Ну и оружие, Господи ты Боже мой!
- Люк, - негромко сказал Мур, и звук его голоса заставил Яну поднять
глаза.
- Через него подавали торпеды, - объяснила она. - На корме есть
второй такой же. А что здесь делают эти ящики и банки? Похоже, кто-то
недавно смазал станину орудия...
- Кип закрыл этот люк, - глухо проговорил Мур. - А теперь он опять
открыт.
Яна подошла к люку и, наведя объектив на рубку, снова щелкнула
затвором.
- Я должна взглянуть на механизмы внутри лодки, - сказала она. - Но
для этого мне нужна будет яркая лампа, она у меня в сумке.
- Не... не стойте возле этой дыры, - хрипло предостерег Мур. Во рту у
него пересохло. Яна не услышала; она стояла над самым люком, заглядывая в
него. Мур громко повторил: - Не стойте возле этого люка! - и пошел по
сходням, к ней.
- Что? - Яна рассеянно оглянулась на него от самого края темного
отверстия. - Что вы... - И вдруг негромко ахнула и попятилась от люка. Мур
увидел, что она смотрит куда-то ему за плечо.
Он резко обернулся. Загораживая дверной проем, к нему двигалась
какая-то тень. Он оскалился и сделал шаг назад, загородившись поднятой
рукой.
Тень остановилась и уставилась на них.
- Какого черта ты здесь делаешь, Дэвид? - спросил Кип. - И кто это с
тобой? - Он не стал ждать ответа и повысил голос: - Уйдите оттуда, мисс,
покуда не сломали себе шею!
- Что вы раскомандовались? - возмущенно спросила Яна.
- Я - здешний констебль и приказываю вам уйти с этой лодки! - Он
поглядел на Мура. - Кто она такая?
- Доктор Торнтон из Кингстона. Хочет осмотреть подлодку.
- Действительно? - Кип смотрел, как она идет по сходням и подходит к
нему. - И вы собирались в одиночку лезть в эту проклятую посудину?
- Совершенно верно, - задиристо подтвердила Яна.
- Ничего не выйдет. В доке и на лодке запрещено находиться без моего
специального разрешения, а его я вам пока что не давал. - Он прижал ладонь
к лицу: - Здесь пахнет гнилью, пойдемте на солнце.
Когда они вышли из дока, Кип закрыл за ними дверь и огляделся, ища,
чем бы ее запереть; он высмотрел среди хлама тонкий металлический прут и
просунул его в скобы, соорудив временный засов.
- У меня в сумке письмо Ямайского исторического фонда, - отрывисто
сказала Яна. - Если хотите, я достану, и тогда можно будет...
- Нет, - сказал Кип. - Никаких писем. - Он чувствовал нарастающий
гнев этой женщины. - Как вы попали на Кокину?
- Своим самолетом.
- Понятно. - Он мельком глянул на Мура, потом снова посмотрел на
женщину. - Что ж... доктор Торнтон, если не ошибаюсь? Боюсь, вы напрасно
проделали такой длинный путь. В понедельник утром первым делом два
траулера отбуксируют эту лодку на глубокое место, сварщики прорежут в ее
корпусе дыры, и она отправится туда, откуда явилась.
- Минуточку, - проговорила Яна, зарумянившись, - не знаю, с чего вы
взяли, будто имеете право принять такое решение, но выполнить его я вам не
дам!
- Прошу прощения. Все уже решено.
- Ну так перерешите, черт возьми! - Яна подступила к нему, пылая
гневом. Кип не двинулся с места. - Вы, кажется, не понимаете, что такое
эта лодка! Эта гитлеровская субмарина добрых сорок лет провела на дне
Карибского моря и почти идеально сохранилась. Мы должны выяснить, как ей
это удалось, что заставило ее всплыть и что это была за лодка. Через
два-три дня здесь будет команда спасателей! Вы не можете потопить ее!
- Это просто ржавая старая калоша, - сказал Кип.
- Нет! Она в изумительном состоянии, за те годы, что она пролежала
под водой, ржавчина почти не разъела корпус! Бьюсь об заклад, что и внутри
все великолепно сохранилось, в том числе и машинное отделение. Господи, да
эта лодка - мечта военного историка! Позвольте мне осмотреть ее внутри, а
я гарантирую вам интерес Британского музея!
- Вы слышали когда-нибудь о ящике Пандоры? - спросил Кип. Вопрос
озадачил Яну. - Скажем так: вы многого не знаете об этой лодке. Из-за нее
здесь творится черт знает что. Нет, никакие три дня я ждать не буду. Если
б можно было, я бы и трех часов не стал ждать, черт возьми! - Он подергал
железный прут, проверяя, надежно ли закрыта дверь, и Мур вдруг понял, что
Кип запер ее так, словно хотел удержать что-то _в_н_у_т_р_и_. Кип
повернулся к нему и сказал: - Я возвращался из Карибвиля и увидел здесь
твой пикап. Вот уж не думал, что ты вернешься сюда один...
- Вы сумасшедший! - вдруг сказала Яна. - Вы хотите уничтожить важную
для науки находку!
- Довольно препираться, мисс, - объявил на это Кип, глядя ей прямо в
глаза. - Я свое уже сказал. Если вас это не устраивает, то когда вернетесь
в Кингстон, можете подать на меня жалобу в свой Фонд, я не возражаю. Пусть
свяжутся со мной, и я скажу им то же самое: эта лодка отправится на дно.
Пока, Дэвид. Счастливого пути, доктор Торнтон. - Он кивнул ей и пошел к
машине. Заурчал мотор, и джип с ревом умчался. Мур с Яной остались одни у
стены дока.
- Что с ним? - спросила Яна. - Он ненормальный?
- Нет, - сказал Мур. - Нет. - Час был уже поздний; на верфи
сгустились тени, пристань окутала сине-черная мгла. Близилась ночь. Мур
вдруг понял, что если и есть на свете место, где он нипочем не хотел бы
оказаться после захода солнца, то это верфь Лэнгстри, где за тонкой
деревянной стеной лежит в доке старая подводная лодка. - Вы уже не успеете
в Кингстон засветло, - сказал он Яне. - Если хотите, я дам вам номер в
гостинице.
- Большое спасибо, - ответила она, - тем более что я не намерена
улетать, пока хоть сколько-нибудь не вразумлю этого кретина.
- Поступайте как знаете. - И Мур жестом пригласил ее в пикап.

Въехав в деревню, Кип сразу понял: что-то очень и очень неладно.
Безлюдные улицы, закрытые ставнями окна, обереги, намалеванные на досках и
штукатурке стен... В нем вскипела злость, а с ней пришло непонятное
смущение. Его внимание привлек символ, нарисованный мелом на сине-зеленой
двери, и где-то в глубинах сознания Кипа вяло зашевелились туманные
воспоминания. Рисунок, сделанный примитивно и грубо, занимал все
пространство двери от порога до притолоки и изображал огромную ладонь с
растопыренными, словно отгоняющими что-то невидимое, пальцами. Кип
остановил машину на обочине и уставился на рисунок, не в силах оторвать от
него взгляд.
Он опять стал ребенком, тринадцатилетним мальчишкой, и сидел за
низким столом над миской кукурузной каши с кусочками бекона. Хотя в животе
у него было пусто, ел он медленно. На другом конце комнаты с дощатыми
стенами потрескивали в каменном очаге поленья. На полу лежала старая
циновка. Ставни были плотно закрыты, свет шел от расставленных по комнате
керосиновых ламп. Тусклый, мутный, он озарял соломенные ритуальные маски
на стенах: хитрые волчьи черты, нахмуренные низкие лбы, поблескивающие
ракушки-глаза. Мальчику казалось, что маски смотрят прямо на него и что
порой их черты меняются, становятся почти человеческими, только очень
нелепыми и уродливыми.
У очага сидел в качалке мужчина. Он неподвижно смотрел в огонь,
рассеянно встряхивая банку с собачьими зубами. Чуть погодя он вынул один
зуб, бросил в пламя и подался вперед, как будто что-то увидел там. Потом
он вновь откинулся на спинку кресла, циновка тихо зашуршала под полозьями,
словно замурлыкала. В углу что-то зашелестело; мужчина повернул голову, и
мальчик увидел очерченный отблесками огня профиль, глаза-щелки на
обветренном морщинистом лице. В глубине комнаты на подстилке из водорослей
сидела крупная, почти два фута длиной зеленая игуана в металлическом
ошейнике. Веревка, одним концом прикрепленная к ошейнику, другим
привязанная к потолочной балке, не давала рептилии удрать, но позволяла ей
свободно передвигаться по комнате. Бледно-красные глазки ящерицы смотрели
прямо на Кипа, белое горло и брюхо раздувались и опадали в такт дыханию.
Похрустывая сухой травой, игуана прошла несколько футов вперед,
остановилась, мелко подрагивая спиной, и, заметая по полу хвостом,
медленно повернула голову, пристально глядя на Кипа.
- Покорми ее, - сказал мужчина.
Рядом с ним лежал ломоть ноздреватого темного хлеба. Мужчина отщипнул
от него кусочек и бросил на пол. Ящерица рывком развернулась, проворно
побежала назад, подождала. Наткнулась на хлеб и слизнула его.
Кип чувствовал слабость и дурноту. Дурнота была следствием голода,
слабость - следствием сна. В последние три дня он очень много спал,
одурманенный странными испарениями, поднимавшимися от горшочков, которые
старик расставлял кольцом вокруг тюфяка мальчика. Иногда, засыпая, Стив
проваливался в черноту без видений, словно умирал, но чаще его сны
населяли призраки, твари, схожие с вечно следившими за ним масками, они
ухмылялись и скалили зубы в неизменной, чреватой чем-то зловещим тишине.
Во сне призрачные лица вели вокруг Кипа хоровод, вновь и вновь окликая по
имени.
Поневоле, чтобы отгородиться от этих ужасов, Кип принялся воздвигать
у себя в сознании кирпичную стену. Известковый раствор ложился гладко и
густо, ряды кирпичей получались плотные, ровные. Но временами твари как
будто бы поднабирались сил и тянули серые щупальца, чтобы разрушить стену,
которую Кип возвел накануне. Как бы отчаянно он ни кричал, стараясь
прогнать жуткие призраки, все было тщетно; их было слишком много, и, чтобы
заделать прорехи в стене, ему приходилось работать все усерднее. Он
трудился над стеной как одержимый, словно сон был одним из множества
уроков, назначенных ему дядей - тот заставлял Кипа нагревать и разминать
комки воска, которым предстояло превратиться в его руках в фигурки и затем
уйти к тайным клиентам. Однажды Кипа заставили пустить кровь семи белым
цыплятам, а как-то раз ночью ему пришлось сопровождать дядю на бедняцкое
кладбище за головой покойника для _г_а_р_а_б_а_н_д_ы_, страшного заклятия
смерти. Казалось, стена никогда не будет завершена - твари находили в
кирпичной кладке все новые и новые слабые места и лазейки. Но Кип поклялся
себе: в один прекрасный день стена станет такой крепкой, что им будет не
подступиться к нему, и с той поры они уже никогда не заставят его кричать
от ужаса на дне темной пропасти сна. Эта клятва стала такой же частью его
"я", как страх и неприязнь к человеку, называвшему себя его "дядей".
В одном из таких кошмаров, от которых его прошибал холодный пот, он
блуждал по широким коридорам и пустым комнатам огромного заброшенного
особняка. Окна и двери занавесил мох, не пропускавший внутрь ни лучика
света, и Кип двигался в кишащем пауками полумраке. Натыкаясь на
заколоченные двери, запечатанные окна, замурованные проходы, он
разворачивался и шел обратно по своим следам. В одной комнате он обнаружил
немолодых уже людей в ярком платье, каждый стоял особняком и не говорил с
остальными; в другой ребенок играл на полу с ярко-зеленым мячом, который
вдруг развернулся и ящеркой скользнул прочь. В коридоре наверху в полу
зияли прорехи, черные доски грозили провалиться у него под ногами, но Кип
осторожно, ощупью пробирался вперед.
Он переступил какой-то порог, и вокруг его ног вдруг заплескались
волны прилива, но Кип устоял перед течением - и увидел, что синяя вода
медленно багровеет. Из другой комнаты, дальше по коридору, ему замахали,
улыбаясь, женщина с девочкой. Вдалеке, где-то за тридевять земель, пробили
склянки, и наступила тишина. Он шел и видел комнаты, забитые металлом,
корабельными частями, ржавым оборудованием;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45