— Да, папа. Он уехал... один. И мы его больше не увидим,— голос Рамона был унылым, полным детского разочарования.
— Я очень устал, папа.— Он поднялся на ноги, скривившись от боли.
Джулиано Наварро решил больше не продолжать эту тему. Он взял Рамона за руку и помог ему взобраться на лохматую спину мула. Потом похлопал его по тощей шее, поворачивая туда, откуда они пришли.
— Я пойду рядом. То, что я нашел тебя живым, придало мне силы. Я думал, что никогда тебя не увижу,— ответил старик на предложение Рамона поменяться с ним местами.
Они огибали подножия холмов, в тишине наступающего вечера старик живо рассказывал о своих безнадежных поисках, о том,, как стервятники подсказали ему, куда ехать.'
— Это просто чудо, Рамон,— сдержанно завершил он свой рассказ.— Чудо, ниспосланное с небес ангелами, которые следят за нами. Мы больше не будем считать больших черных птиц предвестниками несчастья.
Каждое движение мула доставляло Рамону жгучую боль. Его рука лежала на плече отца. Они чувствовали полное единение и взаимопонимание. Это было нечто большее, чем кровное родство. Это единство родилось в результате многих лет, проведенных вместе в горах Запада, в погоне за тем, что сталр целью всей их жизни — за сокровищем Священников, до которого теперь было рукой
подать.Изнуряющая послеполуденная жара отступила, легли вечерние тени. Солнце садилось за шершавую гряду холмов во всем своем сверкающем величии, которое можно увидеть только в засушливых и пустынных местах Запада. Холмы зажили новой жизнью: выскочили из своих прохладных нор зайцы, сороки о чем-то бранились в зарослях мескитовых деревьев, а вечерняя песня полевых жаворонков и пересмешников радостно лилась в тишине вечерних сумерек.
Наконец вся тройка спустилась в пологую лощину, тенистую и прохладную, в глубине которой журчал крошечный ручеек. Здесь они остановились, чтобы дать отдых Чато и напоить его, отец с сыном растянулись на покрытом мхом берегу, вдоволь напившись холодной родниковой воды.
Путь лежал по дну лощины, скрывающей маленький ручеек, под ветвями можжевельника и сосен, вверх, в расщелину между скал, к крутой скале, заросшей тополями. Из камней бил чистый и холодный родник.
У подножия утеса было построено грубое, крытое соломой убежище, служившее семье в течение трех последних лет — с тех пор как Джулиано обнаружил этот родник и пришел к выводу, что именно он и. обозначен на выцветшей пергаментной карте. Картой он владел с того -времени, как победоносные войска пеонов Бенито Хуареса выбили императора Максимилиана из Мехико.
В течение этих трех лет родник был отправной точкой бесчисленных экспедиций, в которых они искали ключ к разгадке карты сокровищ, оставленных Священниками. Вместе они спокойно бродили в горах. Местные фермеры, знавшие об их поисках, считали их помешанными и глумились над ними.
И вот теперь, когда сокровище было почти у них в кармане, начали слетаться голодные стервятники, чтобы украсть у них плоды их тяжелого и изнуряющего труда.
Понимая, что он слишком стар и не сможет справиться с такими людьми, как банда головорезов Колтера, когда рано или поздно слухи о его находке распространятся в округе, Джулиано Наварро ожидал приезда Стива Фишера, чтобы сделать последний шаг на пути к сокровищу. После трех лет тщетных поисков он по воле случая разгадал тайное значение всех символов на карте и теперь знал точное местонахождение клада. Меньше чем в десяти часах езды от их лагеря он лежал, ожидая своего часа.
И старик был согласен спокойно ждать, полностью уверен, что золото наверняка там. Всю жизнь он отдал поискам и хотел заполучить это золото только для Рамона. Одну треть Рамону, одну треть миссис в Гваделупе, которой это золото принадлежит по праву, и треть тому, кто поможет перевезти это золото через Границу...— так Джулиано решил разделить клад.
А пока он терпеливо ожидал Стива Фишера, который должен был откликнуться на его письмо... письмо, которое осталось в руках Попа Джадкинса.
Чато вытянул шею и громко заревел, когда Рамон с отцом приблизились к крытой соломой хижине под тополями. Утес ответил резким эхом. Рамон по-детски рассмеялся и, наклонившись вперед, потрепал Чато за уши.
— Слышишь, папа, Чато говорит мне: «Добро пожаловать!» Старик печально кивнул:
— Да, малыш, прошлой ночью Чато тоже переволновался.
Он зашагал к хижине, а мул остановился под деревьями и ждал, пока Рамон слезет и снимет с него уздечку.Поднимаясь по хорошо утоптанной тропинке, которую он уже не надеялся увидеть, Рамон заметил в дверном проеме свет. На грубо сколоченной полке стояла зажженная керосиновая лампа, которая отбрасывала мерцающий свет на убранство хижины, убогой, но очень чистой и аккуратной.
Широкий соломенный тюфяк в одном углу служил хозяевам постелью, вся обстановка состояла из трех перевернутых деревянных ящиков, а еще два ящика служили стульями. Свою нехитрую снедь они готовили на очаге, сложенном из нетесаных камней, добытых из стены утеса; труба очага была сделана из самана. Над ним покачивался на крюке закопченный котелек. В углу по ржавому жестяному лотку бежал ручеек холодной горной воды. В общем, обитатели хижины считали, что устроились они вполне удачно.
Старик сидел на корточках у очага и дул на тлеющие угли, когда вошел Рамон. Юноша направился прямо к тюфяку и устало опустился на одеяло.
Пламя лизало охапку сухого хвороста, который Джулиано бросил поверх углей. Он обернулся и ободряюще улыбнулся сыну:
— Скоро будет теплая вода, и я вымою тебе спину. В котелке есть фасоль и лепешки, поешь.
Глаза Рамона радостно блеснули.
— Хорошо папа. Сегодня был момент, когда я думал, что больше никогда не захочу есть. Но сейчас ужасно хочется фасоли.
Отец понимающе улыбнулся и, повернувшись к огню, подбросил еще хвороста. Скачущие языки пламени освещали хижину и наполняли ее уютным теплом. И вдруг снаружи донесся резкий звук, нарушивший недолгий покой. Это ревел Чато.
Рамон в удивлении приподнялся:
— Послушай, папа...
— Тише...— старик поднес палец к губам.
Они сидели в напряженном молчании. Откуда-то издалека, с подножия холмов, долетело ответное ржание лошади.
Старик живо поднялся. Было видно, что страх в нем борется с надеждой.
— К нам едет гость. Может, это Лем Колтер возвращается, чтобы довершить то, что ему помешали сделать прошлой ночью?
Он снял со стены над очагом старый дробовик и, спустив ствол к земле, застыл в раздумье.
— Возможно,—возбужденно зашептал Рамон,— это тот гринго, который спас мне жизнь. Когда прошлой ночью он уезжал, я подумал, что... он может... вернуться...
— И еще это может быть Стив Фишер из Нью-Мексико,— напомнил ему старик. Он быстро подошел к лампе, потушил ее и замер, прислушиваясь. Оба отчетливо услышали приближающийся топот копыт. Сквозь сумерки к ним мчался одинокий
всадник.
— Пойду посмотрю, кто это,— прошептал отец.— Накройся одеялом и сиди тихо. Если не услышишь выстрелов, значит, это друг.
— Если это человек с двумя пистолетами, ты узнаешь его по высокому росту и мужественному лицу,— возбужденно проговорил юноша.— Папа, не стреляй, пока не увидишь, кто это.
— Не волнуйся...
Старик вышел наружу и исчезав полумраке. Теперь стук копыт раздавался совсем рядом. Всадник скакал по тропинке, проходившей по дну лощины. Привлеченный громким приветствием Чато, он наверняка заметил тусклый свет хижины.
Мальчик лежал, плотно закутавшись в одеяло, дрожа от странного чувства надежды и ожидания.
Внезапно стук копыт смолк, и больше ничего не было слышно. Рамон начал бормотать молитву, надеясь услышать хоть какой-нибудь звук за дверью, который поможет понять, друг это или враг. В полумраке хижины воображение Рамона ясно рисовало мужественные черты Малыша Рио.
«Только бы это был он!» Его спаситель отказался поехать с ним, но ведь он мог передумать. Рамон напрягал свой слух, старался восстановить в памяти все, что говорил ему Малыш, пытался вспомнить его голос.
Вдруг снаружи раздался голос Джулиано... ему ответил голос американца. Рамон сбросил одеяло и вскочил на ноги.В дверях появился отец и радостно сказал:
— Скорей, сынок, дай больше света. Нам на подмогу приехал Стив Фишер из Нью-Мексико.
— О..,— вырвалось у Рамона, когда высокий американец открыл дверь хижины.
Это был не Малыш Рио.
ГЛАВА VII
Джулиано Наварро отошел, чтобы добавить огня в лампе, затем вопросительно посмотрел на Рамона. Выражение лица мальчика подсказало ему, что Стив Фишер не тот гринго, который помог Рамону вчера ночью. Но ничто не могло омрачить радость на лице старика, когда он повернулся к гостю и сказал:
— Входите, сеньор. Бог указал Вам путь к нашему убогому жилищу. Все, что у нас есть — ваше.
— Да, живете-то вы убого,— пренебрежительно проворчал Джо Эллиот.
Джо был худой и высокий, с очень кривыми ногами. Из-под покатого лба таращились хищные глаза, а когда он говорил, под оттопыренными губами обнажались желтые зубы.
Из угла его рта стекала струйка табачного сока, оставляя на клочьях бороды ржавый след; его одежда была пыльной и пропитанной потом.
Несмотря на такую нерасполагающую к себе внешность, для Джулиано Наварро в этом человеке было что-то божественное. Магическое имя Стива Фишера усыпило здравый смысл старого мексиканца. Его воспоминания о Тимоти Фишере потускнели и выцвели с тех пор, как они виделись в последний раз. Потому в Джо Эллиоте он видел только сына своего старого друга.
Месяцы тревожного ожидания и волнующие мысли о том, что будет с Рамоном после того, как у них появится золото, а ему придет пора умирать, поддерживали иллюзию, что приезд Стива Фишера снимет все преграды, стоящие перед ними. И поэтому в человеке, назвавшемся этим именем, Джулиано мог видеть только достоинства.
В ответ на грубое замечание Эллиота, он печально сказал:
— Да, сеньор Фишер, мы не много можем предложить нашему гостю. Годы ушли на поиски золота, и у нас было слишком мало денег на еду и приличные вещи.
— Ну да, золото...— в выпуклых глазах Эллиота мелькнул интерес— Вы ведь нашли его, а? В своем письме вы пишете...— он полез в карман своей грязной холщовой куртки и вытащил оттуда письмо, написанное Джулиано Стиву Фишеру,—...что вы ждете меня, чтобы я приехал и помог вам.
— Конечно, конечно— поспешно ответил Джулиано.— Золото ждет, пока мы его откопаем. Вы будете богаты, сеньор Стив. Сказочно богаты...
— Надеюсь,— проскрипел Эллиот.— Я проделал долгий путь из Нью-Мексико.— Он прошел вглубь хижины и сердито уставился на Рамона, который стоял в углу, молчаливый и несчастный.—Этот ваш мальчик, да?
— Да, сеньор.— Старик почувствовал себя неуютно. Он бросил пристальный взгляд на Рамона и почувствовал, что юноша разочарован в госте.
— Это мой сын Рамон,— сказал он наконец.— Поздоровайся с гостем, Рамон.
Глаза юноши странно сверкнули.
— Ради моего отца я приветствую вас. Пойду позабочусь о вашей лошади.
Он вышел на свет и глаза Эллиота расширились, когда он увидел изуродованную, всю в запекшейся крови спину мальчика.
— Силы небесные! — воскликнул Эллиот, обращаясь к Джулиано.— Ну и задали вы ему порку сегодня!
Рамон вышел, и Джулиано начал рассказывать о страданиях, которые его сын перенес в руках бандитов, но так и не выдал тайны сокровищ.
— Банда Колтера, а? — Эллиот сел на один из ящиков и, хмурясь, свернул сигарету.— Они будут следить, чтобы мы не увезли золото, это ясно, как день.
— Как стая койотов, преследующих добычу,— презрительно сказал старик, беря котелок с красной фасолью и вешая его над огнем.— Они не знают, что мы нашли ключ к карте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23