Через неделю его выпустили, а нам по шапке. Этот деятель всех купил. Представляете, на суде было доказано, что он эту рыбу наловил! Наши парни в салоне машины нашли снасти и удочки для зимней рыбалки по наивности внесли их в протокол. За это и ухватились адвокаты, дескать, самого момента хищения никто не видел, а на то обстоятельство, что непонятно зачем директору рыбсовхоза, который без отвращения на уху смотреть не может, летом на зимнюю удочку ловить карпа, возразили, типа у всех свои странности. Закон, мол, летом на мормышку ловить не запрещает.
Полковник немного помолчал.
– Теперь этот рыбак – депутат горсовета и хозяин аквапарка. Из комнатушки вышел Иван.
– У нас еще уйма времени. На установку аппаратуры и бумажную волокиту нам потребуется еще полчаса. Потом вы все выйдете на улицу и сядете в машины. Вас снаружи видно не будет. Я останусь внутри с Отличником, в качестве одного из служащих. Присмотрю, чтобы клиент все сделал как надо. Главное, чтобы он взял в руки купюры и пересчитал. Если на каждой бумажке останутся его пальчики, то ему уже не отвертеться.
– А на фига мы все это время будем сидеть в машине? – поинтересовался Дальтоник. – Глеб, насколько я понимаю, должен позвонить, прежде чем приехать. Подождем его здесь. Пусть секретарша вынесет стулья.
– А если он подъедет, встанет у конторы, и только потом позвонит? Вам придется столкнуться с ним в коридоре. Береженого бог бережет. Нюансов масса, какой-нибудь мелочью можно сорвать всю операцию.
– Хочу сразу посмотреть ему в глаза, как только вы предъявите ему свои удостоверения, – высказал я пожелание.
– Я сейчас повешу на решетку окна свою куртку, ее будет видно снаружи. Как только клиент возьмет деньги, я ее сниму, тогда войдут все наши сотрудники, а следом – вы. Только не бейте!
Он дал нам ключи от машины и мы втроем отправились в «шестерку». Спарыкин сел впереди и завел двигатель. Он принялся рассказывать свои ментовские истории, Чебоксаров задремал, а я смотрел через лобовое стекло автомобиля на морщинистую кору озябшего тополя и на грязный асфальт перед забором. Мне ничего другого не оставалось, потому что остальной вид был скрыт от меня мерами предосторожности.
Через какое-то время из здания вышел Женя. Он сел на переднее сидение и начал курить. Следом один за другим потянулись и расселись в машины остальные оперативники. Иногда кто-нибудь из нас выходил пописать.
Ровно в два у Жени затрезвонил телефон. Он послушал, сказал: «Да» и повернулся ко мне.
– Клиент дал о себе знать. Скоро будет.
У меня неожиданно заколотилось сердце. Я не на шутку разволновался и посмотрел на Чебоксарова. Ему было пофиг. И вправду, я совсем забыл, он ведь делает дыхательные упражнения.
Когда у обочины остановилась наша ГАЗель, мое волнение достигло апогея. Из кабины вышел Глеб, открыл задние дверцы, достал коробку с папками «Корона» и пошел к двери. Все было настолько буднично, что не верилось. Потом он появился снова и вернулся за второй коробкой. Всего он сделал четыре ходки. На последнем заходе он поставил ношу на землю и закрыл машину на ключ. Через десять минут с окна сняли куртку.
– Пошли, – сказал Женя.
Мы вышли все одновременно, но менты из других машин оказались проворнее. Когда все подошли к комнате, мы с Чебоксаровым оказались последними и ничего не понимали из-за широких спин.
Наконец, после титанических усилий, нам удалось протиснуться внутрь и я увидел Глеба. Он сидел на стуле, держал в руках деньги и растерянно озирался по сторонам. Маленький, худой, беззащитный. Я его знал плохо, мало ли у нас на фирме работников. Несколько раз общался по работе, пару раз он привозил ко мне домой какие-то вещи, поднимал на этаж. Ненависти к нему я не испытывал, скорее жалость.
Ваня начал профессионально орать на водилу. Он сообщил ему, что теперь тот сядет лет на восемь – это как минимум. Рассказал, что все записано на пленку и присовокупил, что дело курирует сам министр. (Интересно, министр чего?) При каждом вопле Глеб затравлено вздрагивал.
Позвали понятых. Они засвидетельствовали все происходящее и расписались, где надо. Глебу они сочувствовали.
Надо было видеть Апрельцева. Этот труженик частного сыска вел себя так, словно только что поймал Шамиля Басаева, Усаму Бен-Ладена и неуловимого Джо одновременно. Он нагло курил и посматривал на всех свысока.
После Ваниных криков с преступником начал разговаривать Женя. Он вкрадчиво попросил его выдать сообщников и пообещал за это отмазать от суда.
– Мы ведь знаем, что ты не главный.
Глеб молчал. Он был в шоке. Нас он, казалось, вообще не узнавал.
Пока технари демонстративно сворачивали аппаратуру, все молчали, потом опять начал орать Ваня. Он пригрозил Глебу, что его прямо сейчас поместят в камеру, в которой бедного парня обязательно отпидарасят. На чем основывалась такая уверенность, Ваня не объяснил. От этих воплей неожиданно возбудился Колька, он тоже начал кричать, махать руками и, в конце концов, со всего размаха заехал незадачливому расхитителю частной собственности промеж глаз.
Удар был не сильный, но громкий. В результате Чебоксаров выбил себе палец, согнулся в три погибели и попросил вызвать «скорую», а Глеб, наконец, пришел в себя и начал быстро, быстро бормотать, называть фамилии и цифры. Из его сбивчивого повествования можно было понять, что главный у них Кирилл, что воровать группой они начали в августе, что у него из зарплаты идут вычеты за аварию, а ему нужно кормить дочерей, жену, которая работает в детском садике и сестру – инвалида. Иван делал какие-то пометки в блокноте, а Женя шепнул мне на ухо:
– Ну, все. Один запел. Хороший клиент. Я чувствую, он всех сдаст. Сейчас здесь закончим, отвезем его в контору, подержим до ночи и расколем.
По идее все было кончено. В окно светило яркое холодное солнце, но меня по-прежнему колотило.
Чебоксаров дул на руку и стонал. Кисть у него сильно опухла. Один из милиционеров предложил ему вправить сустав. Колька отшатнулся от него как от чумного.
– Нужно показать врачу. Сделать рентген. Может, потребуется операция.
– Отрежут по локоть, – неудачно пошутил опер, незнакомый с Чебоксаровскими причудами.
У Кольки сразу стали бешенные глаза и вместо «скорой» он стал звонить моей жене. Наверное, нужно за это начинать брать с него деньги.
Спарыкин с Апрельцевым вышли в коридор. Полковник поманил нас пальцем.
– Нужно рассчитаться с человеком, – ткнул он пальцем в частного сыщика. – Я обещал ему пять тысяч за беспокойство.
Чебоксаров достал больной рукой из внутреннего кармана небольшую пачку долларов, вытащил из нее две сотни.
– Вот, вместе с премиальными.
Отличник недовольно скривился, а Дальтоник сморщился от боли, опуская пачку обратно.
– Ребята из УВД заберут десятку, которой рассчитались с Глебом, как вещдок, – продолжил подводить итоги операции Спарыкин после того, как Апарельцев удалился. – Так вот, мы про нее забудем. Это и будет их гонорар. Сейчас нужно выбить из всех фигурантов признание и постараться за три дня получить деньги. Хоть сколько. Вам нужно срочно определить сумму ущерба. В офисе пока ведите себя, как ни в чем не бывало. Делайте вид, что обеспокоены отсутствием водителя. Остальных, скорее всего, будем брать завтра. Нужно этого орла довести до кондиции. Кто обнаружил воровство?
– Вероника.
– Пообещайте ей премию. Отпустите сейчас домой. Тихо, чтобы никто не понял, а вечером после работы, ее и еще пару надежных людей оставьте, пусть всю ночь ищут все исправленные накладные и счета, начиная с августа месяца. Как узнаете сумму, звоните мне. Прибавим процентов тридцать и предъявим. Вряд ли, конечно, но по горячим следам можно попытаться что-то вернуть.
– А если не удастся? – спросил Колька.
– Посадим.
Делать нам тут было больше нечего. Женя вызвался отвезти нас: Дальтоника в больницу, меня – домой.
Мы уже было вышли, но я кое-что вспомнил и вернулся.
Ваня все еще разговаривал с Глебом. Он теперь не орал, просто хмурил брови и допрашивал с видом строгого отца, читающего нотации нашкодившему ребенку. Сбоку стояли понятые в лице двух ярко накрашенных девиц, скорее всего секретарша и бухгалтер одной из фирм, арендующих в здании офис. Они читали мелко исписанные листы бумаги и краем уха прислушивались к разговору.
Я подошел к нашему водителю со спины, нагнулся к затылку и громко и резко спросил:
– Зачем вы убили Виталика? – в моем понимании именно так нужно было раскалывать преступников.
Глеб вздрогнул и испуганно обернулся.
– Кто его убил? – еще раз проорал я.
– Я не знаю, – сказал вор. – Я не знал, что его убили.
– Он был в вашей шайке?
– Нет. Я не знаю. Мы с холодного склада никогда налево не возили. Всегда с теплого. Я про Виталика ничего не знаю. Мне всегда Кирилл отпускал.
Я ему поверил.
Иван поинтересовался, кто такой Виталик. Я вывел опера в коридор и рассказал ему про подозрительный пожар на складе.
– Попробуйте пробить этот вариант, – попросил я. – Может, есть какая-то связь.
– А че ты полез? Надо было по-другому к этому подходить. Не умеешь – не берись. Не так беседы ведут. На понт брать нужно! Ладно уж. Попробуем прощупать.
Снаружи сигналила машина. Это Колька торопил меня, опасаясь за судьбу своих бесценных пальцев.
Когда я вышел на улицу, совсем низко, касаясь крыльями растопыренных ветвей, пролетел самолет. Его гул проник в грудную клетку. Я представил людей, сидящих в мягких креслах, которые летят туда, где, возможно, никогда не было зимы. Открыв дверь машины, я плюхнулся на сидение и закрыл глаза. Я в самолете и за стеклом не тонировка, а небесная ночь. Впереди бирюзовое море и тропические острова.
Вообще-то я боюсь самолетов. Если честно, то я не полетел в Индию со своими дамами из-за этого тоже. Я боюсь самолетов, огня, секса и представителя страховой компании. Что ж, у всех свои проблемы. Вон Колька – он боится внезапно заболеть и умереть. Я открыл глаза и посмотрел на его руку. Она посинела и увеличилась. Мне стало жалко Чебоксарова. Он держал кисть на весу и дул на нее.
У ворот больницы Дальтоника встречала Ольга. Меня она не видела из-за непроницаемых стекол. Она нежно взяла бедолагу под локоть и повела в приемный покой, как почтенного старца.
– Симпампулистая врачиха, – размечтался Женя. – Я бы ее трахнул.
– Это моя жена, – сообщил я.
Женя смутился и молчал всю дорогу. У самого дома он пробормотал что-то типа прощения или прощания.
Я выехал из гаража, остановился посреди двора, поставил автомобиль на ручник и задумался. Для меня было открытием, что моя жена может вызывать такие эмоции у посторонних мужиков.
Что бы сказали люди, если нас с Ольгой поставить рядом? Я опустил солнцезащитный козырек и посмотрел на себя в зеркало. Увиденное не произвело благоприятного впечатления. Для описания моего внешнего вида как нельзя лучше подходило слово скомканный. Еще один повод для комплексов.
Первым делом мне пришлось отправиться в канцелярский офис. В целях конспирации я придумал самый пустяковый повод, попросил менеджера предъявить сверку расчетов с «ПРО100». Оказалось, что не напрасно. За прошлый месяц мы задолжали Москве двести тысяч. Я сделал замечание бухгалтеру, погрозил кулаком девчонкам за компьютерами, шепнул Веронике, чтобы вышла в рекреацию, где отпустил ее домой, рассказав о предстоящей ночной работе. Потом я спустился на склад и посмотрел в глаза Кириллу. Ничего кроме преданности я в них не увидел. Меня распирало от злорадства, завтра с утра он уже будет лить из этих глаз горькие слезы.
Раз уж я оказался на заводе геофизоборудования, то решил посетить с дружественным визитом остальных арендаторов, чтобы выяснить, какие действия ими предприняты по вьетнамскому вопросу.
Автозапчасти были закрыты на учет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45