– Где Джонни? – Мне не удалось скрыть дрожь в голосе.
Джордж махнул рукой.
Я обернулась. Пара драных кресел. Круглый стол, загроможденный переполненными пепельницами, бутылками из-под виски и разбросанными игральными картами. Три стула стоят, четвертый опрокинут. По дырявому красному ковру тоже раскиданы карты. Из-под стола торчат ноги Джонни. Я кинулась к нему. Джонни в полной отключке лежал на полу. С правой стороны его лицо превратилось в сплошной кровоподтек. Кровь запеклась возле носа, на изрезанных шрамами щеках, на воротнике заношенной белой рубашки.
– О господи… Джонни…
Я опустилась на колени, приподняла его голову, склонилась – и ощутила мощную волну перегара. Джонни негромко застонал.
– Так вот какой ты, великий Джонни Джордан, – процедила Винни.
Я ее проигнорировала.
– Что произошло?
– Джонни не умеет проигрывать, – сказал Джордж. Он стряхнул пепел прямо на ковер и направился к нам. – Мехмет увел Оза, чтобы тот прошвырнулся и поостыл, но они вот-вот вернутся. Лучше вам убрать этого придурка до их прихода. Эрдаль подсобит на лестнице.
Я держала ноги Джонни, а Эрдаль подхватил его под мышки. Винни прошла вперед, чтобы открыть нам дверь. Джонни оказался тяжелым, у меня чуть спина не сломалась, пока мы медленно спускались по ступенькам. Джордж смотрел нам вслед, стоя в дверях с сигаретой в руке. Когда мы уже были внизу, он крикнул:
– Как очухается – скажите, чтобы к завтрашнему вечеру бабки вернул наличкой.
– Сколько он должен? – спросила я.
– Три куска.
Только когда Эрдаль помог нам загрузить Джонни на заднее сиденье и я снова села за руль, страх навалился в полной мере. Ехали мы быстро, но у парка Финсбери пришлось притормозить, чтобы глотнуть свежего воздуха. Я опустилась на бордюр, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя; Винни вылезла из машины, подошла, присела рядом, обняла меня. Я слышала свистящий звук в ее груди. Как будто там паровой двигатель. Потом мы забрались обратно в машину.
– Как по-твоему, может, его в больницу надо? – спросила я, когда мы двинулись дальше.
– Просто уложи его в постель. Проспится – будет в норме.
– Ты думаешь?
– Ага.
Я перехватила в зеркале ее взгляд. Винни попыталась улыбнуться, но вышло неубедительно. Голова Джонни упала ей на плечо, и на кремовом джемпере осталось пятнышко крови. Я задумалась – а что она скажет Полу?
Небо уже светлело у горизонта и больше не походило на вязкую массу, когда мы припарковались за ржавым белым фургоном. Выволакивая Джонни из машины и запихивая его в лифт, мы чуть копыта не откинули – здесь-то Эрдаля не было. Но все-таки управились. Пришлось поддерживать Джонни с обеих сторон. Я вспомнила, как мы с Моргуном перли в его квартиру Генри при нашей первой встрече. Винни не отпускал кашель, и я уже всерьез тревожилась за нее.
Когда мы наконец добрались до двери, Винни пришлось держать Джонни, прислонив его к стене, пока я разыскивала ключи у него в карманах.
– Господи, ну и помойка… – пробормотала Винни, принюхиваясь, когда мы все же очутились в квартире. Джонни мы полуположили, полууронили на кровать. Он застонал и пробормотал что-то похожее на «Кэйти…», но я не уверена.
– Выпить хочешь? – спросила я. – У него всегда есть что глотнуть – надо только поискать.
Винни помотала головой:
– Нет, спасибо. Я бы хотела вновь увидеть мужа и детей – если ты не откажешься подбросить меня к «Крокодилу».
– Не стану тебя упрекать. – Я покосилась на развалины, которые некогда носили имя Джонни. – Как думаешь, если мы оставим его одного, с ним все будет в порядке?
– Ясное дело.
Обычно так говорят «а пошел он». – Винни…
– Да знаю я.
Наезжать на меня Винни принялась по пути в «Крокодил».
– Так дальше продолжаться не может, Кэтрин. Ты теряешь и время, и силы. А он этого не стоит.
Я постаралась сдержаться: этой ночью Винни так помогла мне. Но это было нелегко.
– Ты его не знаешь, Вин.
– Мне незачем его знать. Я видела вполне достаточно.
Я смолчала, лелея надежду, что и Винни последует моему примеру. Даст бог, не разинет пасть, пока мы не доедем до «Крокодила», и я на нее собак не спущу. Некоторое время было тихо, но потом Винни завелась по новой:
– Пора тебе определяться – я не только о Джонни. Сама-то помнишь, как ныла на Рождество, что пришлось за один день сожрать пять обедов? А кто в феврале пять дней рождения отмечал? А летом кто гадал, с кем на отдых отправиться? Безумие, вот что это такое! Пошли ты этих недоделков, Кэт.
Все, с меня хватит.
– Послушай-ка… Вин… Ты все разложила по коробочкам и наклеила ярлыки. А Джонни – это гораздо больше, чем тот ярлык, который ты на него присобачила. И Джоэл. И Эми. И я.
Винни с шумом втянула в себя воздух:
– Я тебе это говорю только потому, что ты моя подруга. И я хочу видеть тебя счастливой. И не пытайся мне врать, что ты и так счастлива, – не верю. Я хочу увидеть, как ты влюбишься, выйдешь замуж, нарожаешь детей – это что, так плохо? Я хочу, чтобы ты устроила свою жизнь.
К моему несказанному облегчению, мы уже были у «Крокодила». За красным ТХ1 Винни нашлось свободное местечко, и я зарулила туда. Мне так не терпелось побыстрее спровадить Винни, что я даже вылезла из кеба и распахнула перед ней дверцу. Винни вышла; лицо у нее было не столько сердитое, сколько озабоченное.
– В любом случае, Вин, спасибо. За все. – Как мне хотелось вернуть ту близость, что возникла между нами там, у парка Финсбери, когда мы сидели, обнявшись. Но то мгновение ушло.
– Он может заплатить три тысячи? – Винни смотрела куда-то в сторону.
– Нет. У него всего сотен пять. По крайней мере, было сотен пять…
Винни вздохнула.
– И что он будет делать?
– Наверное, придется ему помочь. – Это дошло до меня только сейчас.
Винни зашагала прочь.
– Дура, – бросила она через плечо, открывая дверцу своего автомобиля. – Дура ты бедная.
– Катерина!
Он стоял на пороге, облаченный в зеленый халат; редеющие волосы торчали в разные стороны. Спал, наверное, когда консьерж сообщил о моем визите. Правда, вид у него был на удивление бодрый. И кажется, он слегка прибалдел от моего появления.
Я мечтала поскорей попасть в квартиру – подальше от лабиринта коридоров.
– А ты ждал кого-то другого?
– Нет… Нет, конечно. Просто я никого не ждал. Который час?
– Пять минут седьмого.
Пожалуйста, впусти меня, Крэйг. Не могу больше выносить этот безликий синий коридор с завываниями «Аббы»… Но вслух я ничего такого не сказала. Просто стояла и обливалась потом.
– Боже мой… – Он побрел в комнату. – Пять минут седьмого, в субботу. Это… противоестественно.
– Я рулила всю ночь. Так хотелось побыть с тобой… Пойдем в постель?
Что происходит с этим Моргуном? Второй раз за неделю разворачиваю тачку и дую к нему. Эта постель такая теплая, а комната такая умиротворяющая. Ничего общего с логовом Джонни. С Моргуном мне спокойно, – возможно, это глупо, если учесть, как мало я о нем знаю. С ним я готова нарушать собственные правила – впустила же я его, например, в свою захламленную хибару. Первый случай, когда я спала с кем-то в собственной постели.
Это из-за того, как Моргун меня слушает. Он неизменно внимателен. И часто дотрагивается до меня, когда я говорю. Случайные прикосновения к плечу, к ладони… Ведь это вообще-то женская уловка, верно? Но в Крэйге нет ничего женоподобного. О чем бы я ни рассказывала, он всегда улавливает нечто большее, то, что кроется за словами.
Мы лежали уже часа три. Моргун заснул сразу после того, как мы позанимались любовью. Меня то и дело одолевала дремота, но настоящий сон так и не приходил. Перед глазами все время возникал Джонни, лежащий на полу среди раскиданных карт. А Джоэл с его дурацкими выщипанными бровями и потерянным взглядом? А потом я вспомнила о трех тысячах и о том, что Винни обозвала меня дурой. Так вот я, значит, кто?
Крэйг спал, лежа на спине и отвернув голову в сторону. Рот чуть приоткрыл, похрапывает, впрочем, негромко, успокаивающе, словно напоминает, что он рядом. Внезапно мне захотелось разбудить его и все рассказать… Именно все . Поймет ли он? Выслушает ли про Стефа, Эми и Джоэла так же спокойно, как слушал про все остальное?.. Хотелось бы думать, что он не такой, как другие люди, и сумеет это принять.
Поборов желание, я выбралась из постели и в потемках побрела в комнату. Голова все болела, я пощупала шишку. Хотела распахнуть занавески на французском окне, впустить в дом выходной день, но вместо этого направилась к «любометру» в застекленном шкафу, взялась за нижнюю колбу, и красная жидкость поползла вверх, заполняя верхний шар.
Бросив взгляд на старенький приемник, я припомнила откровения Моргуна как-то вечером на прошлой неделе, когда мы пришли сюда после кино и ужина в «Плюще». В четырнадцать лет его сердце разбила девочка из его класса; в порыве юношеской тоски он проглотил горсть маминых транквилизаторов и забрался в постель, включив радио. Моргун сам не знает, что именно это было – сон или галлюцинации, – но голоса из приемника звучали у него в голове, обращались к нему. Одни говорили, что он умрет, другие – что будет жить. Наконец у него шарики заехали за ролики и он начал кричать. Тем временем отец как раз вернулся с работы. У Крэйга так и осталось ощущение, что радио спасло ему жизнь. Он хранил приемник как некое предостережение самому себе.
Было ли включено радио, когда мама подвела шланг к выхлопной трубе и ждала смерти?..
Крэйг говорил, что они с отцом сохранили в тайне этот «маленький заскок». Даже матери ничего не сказали. Я была первым человеком, который об этом узнал.
– Привет, солнышко. – Крэйг, облаченный в халат, подошел к окну и распахнул шторы. – Ты в порядке? Вид у тебя какой-то испуганный.
– Все нормально. Просто ты неожиданно вошел. – Дневной свет хлынул в комнату, я наконец пришла в себя и только теперь заметила, что стою нагишом.
3
Мой жилищно-строительный кооператив по субботам работает до полудня, и я заявилась туда за десять минут до закрытия. Сотрудница, дамочка средних лет, отнюдь не пришла в восторг, когда я объяснила, что хочу снять со счета три тысячи. Она пожелала взглянуть на какие-нибудь документы, удостоверяющие мою личность, и я продемонстрировала значок, водительские права, счет за газ и пару кредитных карточек. Дамочка попробовала всучить мне наличными какие-то пять сотен, а на остальное выписать чек, но я на такое не клюнула. Тогда она стала вешать мне на уши лапшу, будто у них нет в наличности нужной суммы. Это в отделении на Оксфорд-стрит, видите ли, денег не оказалось. Я подождала, пока кассирша не заткнется, и потребовала управляющего.
Пятнадцать минут спустя я вышла из конторы с толстым конвертом, набитым пятидесятифунтовыми бумажками, и завернула в магазин на Уордор-стрит, чтобы позвонить Джонни. К моему изумлению, он снял трубку. Говорил Джонни медленно, словно преодолевая боль. Я не стала тратить время на пустую болтовню, просто сказала, что три тысячи, которые ему нужны, у меня есть. Джонни начал было упрашивать, чтобы я пришла, но я заявила, что у меня ланч с подругой в Вест-Энде, и если он хочет получить деньги, то пусть поднимет задницу и встретится со мной позже. Джонни что-то забормотал, я его перебила и велела подойти к трем часам в «Комедию», паб на Оксендон-стрит у Лестер-сквер. Джонни заныл, что у него голова разламывается, и тогда я рявкнула, чтобы он не был такой размазней, и отсоединилась.
Почти половина первого. Солнце сияло сквозь прорехи в тучах. Тэвисток-стрит, Ковент-Гарден. Я встречалась с Ричардом в ресторане «Софра» – это место нашего первого свидания. Его идея.
Улыбчивая официантка-турчанка провела меня в длинный зал, забитый публикой. Надраенный сосновый пол, в горшках – растения с крупными блестящими листьями. Снуют туда-сюда официанты, гремит посуда – и всего один-два свободных столика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40