Просторный холл с каменным сводом служил одновременно и парадным входом, общим для всех жильцов верхних этажей, и единственным способом подняться наверх. Непростое дело - жизнь в Старом Городе Зальцбурга, но Брайант считал большой удачей, что им удалось найти квартиру над магазином, и, как все здешние обитатели, быстро привык ко всем неудобствам планировки семнадцатого века. Из стен выпирала кладка, полы проваливались, но все бережно подкрашивалось и ремонтировалось под восторженные причитания об очаровании старины. Неудобства не упоминал никто, кроме тех, кто перебрался в антисептические пригороды - так Дик называл современные дома, рассыпанные по холмам вокруг Зальцбурга.
Оглядев неприбранную кухню, Анна не без раздражения подумала об упрямстве Дика. Каким-то загадочным образом мебель из гостиной наверху понемногу, предмет за предметом, просочилась вниз - её было не так уж много, но просторное помещение вдруг стало тесным. Раньше здесь не было кухни, но Дик решил, что будет удобней всего готовить и перекусывать здесь, внизу, если им придется поздно работать в проявочной. А теперь - как назвать эту комнату? Анна улыбнулась, догадываясь, каким был бы ответ Дика: самой уютной и теплой во всем доме. Надо бы привести все в порядок, подумала она, но продолжала стоять, не решаясь взяться за дело, а потом через полуоткрытую дверь до неё донеслись тяжелые шаги Иоганна, сбегавшего по каменной лестнице.
- Осторожно! - встревоженно крикнула она. Лестница была истертая, скользкая, плохо освещенная. Анна услышала, как Иоганн поскользнулся и упал. Он громко выругался, и, продолжая сыпать проклятиями, влетел в кухню.
- ...чертова мерзость, - закончил он длинную тираду, потирая спину. На прошлой неделе я поднимался на Дахштайн, попал в снежную бурю, под проливным дождем вернулся в БадАузее, и ни разу не поскользнулся и не упал. А всего-то нужно было на три дня заскочить в Зальцбург, и уж тут я начинаю спотыкаться и сморкаться... - он замолчал, заметив состояние кухни и измученное лицо сестры. На столе оставалась грязная посуда, мойка была забита кастрюлями и сковородками, все лампы включены, а занавески задернуты, хотя на улице уже стало совсем светло. Волосы Анны спутанными прядями свисали на тонкое, бледное лицо. На ней были те же самые свитер и рубашка, в которых она кормила его бульоном и поила чаем из трав прошлым вечером. И несмотря на то, что в кухне было тепло, она куталась в старую куртку Дика, обычно висевшую на крючке в прихожей.
- Ты что, просидела здесь всю ночь? Что...
- Все в порядке, - перебила она решительно. - Не считая тебя. Тебе не стоит сегодня выходить из дому, ещё один денек в постели никому не повредит.
- Да я уже в порядке, - голос его звучал глухо из-за простуды, глаза казались скорее серыми, чем голубыми, но лихорадочный румянец исчез. Одного дня в постели мне вполне достаточно.
Он погасил лампы, раздвинул занавески и выглянул в окно, на скопление домов на маленьком пятачке старинной площади, напоминавшее пчелиный улей.
- Тебе следует оставаться дома...
- Посмотрим, посмотрим, - раздраженно перебил Иоганн. Он проголодался, но в кухне стоял такой беспорядок, что у него отшибло аппетит. Анна никогда не была выдающейся хозяйкой, но этим утром просто превзошла себя.
- Анна, ты выглядишь ужасно. Почему б тебе не подняться наверх и не привести себя в порядок? А потом мы бы прибрали здесь, чтобы человек мог спокойно насладиться завтраком...
- Ладно, - сказала она, повесив куртку на крючок перед тем, как выйти. Она быстро взбежала по лестнице. Лучше накормить его, а уж потом выложить новости об отстутствии Дика, подумала она. Дик говорил, что она может рассказать Иоганну все. Все, кроме места, где спрятан контейнер. И содержимого. А об этом говорить только если что-нибудь пойдет не так, если Дик не вернется. Она получила полные инструкции на этот случай. Но теперь ничего этого не нужно. Дик скоро вернется и все возьмет в свои руки, как обычно.
Она смыла со щек засохшие дорожки от слез, причесала волосы и уложила мягкими волнами; чтобы вернуть себе самообладание, даже немного подкрасила бледные губы. Иоганн наверняка начинает сердиться. Скоро он просто рассвирепеет. Анна медленно спустилась по лестнице.
Проблему грязной посуды Иоганн решил просто: он собрал все тарелки и запихал в мойку за кастрюли и сковородки, а сверхху прикрыл полотенцем, чтоб не портили пейзаж. Он смолол кофе и поставил на плиту чайник.
- Дело обстоит ещё хуже, чем я думал, - сообщил он, бросив на неё короткий мрачный взгляд. - У тебя совсем пусто - я нашел три яйца и совсем мало хлеба.
- Я буду только кофе, - она приготовила обильный ужин для Дика прошлым вечером.
- А как насчет Дика? Он захочет поесть, когда проснется.
- До тех пор я что-нибудь придумаю, - она начала выливать яйца в миску.
- Он к этому относится просто, не так ли?
- Есть заботы поважнее. Книжка уже готова. Фотографии собраны для отправки в Цюрих. Он сможет отвезти их на этой неделе.
- Почему бы не отослать по почте?
- Дик предпочитает встретиться с издателем лично, чтобы оговорить некоторые детали. Он... этот человек - ещё не совсем издатель. Он просто руководитель цюрихского офиса большого американского издательства. Это фирма из Нью-Йорка... - она перестала взбивать яйца и покосилась на брата. На Иоганна её объяснения не произвели особого впечатления. - Это очень серьезная фирма, - закончила она сердито.
- Понимаю, понимаю.
- Они заплатили очень щедрый аванс: Дик получил чек на триста американских долларов.
На такие деньги я протянул бы месяца три, подумал Иоганн.
- Вашему приятелю в Цюрихе не нужна книга об альпинизме?
Анна невольно улыбнулась. Не такой уж несчастный у неё вид, подумал Иоганн. Скорее всего, вчера они с Диком сильно повздорили. И все же почему она просидела в кухне всю ночь? Сперва позавтракаю, решил он, потом разберусь. Он молча уселся за стол в ожидании завтрака. Успехи Анны в кулинарии были куда значительнее, чем в домоводстве - при условии, что никто не мешал ей сосредоточиться. Правда, готовила она просто; у Дика был невзыскательный вкус. Но разве у неё была когда-нибудь возможность учиться, как вести дом или печь "Линценторт"? Ей исполнилось всего четырнадцать, когда закончился артиллерийский обстрел Вены, и с востока в город ворвалась орда русских. Наверное, не найти ни одной женщины или девушки - некоторые были ещё моложе Анны, - которых не терзали бы кошмары, связанные с этим днем освобождения. Говорить об этом вслух не принято; воспоминания погребены и забыты, как трупы под обломками кафедрального собора. Никто не хочет вспоминать: все забыто, полное молчание. По крайней мере, так кажется... Но порой все это всплывает в памяти, и хочется схватить весь этот подлый мир за жадную глотку и свернуть ему лицемерную шею!
- Иоганн! Пожалуйста, ешь, пока все горячее.
Она поставила перед Иоганном его любимый омлет, пышный и мягкий, чуть-чуть подслащенный, с горячими консервированными абрикосами, посыпанными белейшим сахаром. Он отвернулся и яростно высморкался.
- У Дика найдется на мою долю несколько носовых платков? От этой простуды у меня вся голова гудит.
- Я принесу. И шлепанцы тоже.
- Они мне не подойдут.
- Все равно они лучше, чем сырые ботинки, - сердито отрезала Анна. Ох уж эти мужчины!
Да, подумал Иоганн, ох уж эти мужчины... Он уже почти прикончил небольшую порцию омлета, когда Анна взбежала вверх по лестнице. Наверху послышались её легкие, быстрые шаги. Иоганн поморщился, наливая себе горячей смеси молока и кофе, а потом, когда Анна спустилась и накинула ему на локоть несколько чистых платков и подставила под ноги шлепанцы, ровным тоном спросил:
- Где Дик?
- Твои ботинки совершенно мокрые, - сказала она и налила себе кофе. Но не села за столл. - Ты, должно быть, попал под настоящий ливень. Где ты, собственно, бродил?
- По Мюнхсберг.
- И наверное, с хорошенькой девушкой, которая сейчас погибает от плеврита. Ох, Иоганн, ну почему бы тебе не сводить её в кафе или в кино?
- Мы были и в кафе, и в кино, а потом поднялись на гору, чтобы полюбоваться природой.
- В полночь?
- Было совсем ясно, пока не пошел дождь. И можешь не тревожиться о здоровье Элизабеты. Я отдал ей свою накидку. Иначе как, по-твоему, мне удалось бы так промокнуть?
- Элизабета... Нет, мне не стоит тревожиться о здоровье этой особы.
- Анна, - тихо сказал он, - где Дик? Сядь, пожалуйста; нет, не так, напротив меня. Налей себе ещё кофе. Где Дик?
- Он уехал на Финстерзее.
Иоганн посмотрел на нее, медленно опустил на стол чашку.
- Уже все в порядке, Иоганн. Все в порядке. Он сейчас в Унтервальде. И звонил мне оттуда.
- Откуда? - быстро спросил он. В Унтервальде было не так-то много телефонов.
- Из "Гастоф Вальдесрух". Он собирался позавтракать с герром Греллем и его сыном Антоном.
- Кажется, ты говорила, что все фотографии готовы.
- Так оно и есть.
- Значит, он не собирался делать какие-то новые снимки? Он поехал к Финстерзее, чтобы... - Иоганн замолчал, от гнева у него перехватило горло. Потом он подумал: это невозможно, Дик хотел просто ещё разок осмотреться... Он успокоился.
- Что он тебе сказал?
- Все.
- А что значит - все? - он снова начал закипать. Дик не стал бы ничего говорить Анне, если б не собирался что-то сделать с проклятым контейнероми. - Он действительно верит, что ящик лежит на подводном карнизе?
- Он считал, что нужно, по крайней мере, взглянуть.
- Но ведь это только слова одного-единственного информатора - да ещё сказанные сто лет назад, и тогда он этому не поверил. Мы вместе посмеялись, когда он мне рассказал, и это было очень давно.
- В этой части озера есть подводный выступ.
- Я-то знаю! Я и есть тот идиот, который ему об этом сказал!
- Это он мне тоже говорил, - мягко сказала она. Иоганн работал с группой альпинистов-любителей около Финстерзее прошлым летом, и побывал с ними на берегу, как раз в том месте, где, по мнению Дика, спрятан контейнер. Иоганн обнаружил подводный карниз совершенно случайно, когда рассказывал девушкам из группы, что озеро очень глубокое, с необычными подводными течениями, поэтому никто в нем не купается. Анна хорошо представляла себе эту сцену: время отдыха, девушки дразнят Иоганна за его россказни. Она представляла себе его красивое загорелое лицо, улыбку, с которой он бросает в озеро веревку с привязанным грузом, и груз тонет, тонет... А когда девушки, потрясенные, уходят, бросает ещё раз, у самого берега. И груз касается выступа примерно в четырех метрах под водой.
- Он рассказывал мне, как просил тебя придумать способ проверки, существует ли подводный выступ, и ты сумел это сделать. И знаешь, Иоганн, тебе не стоит особенно огорчаться, если эта история не будет иметь к тебе никакого отношения.
- Ну да, после озера Топлиц... - он не закончил фразу. Анна слышала об озере Топлиц, это можно было прочитать по её лицу. Но Иоганн готов был спорить, что ей неизвестно ни о найденных двух трупах, ни о том, как умерли эти бедняги. - Когда он уехал? Давай, Анна. Расскажи мне все.
И она рассказала. Все, кроме точного места тайника и содержимого контейнера. Это обещание она должна была сдержать.
- Он должен был взять меня с собой, - горько сказал Иоганн, когда она замолчала. - Ему нужен был помощник.
Если Финстерзее действительно хранит что-то ценное, нацисты наверняка приглядывают за своим тайником.
- Ты простудился. С такой простудой нырять нельзя. Дик сказал, что болезнь выводит тебя из игры, и...
- Он сделает эту работу сам. Я мирно спал, а он решил обойти меня. Он что, не доверяет мне?
- Конечно же, доверяет. Просто... просто... - ей было неловко, и она просто замолчала.
- Просто он хотел, чтобы контейнер попал в руки чертовых англичан или проклятых американцев, - он снова рассвирепел.
- Он сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34