– Ты чего напился? – продолжил я.
– А как же? – туманно выразился он и снова посмотрел по коровьи.
– У них было настоящее акционерное общество закрытого типа, – начал рассказывать Иван. – Каждый получал согласно своей доли. Кладовщик – семьдесят процентов, водила – тридцать.
– А я же не знаю, сколько он наценивает, – обиженно сказал Кирилл. – Он всю наценку всегда себе забирал. Ни разу со мной не делился.
– Я не наценивал, – возразил Глеб.
К нам со Спарыкиным приблизился Иван.
– Выйдем.
Мы пошли в коридор, в самый конец мимо всех дверей, к окну с батареей и литровой банкой с водой, в которой плавали полуразложившиеся окурки. Из окна было видно улицу. Вдоль нее двигались угрюмые замерзшие люди под конвоем рябин, берез и тополей.
Иван достал две сигареты, одну прикурил сам, а вторую отдал подошедшему Жене.
– Раньше, когда я кочегарил, тоже любил посмолить у этого окна, – сказал полковник. – Наверное, и банка та же. Еще с моих времен.
– Эти банки то бьют, – поведал Женя, – то разливают. Особенно на Новый Год и день милиции.
– Один раз, году в девяносто втором – девяносто третьем, – погрузился в себя Спарыкин. – Стою я у этого окна, смотрю на эти деревья, курю после собрания. Подходят парни, не помню уж из какого отдела, кажется ППС и говорят: «На Лесной двадцать четыре обнаружился полтергейтс. Небывалое нашествие насекомых. Уже из четвертой квартиры звонят». Раньше ведь, чуть что сразу в милицию. Сейчас, говорят, покурим и поедем. Я напросился с ними. Тогда самая мода на такие штуки была.
Приезжаем на Лесную. Заходим в первую квартиру. И охереваем. Из всех щелей на пол и потолок ползут всякие твари. Кого там только не было. И пауки, и тараканы, и бабочки, и мухи какие-то, и червячки. Идем в другую – то же самое. И так по всему стояку. Что делать, не знаем. Причем все насекомые, как сонные. Выползают на средину и замирают, или покачиваются из стороны в сторону.
Какая-то умная голова, наконец, догадалась вызвать санэпидемстанцию. Те вроде бы вначале начали кочевряжится, типа завтра, или послезавтра. Но мы на них рявкнули или даже машину послали. Не помню. Короче, приехали врачи и тоже впадают в транс. Ничего понять не могут. Начинают лазить по всем углам, вынюхивать. В конце концов, на четвертом этаже у одного типа в кладовке находят два чемодана нафталина. Представляешь, какая концентрация. Он их утром приволок, а к вечеру из всех щелей твари повылазили. Эффект выкуривания. Оказывается в каждой квартире, даже в самой чистой живут насекомые. Причем множество. Они незаметны, осторожны и прячутся. А тут их отрава из убежищ погнала, причем всех сразу. Пары нафталина проникли в вентиляционную систему и еще оттуда тварей поналезло. Вот вам и полтергейтс.
– А на кой ляд ему два чемодана нафталина? – резонно поинтересовался Иван.
– Он их в Польшу собирался отвезти. Челнок. Возил в Варшаву всякие мясорубки, спирт «Ройал», ножи, сигареты да открывалки. Один раз для пробы взял немного нафталина и пробил канал. Договорился с одним паном, что тот у него оптом будет брать. Знаете, какой подъем?
– Нет.
– В сто раз. Люди целые состояния делали.
– На нафталине?
– На нафталине. У нас был один кадр, он в Иран женские трикотажные рейтузы вагонами отправлял. Его на трикотажной фабрике как дорогого гостя встречали, с оркестром и дорожкой. Потому, что он туда живые деньги приносил. Он эту фабрику и купил потом. В девяносто восьмом там, на проходной его и хлопнули. Спрашивается, зачем в Иране трикотажные рейтузы? Там ведь жара.
– Может, мода? – догадался я.
Мне на трубу позвонила Вероника. Пока мои собеседники обсуждали проблему с рейтузами, она поведала о том, что только сейчас проснулась, так как пришлось работать до пяти утра.
– Мы насчитали с августа месяца исправленных накладных на сто восемьдесят тысяч. Проверили на всякий случай часть июля, выборочно, но ничего не нашли. Хотя очень подозрительно. Кражи начинаются как-то резко и сразу помногу. Нужно будет еще покопаться в летних месяцах.
– Спасибо. Тебе положена премия. Ее размер мы обсудим с Николаем Александровичем.
– Ой, как кстати!
Мужики над чем-то хохотали. Я прослушал.
– Хватит про рейтузы, – сквозь смех сказал Иван. – Давайте вернемся к нашим баранам.
– Сколько они украли? – спросил Женя.
– Двести штук, – на всякий случай прибавил я.
– Что-то многовато, – не поверил Иван.
– Ничего подобного, – возразил Спарыкин. – Двести они украли по нашим ценам. Продавали в два раза дешевле. Получается – сто. Делим на пять месяцев – всего двадцатка на двоих. Копейки.
– Судя по следам, Кирилл – наркоман со стажем, – предположил Иван. – Этих денег ему как раз на дозу в день и сигареты.
– Причем, не черняшки, – вставил Женя.
– Сегодня пошли первые сутки, – сменил тему Иван. – Кроме этого у нас есть еще два дня. Потом мы должны передать дело в следствие. Тогда контроль над ним теряется. Короче за трое суток мы должны выбить у них деньги.
– Как? – спросил я.
– Вопрос не в том, «как»? – вставил полковник. – Вопрос в том, «есть ли они у них»? Ты зря так отрицательно относишься к продаже коровы. Нужно радоваться любым деньгам. Тут одна надежда на родителей. Я так понимаю, что этот Глеб – сиротинушка?
– Там из всех родственников только мать – алкоголичка, да древняя бабка. Про тетку, если честно, первый раз слышу. За три дня она все равно корову не зарежет.
– За три дня никто тебе таких денег и не найдет, – сообщил Спарыкин. – Нужно их как следует обработать. Заставить поверить в то, что тюрьма неминуема. Потом дать надежду, потом указать цену.
– Нужно, чтобы они сами умоляли взять деньги, – уточнил Женя.
– Слушайте, – вставил Иван. – А если они окажутся неплатежеспособными, что будем делать?
– Однозначно: сажать, – опередил меня полковник.
– Ну, это крайний вариант, – я не привык вершить чьи-то судьбы и почему-то совсем не держал зла на этих двух бедолаг.
– Значит, так, – подытожил Женя. – Мы их сейчас запугиваем до обмороков, потом разрешаем позвонить семье. Говорим, что только вы можете забрать заяву. А вы идите к своим юристам, пусть они составляют бумагу, по которой их можно будет привлечь и через год и через десять. Расписка, или поручительство, я точно не знаю. Нужно все делать быстро, пока люди в панике, потом, они неожиданно становятся умными, обычно ни фига не возвращают и еще на нас же в отдел собственной безопасности пишут на вымогательство.
– Да, да, – обратился ко мне Спарыкин. – Ты трепи поменьше, а то ребят подтянут за вымогательство. Вполне возможно.
– Ладно, – пожал мне руку Женя. – Одно чистосердечное у нас уже есть, пойдем добывать второе.
Ваня меня хлопнул по плечу, а Спарыкин сказал:
– Я еще немного здесь потусуюсь, подышу атмосферой.
– Пусть ваш Федя – компьютерный гений – завтра мне позвонит, – попросил я им вслед. – Мне программу нужно настроить.
Спускаясь к выходу, я опять потрогал нос Феликса Эдмундовича. Необъяснимая тяга к его ноздрям казалась мне вполне естественной.
Угрюмое здание выдохнуло меня на улицу, из атмосферы напичканной тяжелыми сюжетами, на воздух, забитый тяжелыми металлами.
Я набрал Дальтоника, послушал автоответчик и оставил сообщение. Он будет бегать по правительству часов до четырех, потому что кто-нибудь из этих скупердяев обязательно напросится на обед. Я только не понимал, зачем отключаться?
Я позвонил в фирму «Право» и попросил, чтобы меня соединили с нашим юристом. Тот оказался на месте и предложил приехать к нему прямо сейчас.
Над входом в офис юридической конторы двое рабочих в сиреневых комбинезонах меняли вывеску. Теперь это была не фирма, а благотворительный фонд юридической поддержки.
Нашего юриста зовут Олег. Он очень приятный молодой человек. В последнее время мы виделись редко, чаще общались по телефону. Сегодня я заметил перемены. Видимо дела у фирмы шли в гору. У Олега появилась секретарша, портрет губернатора на полстены, а на дверной табличке с фамилией и инициалами возникла приписка: «Член московской коллегии адвокатов». Я изложил юристу суть истории с воровством.
– Вы очень грамотно все сделали, – похвалил он меня. – Большинство работодателей совершают всякие глупости, после которых привлечь к ответственности вора практически невозможно. В нашей ситуации мы поступим так. Понятно, что за три дня преступники таких денег не наберут, понятно, что со временем им кто-нибудь растолкует, как правильно себя вести. Поэтому, завтра или сегодня вечером приводите их сюда с паспортами и какими-нибудь поручителями, желательно близкими родственниками или еще лучше – родителями. Есть одна фишка в законодательстве, к которой мы прибегнем. Они напишут расписку о том, что самовольно взяли из вашей кассы денежные средства на собственные нужды и обязуются их вернуть в течение какого-то срока. Это уже как бы и не воровство, а заем без ведома хозяина. Родители выступят гарантами возврата. Эту бумагу примет любой суд. Срока давности у нее нет.
– Ясно. А что по страховке?
– На восемьдесят процентов уверен, что деньги мы получим. Придется торговаться.
– А по аренде?
– Несмотря на то, что Урожаев опытный боец и здесь есть шансы, но у нас цейтнот. С первого января он может перекрыть вам доступ в помещение и пока мы по решению арбитража при помощи судебных приставов вскроем замки, пройдет время. А до суда фирма будет работать нестабильно. Да и на суде он может доказать, необходимость такого шага. Наших связей может не хватить. Лучше решить этот вопрос при помощи денег.
– Там уже дали.
– Я говорю в открытую. Шансы малы. Лучше искать другой офис.
От юристов я отправился в офис, нужно было срочно искать запасное помещение. Нужен был стол, бумага, ручка и газета. И еще список городских риэлторских агентств.
Сквозь вязкую морозную дымку я посмотрел на реку. С торосов и айсбергов на лед скатывались десятки пестрых пингвинов. У некоторых были санки, но у большинства пластиковые дощечки. Они слетали вниз и снова поднимались по одной единственной тропинке.
На стоянке перед конторой стоял «мерседес» Чебоксарова и «десятка» Ольги. Я поднялся в свой кабинет с черного хода, разделся и отправился в комнату к напарнику, чтобы узнать последние новости. Когда я вышел из своей двери, Лариса вздрогнула и пролила чай на кофту. Она всегда пугается, когда я неожиданно появляюсь, если перед этим поднялся с другого входа. На столе у нее в деревянной рамке появился ее собственный портрет, выполненный покойницей Леной. В картинке я заметил изменения. Наша секретарша, раскрасила черно-белый рисунок разноцветными гелевыми ручками.
Дверь в кабинет Дальтоника была слегка приоткрыта. Я вошел и увидел своего напарника, стоящего ко мне спиной. Рядом с ним стояла моя жена. Они смотрели в окно и тихо о чем-то разговаривали. При этом они держались за руки. Правая рука у Чебоксарова до сих пор висела на косынке, а левой он держал мою жену. Не просто так, под локоть или, например, слегка касаясь, а по серьезному, в замок, палец через палец. Так сердобольные родители держат своих детей, переводя через дорогу, или ходят молодые влюбленные. Я смотрел на них секунды три. Конечно, если бы не Лариса, которая, обжигала взглядом мои лопатки, я бы задержался в дверях подольше. А так мне пришлось кашлянуть.
Услышав звук, они резко разжали руки и оглянулись.
– Привет, – как ни в чем не бывало, поздоровался я.
– Здорово.
– Здравствуй, – сказала Ольга. – Мне пора идти.
Она прошла мимо меня боком, потому что я и не подумал отойти в сторону и освободить ей путь к двери. От нее пахло вереском. До меня наконец-то дошел смысл увиденного. Снимок их сплетенных рук сохранился в моем мозгу четко и ясно, отдельным файлом. Мня начало колотить.
– Ну, как у нас дела? – спросил Колька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45