важно только, чтобы наци больше никогда не овладели этой штукой, - так же яростно парировала она. - И тебе по душе эти американцы и англичане, зачем же ты ругаешь их? К тому же он англичанин, верно? Он обнаружил этот тайник - значит, это его дело. Разве это не честно?
- Нет! Контейнер находится в австрийском озере, значит, он должен быть наш.
- Но мы ведь нейтральны. Мы ничего не сможем с ним сделать. Мы просто запрем его под замок и забудем о нем. А наци не забудут. И коммунисты тоже. Дик говорит, они просочились повсюду, и...
- Это отговорки, - Иоганн помолчал. Содержимое контейнера может стоить дорого. - Он говорил тебе, что там, внутри?
- Он не хотел разговаривать об этом, - это была истинная правда.
- И ты, правда, не знаешь?
Она с трудом выдержала его взгляд, не дрогнув.
- Он сказал, мне это ни к чему, - ответила она, чувствуя, как в горле пересохло. Но она говорила правду - отчасти. Дик действительно сначала отказывался наотрез говорить на эту тему. Но потом, когда Анна настояла, согласился рассказать - в основном, не из-за её настойчивости, а на случай, если что-нибудь пойдет не так. Но теперь все в порядке, и она может забыть про этот контейнер. Если б только ещё Иоганн прекратил свои расспросы...
Но Иоганн не собирался останавливаться.
- А Дик знает! - быстро сказал он. Он побарабанил костяшками пальцев по столу, отодвинул свой кофе, встал. - Я пошел звонить.
- Кому?
Иоганн помедлил с ответом. Самым подходящим человеком для такого случая был Феликс Заунер из австрийского министерства туризма, прослуживший там много лет, а потом - после истории с озером Топлиц - ушедший в отставку. Он открыл в Зальцбурге магазин спортивного инвентаря - очень скромный бизнес, оставлявший массу времени для его истинного увлечения, лыжного спорта. Феликсу принадлежало также несколько других родственных магазинчиков, о чем не было известно никому, кроме доверенных людей. К последним относился и Иоганн. Феликс - сотрудник австрийской спецслужбы, и поэтому он - самый подходящий советчик. Он отлично разбирается в самых разных областях человеческой деятельности. Он подобрал себе помощников ребят, которым можно доверять, отлично знающих горы и не страдающих избытком симпатии к нацистам и всяким прочим чужакам - иностранцам, осложняющим Австрии жизнь. Они с Иоганном дружили давно, и Брайант ему нравился, а к Анне он относился со своего рода галантной симпатией.
Но на пути к телефону Иоганна остановило одно соображение; он вспомнил давний разговор с Феликсом насчет возможных нацистских тайников в озерах вроде Топлица."Вот пусть там и сгниют, - сказал Феликс. - Это то, чего они заслуживают. Если, конечно, не будет веских доказательств, что наци снова поднимают голову. Тогда нам придется пошевелиться. Но если какой-нибудь идиот воображает, что сможет найти эти документы - старые гитлеровцы достанут его прежде, чем он успеет добраться до тайников, и на свете станет ещё одним благонамеренным дурнем меньше. Скажи своему зятю, чтобы не горячился. Он это не всерьез, я надеюсь?" Иоганн сказал - нет, непохоже, чтобы Дик серьезно подумывал о такой эскападе.
Анна смотрела на брата, пытаясь угадать, что у него на уме.
- Но мы не знаем здесь никого, кому следовало бы сообщить о Финстерзее. И зачем подводить Дика? Ты ведь этого не хочешь. Он не приносит Австрии никакого вреда. Пожалуйста, подожди, пока он вернется, и обсуди все с ним.
- Почему он ничего не сказал мне о снаряжении для подводного плавания? Что он взял с собой? - А я-то сказал Феликсу, что это простое любопытство...
- Не кричи! - взмолилась Анна. - Я не знаю, какое он взял снаряжение. Думаю, что-нибудь из того, что использовал в прошлом году для подводных съемок.
- Где он его купил?
Не в Зальцбурге, конечно же, чтобы избежать пересудов. А ведь никто не знал о его подводных съемках...
- Думаю, в Цюрихе.
До чего же скрытный ублюдок, подумал Иоганн. Подбирая слова для разговора с Феликсом, он подошел к столу за новым платком. Он ещё раз прочистил нос, и это будто прочистило ему мозги.
- Анна! Он не мог пока забрать контейнер. Понимаешь? Он бы ни за что не отправился завтракать с этиими типами, оставив такую ценную вещь в багажнике. Разве нет?
Анна молчала. Не стоит громоздить новую ложь, подумала она, и облегчение появилось на её лице.
- Нет, конечно, - подтвердила она после паузы.
Настроение Иоганна поднялось. Она рада не меньше меня, подумал он, что у Дика ничего не получилось. Феликс прав: некоторым вещам лучше предоставить гнить в свое удовольствие.
- До чего здорово, что он ничего не нашел. Над ним нависла бы страшная угроза, и над тобой тоже. Волноваться пришлось бы не из-за одних наци. Тебе известно, что пару русских туристов из Бад-Аузее вежливо проводили к границе? Они оказались не теми, за кого себя выдавали. И ещё болтался здесь один француз, выдававший себя за итальянского школьного учителя на каникулах. Он слонялся вокруг озера Топлиц, разнюхивая, не осталось ли там каких-нибудь документов. Его отправили следом за русскими.
- А документов не осталось? Дик думал иначе.
- Почему?
Анна вытерла руки насухо полотенцем и выдвинула ящик маленького рабочего стола, куда Дик на прошлой неделе положил вырезку из газеты. Когда-нибудь, подумала она, у нас будет настоящая кухня и настоящая гостиная - все по отдельности, все аккуратно прибранное.
- Вот, - сказала она, протягивая Иоганну вырезку, и вернулась к мойке. Она взглянула на часы.
- Ох, дорогуша! Придется мне сначала сделать покупки. Суп следовало бы поставить прямо сейчас.
Иоганн изумленно уставился на нее; никто не умел так, как Анна, выбирать неправильный порядок действий. Зато в проявочной она была на высоте. Даже Дик, дрожавший над освещением, и текстурой, и тенями, добивавшийся безупречных отпечатков, признавал, что она неподражаема. Зато сейчас она преспокойно оставила посуду мокнуть и подхватила свой плащ и сумку из захламленного шкафа у двери. К тому времени, когда она собралась, он прочитал вырезку.
"Со времени первых подводных работ в озере Топлитц в
1959 году, когда были обнаружены многочисленные контейнеры, утопленные нацистами в 1945, в информированных кругах ходили настойчивые слухи относительно содержимого этих находок. Из официальных сообщений стало известно, что среди обнаруженных предметов был портфель с фальшивыми английскими пятифунтовыми банкнотами на сумму более 25 000 000 австрийских шиллингов, а также чертежи противолодочных ракет (подробности приводятся в статье от 11 августа в немецком журнале"Штерн"). Но относительно прочих находок до сих пор хранится полное молчание, заставляющее мыслящих людей поверить, что в озере Топлитц могли остаться и другие важные документы. Эти слабо мотивированные догадки можно теперь смело отбросить. Согласно достоверным источникам, документы идентифицированы как немецкие записи и списки за 1936-39 годы, включая список балканских агентов, работавших в то время на немецкий рейх. Государственные представители заявляют теперь, что подводные работы были завершены несколько лет спустя, когда было официально признано, что наши Штирийские озера поделились последними своими секретами. Эти дорогостоящие работы признаны были, в силу отсутствия всяких дальнейших результатов, напрасной потерей времени и средств."
- Так что тут заинтересовало Дика? Совершенно ясно, что мы уже выудили все документы.
И едва ли они стоили затраченных усилий, подумал Иоганн. Может, фальшивые банкноты и чертежи ракет ещё представляли определенный интерес; но список балканских агентов, вряд ли переживших последовавшую войну... Он рассмеялся.
- Ты думаешь?
- Конечно, это же очевидно! Здесь так и сказано...
- Здесь сказано совсем не так. "Из достоверных источников", вот и все. Из каких достоверных источников?
- Но государственные представители...
- Говорят правду, только прочитай ещё раз, что именно говорится... Это все означает, что мы просто прекратили работы.
- Но здесь говорится... - настаивал Иоганн.
- Ничего подобного, - нетерпеливо перебила Анна. - Они просто стараются создать такое впечатление. Просто чтобы внушить людям вроде твоих русских туристов и французского учителя, что они теряют время понапрасну, слоняясь у озера. А это позволяет предположить, что причина слоняться там есть, и достаточно веская, чтобы правительство заволновалось и захотело отпугнуть от этого занятия непрошенных гостей. Это... это тайная дипломатия, так говорит Дик.
- Так говорит Дик, - передразнил он и рассмеялся.
- Да, - сказала Анна, её голубые глаза потемнели от негодования.
- Но он не считает, что непрошенных гостей удастся отпугнуть?
- Некоторых - нет. Они отлично знают, что нацисты утопили много таких контейнеров, и содержались в них не только имена балканских агентов.
- И такая мелочь подтолкнула его к этой эскападе! - Иоганн закурил и вылил себе в чашку остаток кофе. - Законченный идиот, - заключил он, покачивая головой.
- Да, - она метнула в него яростный взгляд. - Только законченный идиот мог приютить пятнадцатилетнюю беженку с трехмесячным младенцем на руках, дверь за ней закрылась, и Иоганн остался один, уставившись в пустоту.
Кофе остыл, но он допил свою кружку. У сигареты был вкус опилок. Первый раз за много лет Анна вслух упомянула Вену. Дик тоже об этом помалкивал, только один раз изменив своему правилу, чтобы объяснить, почему привез Анну в Зальцбург: "Я увез её подальше ото всего, что могло напомнить ей о страданиях в Вене". И именно Дик устроил усыновление ребенка: "Это была часть общей терапии. Для Анны - последний шанс. И для меня тоже. Изнасилование изуродовало её сознание, оставило отвращение и ужас вместо доверия. Много месяцев, даже когда она сама захотела жить вместе со мной и перестала убегать, она вздрагивала, если я касался её волос, если гладил её по щеке". Вот так, подумал Иоганн с горечью, это чужестранец подобрал мою сестру, слоняющуюся по руинам знакомых улиц - все знакомые, которых она надеялась найти, или погибли, или уехали, и их новые адреса были неизвестны. Я не смог помочь ей тогда, когда она больше всего нуждалась в помощи. Меня вообще там не было.
Но что толку было бы от шестнадцатилетнего подростка, даже окажись он рядом? Конечно, он не совсем точно описал себя в те времена. Он был ветераном, связным подполья, созданного американцами и англичанами по обе стороны итальянской границы; он был мужчиной, взрослым мужчиной - и, если судить по тому риску, которому подвергался, настоящим мужчиной. Разве не сумел он, обычный городской мальчишка, добраться в горы, когда ему было всего четырнадцать? Немцы не сумели сделать из него твердолобого наци, как из старшего брата Йозефа, убитого в Польше - только эта смерть положила конец яростным политическим спорам с отцом (если хорошенько подумать, это отец сделал Йозефа фашистом ещё до того, как пришли немцы). И в камрада-коммуниста отец тоже не смог его превратить, хотя для него самого марксизм был главным средством самовыражения. Отец всегда питал склонность к интелектуальным вывертам, и в результате пополнил своей персоной население нацистского концентрационного лагеря. Но старик оказался крепким орешком. Он выжил.
Да, выжил, и вернулся домой после великой ночи освобождения, и увидел, что сделали его камрады с женой и дочерью. Проблему эту он решил так же просто, как собирался решить все мировые проблемы: повесился на обугленной балке, торчащей из руин его дома. А мама...
Иоганн тяжело вздохнул. Да, этого как раз недоставало, чтобы вытолкнуть её из жизни. Она капитулировала - сначала психически, потом и физически. Через день после её смерти Анна бежала из русской зоны оккупации. Пятнадцатилетняя девочка с трехмесячным младенцем на руках. Пешком. Он попытался представить себе её путь - и не смог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34