- К ним подошел какой-то мужчина.
Кип хотел было согласиться, но потом отрицательно помотал головой,
глядя куда-то за плечо островитянина.
- Пожалуй, это ни к чему, - наконец сказал он.
Все повернулись в ту сторону, куда смотрел констебль. На песке, среди
длинных утренних теней, стояла, опираясь на тонкую черную трость, высокая,
худая фигура, вся черная: черное одеяние, такая же черная кожа - сплошная
чернота, лишь сияли отраженным светом круглые стекла очков. Человек этот
помедлил и неторопливо двинулся к собравшимся, вонзая трость в песок перед
собой. На шее у него Мур заметил что-то блестящее. Это был стеклянный глаз
на длинной цепочке. Ни на кого не глядя, Бонифаций наклонился над телом и
приподнял брезент. Он быстро перекрестился, прикрыл труп грубой тканью,
прошел мимо Мура и констебля и уставился на подводную лодку - так, как
если бы смотрел в лицо старинному врагу. Его глаза на миг вспыхнули, потом
превратились в маленькие щелки.
- Надо понимать, этот корабль прошел по проливу между рифами, -
сказал Бонифаций. Он дышал прерывисто, словно ему не хватало воздуха.
- Она раздавила Кифаса... - начал Кип.
- Да, мне сказали. - Бонифаций окинул двух негров оценивающим
взглядом. - Несите-ка его в церковь, ребята.
Они покорно подняли брезентовый сверток и двинулись в сторону
Фронт-стрит.
- Где вы ее нашли, Мур? - полюбопытствовал Бонифаций, глядя не на
Дэвида, а на лодку.
- На одной из отмелей Бездны, на глубине примерно сто пятьдесят
футов, может, чуть больше...
- И что с ней будет дальше?
- Пока что, - ответил Кип, - она останется там, где она сейчас.
Бонифаций круто обернулся к констеблю.
- Но нельзя же... - начал его преподобие, и висевший у него на шее
глаз заблестел на солнце. Во взгляде священника светилась сила, которую
Кип не замечал раньше. - Нельзя оставлять этот корабль в гавани. Вы должны
отбуксировать его обратно к Бездне, продырявить и затопить. Понимаете?
- Нет, - ответил Кип. - Не понимаю...
- Один человек уже погиб, - спокойно проговорил его преподобие. - Не
довольно ли?
- Минуточку, - вступил в разговор Мур. - Это был несчастный случай...
- Ну, разумеется, - произнес его преподобие с некоторой долей
сарказма в голосе. - Послушайте меня, Кип, уберите этот корабль из бухты.
Он опасен. Там, где он появляется, добра не жди...
- Вуду! - презрительно фыркнул Кип. - На самом деле это никуда не
годная развалина, рухлядь, только и всего. Ваше живое участие мне вполне
понятно, однако...
- Участие? - по губам священника ящеркой скользнула слабая улыбка. -
Да, мне не все равно. - Он поднял стеклянный глаз так, чтобы и Кип, и Мур
разглядели его, и солнце растеклось сияющей дугой по выпуклой стеклянной
поверхности. - Это мое зрение, моя боль. Я видел страшные вещи и прошу вас
- сделайте так, как я говорю...
- Я не верю в ваши видения, Бонифаций, - заметил Кип. - И в ваше вуду
я тоже не верю.
- А я и не прошу вас верить в них! - голос его преподобия зазвучал
жестче, суровее, и им вдруг открылось то, чего священник, по-видимому, не
мог коснуться в обычном разговоре. - Я лишь предостерегаю вас, призываю
вас к осторожности. Все, что Господь создал на этой земле, обладает
энергией и силой, и этот старый механизм...
- Но его создали не боги, - возразил Мур. - Его создали люди...
Бонифаций мрачно кивнул.
- А разве людьми не управляют боги, будь это боги войны или боги
мира? - Он заглянул в глаза Муру и увидел там нечто встревожившее его.
Потом повернулся к констеблю. - У всего на свете есть душа, добрая или
злая, и я очень хорошо знаком с теми силами, что обитают в этом корабле.
Час от часу не легче, его преподобие собрался не таясь говорить о
колдовстве!
- Вы рассуждаете так, словно эта лодка живая, - раздраженно заметил
Кип.
- Потому что я знаю это! - свистящим шепотом огрызнулся Бонифаций. -
Я помню... - он запнулся и посмотрел на гавань.
- Что помните?
- Огонь, - очень тихо произнес священник.
Кип представлял, о чем идет речь, хотя за годы, проведенные на
Кокине, слышал лишь отрывочные упоминания об этом. Во время войны на
острове вспыхнул страшный пожар; огонь пронесся по джунглям и уничтожил
десятки людей и почти все хижины островитян. В свое время Кип из чистого
любопытства попробовал узнать о пожаре побольше, расспрашивая рабочих на
верфи Лэнгстри и старожилов, но никто не захотел рассказывать о несчастье,
словно что-то мешало им говорить о нем.
- Ну и что огонь?
Солнце мало-помалу вытесняло тени с лица священника, загоняя их в
борозды морщин, и теперь оно походило на древний, весь в трещинках
пергамент. Бонифаций довольно долго молчал, а потом с видимым усилием
заговорил:
- Вначале мы услышали великий гул в небесах - словно ночное небо
обрело голос и ревело, обезумев от страха; этот рев, сперва очень далекий,
делался все громче и громче, и под конец все потонуло в этом шуме, а с ним
пришел страшный, всепоглощающий жар. На верфи прогремел взрыв, потом еще
один, и еще. Из окон повылетали стекла, а людей швыряло на землю словно бы
ударами невидимого кулака. Я помню - о да, отлично все помню. Среди лачуг
что-то взорвалось, вспыхнул огонь, охватил дома. Ветер раздувал пламя,
уносил искры к небу, разбрасывал их по джунглям. Самые сильные из нас
помогли бежать из деревни всем, кому еще можно было помочь, и мы ушли в
море на нескольких уцелевших у пристани суденышках... - Отец Бонифаций
помолчал, с горечью глядя на своих слушателей, потом облизнул пересохшие
губы и продолжил: - Мы видели, как на берегу расцветали бутоны огня, как
пламя устремлялось в джунгли. Верфь горела; у причала стояло несколько
английских грузовых судов и патрульный катер, их пытались вывести в
открытое море. Стоял страшный крик, с катера во что-то палили - мы не
видели, во что. Неподалеку от верфи, на берегу тогда еще базировалась
артиллерийская батарея - бетонные бункеры, в них огромные, грозные орудия;
бункеры были построены на склоне над Кокиной, и, когда пушки заговорили,
снаряды уносились к горизонту прямо над нашими головами...
Он посмотрел на Кипа, потом на Мура.
- Видите ли, это случилось давно, очень давно, но я до сих пор помню
все так отчетливо, словно это было вчера. Весь ужас и жестокость той ночи,
все до единой страшные подробности... Нас, жмущихся друг к другу в шлюпах
и яликах, засосала трясина кошмара. Остров запылал, и люди начали кричать
и плакать, лишь немногие старались восстановить порядок. Боже мой, что это
была за пытка! Вся Кокина пылала; те из нас, кому удалось выбраться в
открытое море, слышали крики своих близких, оставшихся на острове - и
ничем не могли помочь, никуда не могли скрыться от того, что видели. А
зрелище было невыносимое. На наших глазах объятые пламенем фигуры, корчась
от боли, бежали к морю и бросались в прибой в надежде облегчить свои
страдания, но соленая вода лишь усугубляла боль. Вопли, ужасные вопли и
стоны раздавались в темноте... Я и на смертном одре буду помнить ту ночь.
Однако сквозь толстую завесу клубившегося в воздухе дыма мы услышали звук
куда страшнее звуков человеческого страдания и агонии, несшиеся с берега:
океан потряс тяжелый удар. Дощатые палубы наших суденышек задрожали, и нам
почудилось, что сейчас мы перевернемся и пойдем ко дну. Мы ждали, и вдруг
из дыма показалось _э_т_о_, способное своим видом свести с ума, сразу и
навсегда поселившееся в наших кошмарах. У одного из людей в моем ялике был
при себе револьвер, и, рассвирепев, он стал расстреливать неведомое судно,
но ничто не могло остановить его или заставить замедлить ход. Море гремело
и бурлило у его бортов, волна, которую оно гнало перед собой, накатила на
нас и опрокинула ялик. Мы, словно крысы, цеплялись за перевернутое
суденышко, а диковинный корабль - черный, страшный, блестящий, похожий на
огромного голодного хищника, прошел прямо перед нами.
Тогда-то я и увидел того человека. Он стоял высоко над водой на
чем-то вроде помоста. Мгновение он смотрел на нас, потом исчез. Лодка - а
к тому времени я уже понял, что это была лодка, - прошла мимо нас и
неожиданно камнем пошла ко дну. Волны сомкнулись над ней, и мы,
пораженные, потрясенные, остались одни в открытом море. С Кокины к нам
доносились страшные крики умирающих, но нас терзал новый страх - мы
боялись, что лодка вернется...
Бонифаций взмахнул тростью и, как рапирой, ткнул ею в сторону лодки:
- Ее-то я и видел в ту ночь. Злобное железное чудовище, она вышла из
мрака и во мрак ушла...
- Обстрел с моря, - после паузы заметил Мур. - Видимо, какая-то
немецкая подлодка решила уничтожить кокинские верфи. - С берега лодка
выглядела довольно зловеще, в ней было что-то от мстительного железного
демона. Мур понял, отчего островитяне так боялись возвращения этого
чудовища.
- Для нас это корабль из Преисподней, которым управляют безликие
твари из иного мира, не похожего на наш мир. Мы не хотели ввязываться в
войну белых - и тогда этот ужас обрушился на остров, не щадя никого. Лодка
приходила в наши воды сеять смерть и разрушение, пока ее не уничтожили...
- Как? - спросил заинтригованный Кип. - Кто?
- Этого я не знаю. Но я много долгих ночей провел на этом берегу -
быть может, на том самом месте, где стою сейчас, - наблюдая за огнями,
вспыхивавшими в море, за странными зелеными и темно-красными кометами,
разрезавшими ночную тьму. И каждое утро на поверхность всплывали обломки
кораблей - и трупы, трупы. Окоченевшие тела с перекошенными от ужаса
лицами... а иногда прилив, багровый от крови, приносил лишь оторванные
руки и ноги. - Отец Бонифаций тяжело вздохнул. - Это... корабль ночи,
поднявшийся из своей гробницы на дне моря...
Воцарилось молчание. Кип услышал, как в стороне от рифа стукаются
друг о друга бакены. Их металлическое позвякивание действовало ему на
нервы. Море с неприятным звуком окатывало железную палубу немецкой
подлодки, оставляя на ней пряди водорослей.
- Теперь это всего-навсего мертвая груда металла...
Бонифаций медленно повернул голову к констеблю:
- Мертвая? Нет. Вовсе нет. Она просто ждет. Умоляю вас, заклинаю вас
всем святым: верните этот корабль в Бездну.
- Ради Бога! - воскликнул Кип, выведенный из себя настойчивостью
этого человека и пуще того смущенный силой, светившейся в его взгляде. -
Вы так долго проповедовали свое вуду и занимались спиритизмом, что теперь
в этой груде металлолома вам мерещатся духи и призраки!
Некоторое время священник молча переводил взгляд с Кипа на Мура,
словно оценивал, насколько сумел убедить и напугать их.
- Храни вас Господь, - наконец негромко проговорил он. - Мне пора -
нужно позаботиться о теле несчастного Кифаса, - он повернулся и пошел
прочь от них, вверх по берегу, прочерчивая песок перед собой концом черной
трости. На небольшом пригорке священник приостановился, чтобы бросить
последний взгляд на подводную лодку, после чего скрылся в лабиринте
дощатых лачуг, теснившихся вдоль Фронт-стрит.
Кип заметил, что Мура как будто бы что-то тревожит.
- Не слушай его, - сказал он приятелю. - Суеверия давно стали его
второй натурой. Но будь я проклят, если понимаю, как эта сволочь слезла с
рифа и вперлась в мою гавань.
На другой стороне гавани готовились отойти от торговой пристани
траулеры. Уже были отданы швартовы, грохотали двигатели, перекрикивались
рыбаки. Подводная лодка почти не оставила места, чтобы выйти из бухты в
открытое море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Кип хотел было согласиться, но потом отрицательно помотал головой,
глядя куда-то за плечо островитянина.
- Пожалуй, это ни к чему, - наконец сказал он.
Все повернулись в ту сторону, куда смотрел констебль. На песке, среди
длинных утренних теней, стояла, опираясь на тонкую черную трость, высокая,
худая фигура, вся черная: черное одеяние, такая же черная кожа - сплошная
чернота, лишь сияли отраженным светом круглые стекла очков. Человек этот
помедлил и неторопливо двинулся к собравшимся, вонзая трость в песок перед
собой. На шее у него Мур заметил что-то блестящее. Это был стеклянный глаз
на длинной цепочке. Ни на кого не глядя, Бонифаций наклонился над телом и
приподнял брезент. Он быстро перекрестился, прикрыл труп грубой тканью,
прошел мимо Мура и констебля и уставился на подводную лодку - так, как
если бы смотрел в лицо старинному врагу. Его глаза на миг вспыхнули, потом
превратились в маленькие щелки.
- Надо понимать, этот корабль прошел по проливу между рифами, -
сказал Бонифаций. Он дышал прерывисто, словно ему не хватало воздуха.
- Она раздавила Кифаса... - начал Кип.
- Да, мне сказали. - Бонифаций окинул двух негров оценивающим
взглядом. - Несите-ка его в церковь, ребята.
Они покорно подняли брезентовый сверток и двинулись в сторону
Фронт-стрит.
- Где вы ее нашли, Мур? - полюбопытствовал Бонифаций, глядя не на
Дэвида, а на лодку.
- На одной из отмелей Бездны, на глубине примерно сто пятьдесят
футов, может, чуть больше...
- И что с ней будет дальше?
- Пока что, - ответил Кип, - она останется там, где она сейчас.
Бонифаций круто обернулся к констеблю.
- Но нельзя же... - начал его преподобие, и висевший у него на шее
глаз заблестел на солнце. Во взгляде священника светилась сила, которую
Кип не замечал раньше. - Нельзя оставлять этот корабль в гавани. Вы должны
отбуксировать его обратно к Бездне, продырявить и затопить. Понимаете?
- Нет, - ответил Кип. - Не понимаю...
- Один человек уже погиб, - спокойно проговорил его преподобие. - Не
довольно ли?
- Минуточку, - вступил в разговор Мур. - Это был несчастный случай...
- Ну, разумеется, - произнес его преподобие с некоторой долей
сарказма в голосе. - Послушайте меня, Кип, уберите этот корабль из бухты.
Он опасен. Там, где он появляется, добра не жди...
- Вуду! - презрительно фыркнул Кип. - На самом деле это никуда не
годная развалина, рухлядь, только и всего. Ваше живое участие мне вполне
понятно, однако...
- Участие? - по губам священника ящеркой скользнула слабая улыбка. -
Да, мне не все равно. - Он поднял стеклянный глаз так, чтобы и Кип, и Мур
разглядели его, и солнце растеклось сияющей дугой по выпуклой стеклянной
поверхности. - Это мое зрение, моя боль. Я видел страшные вещи и прошу вас
- сделайте так, как я говорю...
- Я не верю в ваши видения, Бонифаций, - заметил Кип. - И в ваше вуду
я тоже не верю.
- А я и не прошу вас верить в них! - голос его преподобия зазвучал
жестче, суровее, и им вдруг открылось то, чего священник, по-видимому, не
мог коснуться в обычном разговоре. - Я лишь предостерегаю вас, призываю
вас к осторожности. Все, что Господь создал на этой земле, обладает
энергией и силой, и этот старый механизм...
- Но его создали не боги, - возразил Мур. - Его создали люди...
Бонифаций мрачно кивнул.
- А разве людьми не управляют боги, будь это боги войны или боги
мира? - Он заглянул в глаза Муру и увидел там нечто встревожившее его.
Потом повернулся к констеблю. - У всего на свете есть душа, добрая или
злая, и я очень хорошо знаком с теми силами, что обитают в этом корабле.
Час от часу не легче, его преподобие собрался не таясь говорить о
колдовстве!
- Вы рассуждаете так, словно эта лодка живая, - раздраженно заметил
Кип.
- Потому что я знаю это! - свистящим шепотом огрызнулся Бонифаций. -
Я помню... - он запнулся и посмотрел на гавань.
- Что помните?
- Огонь, - очень тихо произнес священник.
Кип представлял, о чем идет речь, хотя за годы, проведенные на
Кокине, слышал лишь отрывочные упоминания об этом. Во время войны на
острове вспыхнул страшный пожар; огонь пронесся по джунглям и уничтожил
десятки людей и почти все хижины островитян. В свое время Кип из чистого
любопытства попробовал узнать о пожаре побольше, расспрашивая рабочих на
верфи Лэнгстри и старожилов, но никто не захотел рассказывать о несчастье,
словно что-то мешало им говорить о нем.
- Ну и что огонь?
Солнце мало-помалу вытесняло тени с лица священника, загоняя их в
борозды морщин, и теперь оно походило на древний, весь в трещинках
пергамент. Бонифаций довольно долго молчал, а потом с видимым усилием
заговорил:
- Вначале мы услышали великий гул в небесах - словно ночное небо
обрело голос и ревело, обезумев от страха; этот рев, сперва очень далекий,
делался все громче и громче, и под конец все потонуло в этом шуме, а с ним
пришел страшный, всепоглощающий жар. На верфи прогремел взрыв, потом еще
один, и еще. Из окон повылетали стекла, а людей швыряло на землю словно бы
ударами невидимого кулака. Я помню - о да, отлично все помню. Среди лачуг
что-то взорвалось, вспыхнул огонь, охватил дома. Ветер раздувал пламя,
уносил искры к небу, разбрасывал их по джунглям. Самые сильные из нас
помогли бежать из деревни всем, кому еще можно было помочь, и мы ушли в
море на нескольких уцелевших у пристани суденышках... - Отец Бонифаций
помолчал, с горечью глядя на своих слушателей, потом облизнул пересохшие
губы и продолжил: - Мы видели, как на берегу расцветали бутоны огня, как
пламя устремлялось в джунгли. Верфь горела; у причала стояло несколько
английских грузовых судов и патрульный катер, их пытались вывести в
открытое море. Стоял страшный крик, с катера во что-то палили - мы не
видели, во что. Неподалеку от верфи, на берегу тогда еще базировалась
артиллерийская батарея - бетонные бункеры, в них огромные, грозные орудия;
бункеры были построены на склоне над Кокиной, и, когда пушки заговорили,
снаряды уносились к горизонту прямо над нашими головами...
Он посмотрел на Кипа, потом на Мура.
- Видите ли, это случилось давно, очень давно, но я до сих пор помню
все так отчетливо, словно это было вчера. Весь ужас и жестокость той ночи,
все до единой страшные подробности... Нас, жмущихся друг к другу в шлюпах
и яликах, засосала трясина кошмара. Остров запылал, и люди начали кричать
и плакать, лишь немногие старались восстановить порядок. Боже мой, что это
была за пытка! Вся Кокина пылала; те из нас, кому удалось выбраться в
открытое море, слышали крики своих близких, оставшихся на острове - и
ничем не могли помочь, никуда не могли скрыться от того, что видели. А
зрелище было невыносимое. На наших глазах объятые пламенем фигуры, корчась
от боли, бежали к морю и бросались в прибой в надежде облегчить свои
страдания, но соленая вода лишь усугубляла боль. Вопли, ужасные вопли и
стоны раздавались в темноте... Я и на смертном одре буду помнить ту ночь.
Однако сквозь толстую завесу клубившегося в воздухе дыма мы услышали звук
куда страшнее звуков человеческого страдания и агонии, несшиеся с берега:
океан потряс тяжелый удар. Дощатые палубы наших суденышек задрожали, и нам
почудилось, что сейчас мы перевернемся и пойдем ко дну. Мы ждали, и вдруг
из дыма показалось _э_т_о_, способное своим видом свести с ума, сразу и
навсегда поселившееся в наших кошмарах. У одного из людей в моем ялике был
при себе револьвер, и, рассвирепев, он стал расстреливать неведомое судно,
но ничто не могло остановить его или заставить замедлить ход. Море гремело
и бурлило у его бортов, волна, которую оно гнало перед собой, накатила на
нас и опрокинула ялик. Мы, словно крысы, цеплялись за перевернутое
суденышко, а диковинный корабль - черный, страшный, блестящий, похожий на
огромного голодного хищника, прошел прямо перед нами.
Тогда-то я и увидел того человека. Он стоял высоко над водой на
чем-то вроде помоста. Мгновение он смотрел на нас, потом исчез. Лодка - а
к тому времени я уже понял, что это была лодка, - прошла мимо нас и
неожиданно камнем пошла ко дну. Волны сомкнулись над ней, и мы,
пораженные, потрясенные, остались одни в открытом море. С Кокины к нам
доносились страшные крики умирающих, но нас терзал новый страх - мы
боялись, что лодка вернется...
Бонифаций взмахнул тростью и, как рапирой, ткнул ею в сторону лодки:
- Ее-то я и видел в ту ночь. Злобное железное чудовище, она вышла из
мрака и во мрак ушла...
- Обстрел с моря, - после паузы заметил Мур. - Видимо, какая-то
немецкая подлодка решила уничтожить кокинские верфи. - С берега лодка
выглядела довольно зловеще, в ней было что-то от мстительного железного
демона. Мур понял, отчего островитяне так боялись возвращения этого
чудовища.
- Для нас это корабль из Преисподней, которым управляют безликие
твари из иного мира, не похожего на наш мир. Мы не хотели ввязываться в
войну белых - и тогда этот ужас обрушился на остров, не щадя никого. Лодка
приходила в наши воды сеять смерть и разрушение, пока ее не уничтожили...
- Как? - спросил заинтригованный Кип. - Кто?
- Этого я не знаю. Но я много долгих ночей провел на этом берегу -
быть может, на том самом месте, где стою сейчас, - наблюдая за огнями,
вспыхивавшими в море, за странными зелеными и темно-красными кометами,
разрезавшими ночную тьму. И каждое утро на поверхность всплывали обломки
кораблей - и трупы, трупы. Окоченевшие тела с перекошенными от ужаса
лицами... а иногда прилив, багровый от крови, приносил лишь оторванные
руки и ноги. - Отец Бонифаций тяжело вздохнул. - Это... корабль ночи,
поднявшийся из своей гробницы на дне моря...
Воцарилось молчание. Кип услышал, как в стороне от рифа стукаются
друг о друга бакены. Их металлическое позвякивание действовало ему на
нервы. Море с неприятным звуком окатывало железную палубу немецкой
подлодки, оставляя на ней пряди водорослей.
- Теперь это всего-навсего мертвая груда металла...
Бонифаций медленно повернул голову к констеблю:
- Мертвая? Нет. Вовсе нет. Она просто ждет. Умоляю вас, заклинаю вас
всем святым: верните этот корабль в Бездну.
- Ради Бога! - воскликнул Кип, выведенный из себя настойчивостью
этого человека и пуще того смущенный силой, светившейся в его взгляде. -
Вы так долго проповедовали свое вуду и занимались спиритизмом, что теперь
в этой груде металлолома вам мерещатся духи и призраки!
Некоторое время священник молча переводил взгляд с Кипа на Мура,
словно оценивал, насколько сумел убедить и напугать их.
- Храни вас Господь, - наконец негромко проговорил он. - Мне пора -
нужно позаботиться о теле несчастного Кифаса, - он повернулся и пошел
прочь от них, вверх по берегу, прочерчивая песок перед собой концом черной
трости. На небольшом пригорке священник приостановился, чтобы бросить
последний взгляд на подводную лодку, после чего скрылся в лабиринте
дощатых лачуг, теснившихся вдоль Фронт-стрит.
Кип заметил, что Мура как будто бы что-то тревожит.
- Не слушай его, - сказал он приятелю. - Суеверия давно стали его
второй натурой. Но будь я проклят, если понимаю, как эта сволочь слезла с
рифа и вперлась в мою гавань.
На другой стороне гавани готовились отойти от торговой пристани
траулеры. Уже были отданы швартовы, грохотали двигатели, перекрикивались
рыбаки. Подводная лодка почти не оставила места, чтобы выйти из бухты в
открытое море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45