все до единой щербатые, – и от аромата у меня сразу забурчало в животе. Жир капал с яиц и лужицами растекался вокруг кусочков колбасы, сбоку свернулся завитком ломтик грудинки. А я в спортзал неделю не заглядывала.
– Если бы жизнь была игрой… – начала Вин и умолкла, подбирая слова. – Тогда моя оказалась бы просто лотереей «Бинго», а твоя – русской рулеткой.
– Вин, – улыбнулась я. – Так ведь жизнь и есть игра.
В спортзале есть такой тренажер, называется «Штурм пирамиды». Это для ходьбы – держишься за ручки и шуруешь двумя большими педалями. И, пока маршируешь, смотришь на маленький экран: нечто вроде видеоигры, где два человечка в спортивных костюмах бегут по склону пирамиды. Картинка довольно примитивная – ведь и тренажер, мягко говоря, не новый, – но действенная. Чем быстрее идешь, тем быстрее взбирается в гору твой человечек. Второй бегун устанавливает скорость. Они поднимаются все выше и выше, а по плоскому синему небу плывут нарисованные облака да время от времени пролетает самолетик. По мере подъема расширяется панорама внизу: пирамиды, пальмы, озерцо, из которого пьет воду верблюд. Представляю, как изобретатели ломали голову: что бы такое придумать, чтобы беговая дорожка получилась сногсшибательная?.. И тут осенило: Долина царей!
Все, конечно, решат, будто «Штурм пирамиды» – это и в самом деле штурм. Подумают, что цель достижима, что если человечек будет бежать достаточно долго и достаточно быстро, то в итоге заберется на вершину пирамиды и обернется, широко улыбаясь, – а внизу раскинется вся Долина царей. Ничего подобного. Сколько ни маршируй – человечек так и будет карабкаться и карабкаться все выше… Сизифов труд. Конца пути нет. Но ты все равно идешь вверх.
В этот день я штурмовала пирамиду добрых шестнадцать минут, на двенадцатом уровне (машина работала, что твой велосипед), и пот ручьями лил по вискам и шее. Невольно вспоминался жир, стекавший с жареных яиц сегодня утром. Хотелось бы верить, что именно этот жир из меня сейчас и выходил. Пот был странноватого персикового цвета – спасибо тональному крему и маскировочному карандашу, которыми закрашивала фонарь под глазом. Результат получился не самый убедительный, но должна же я была попробовать. По счастью, пялиться на меня могли только двое – рыжий дохляк, работавший с весом, далеко превосходившим его возможности, и какая-то домохозяйка, неторопливо крутившая педали на велотренажере, одновременно почитывая Мэриан Кейс.
Оба вытаращились на меня, как только я вошла, и пришлось одарить их таким грозным взглядом, что больше они в мою сторону не поворачивались.
Сегодня непобедимость пирамиды почему-то раздражала меня, и я штурмовала ее с настоящим остервенением, прекрасно понимая, что никакой вершины мне не видать. Смотрелась я, судя по всему, лихо – красная перекошенная морда, жилы на руках и шее вот-вот порвутся, ноги давят на педали, будто поршни какой-то машины. Фонарь казался сигналом опасности, а не признаком слабости – один глаз в боевой раскраске. Но если бы вы видели, как я шлепаюсь на тот вонючий ковер, как высвобождаюсь из укачивающих меня рук Джонни, как ползу по полу, словно паршивый старый пес, у которого больше нет сил, чтобы бегать, как тащусь в темную спальню, где можно свернуться на здоровом боку под грязным одеялом и лежать, глядя на облупившийся потолок, пока не сморит сон, – да, тогда бы вы увидели совсем другую женщину.
Я проснулась в четыре утра; этот душу выматывающий цвет был повсюду – вокруг меня, внутри меня. Я даже радовалась, что боль отвлекает, выдирает из этого кошмара. Выбралась из постели и, спотыкаясь, побрела в соседнюю комнату за туфлями и курткой. Джонни храпел на кушетке – полностью одетый, рука закинута на лоб. Пустая бутылка валялась рядом. Куртку пришлось выдернуть из-под его ноги, и он пробормотал что-то нечленораздельное. Вспомнился спящий тигр, которого я как-то в детстве видела в Лондонском зоопарке.
Теперь я так крутила педали, что тренажер скрипел и покачивался. Да как он посмел такое со мной сделать! Я такого ни от кого не собираюсь сносить – и уж тем более не от пропитанного виски, желтопалого, прокуренного недоделка, который когда-то был хорошеньким мальчиком Джонни Джорданом.
В жизни ни от кого не пряталась – и вот всю последнюю неделю таскаюсь за хлебом и молоком в темных очках, да еще обходя стороной старушек на автобусной остановке. Сначала внушала себе, что это хорошая возможность привести в порядок квартиру, но так и не собралась с духом, чтобы взяться за уборку, а вместо этого задернула все шторы и засела в полутьме, среди коробок, у телевизора. И спала по пятнадцать часов в сутки. Телефоны трезвонили вовсю, но я их, как правило, игнорировала. Наконец нескольким перезвонила и наплела какие-то отговорки. Но на Джонни я не реагировала. К концу недели меня уже мутило от телевикторин, мыльных опер и от себя самой. Я стала задумываться о последних днях маминой жизни – о том, как она безостановочно бродила по дому в своем халате, в одной руке – сигарета, в другой – стакан с каким-то пахучим пойлом…
Фингал стал из интенсивно-красного пурпурным, а потом приобрел этот уродливый болотный оттенок. И прошлой ночью я снова села за руль. Можете себе представить мое смущение – да что там, стыд, – когда пассажирка, выходя на Хайгейт, сочувственно тронула меня за плечо и протянула карточку с адресом убежища для женщин. Я попыталась отдать эту бумажку обратно, но она не взяла – только улыбнулась с понимающим видом и захлопнула дверцу. Да как он посмел… Да он…
– Извините, у вас все в порядке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40