Но не могли мы
называться и любовниками тоже, потому что для этого нужно желание, причем
желание обоюдное. А у нас его уже почти не было. Нельзя сказать, чтобы мы
были совершенно испорчены, распущены и безконтрольны. Просто на нас обоих
в это время обрушилась лавина не слишком понятных событий и жизненных
неурядиц, нас просто тянуло друг к другу, как тянет друг к другу двоих,
выживших в кораблекрушении, но еще не добравшихся до берега. Интересен ли
мне он/она? Все ли в порядке со здоровьем у него/нее? Будет ли он/она
осмотрителен и скромен насчет наших дел? Есть ли у него/нее какие-то
принципы, занятия, друзья, о которых не принято говорить в приличном
обществе? Не является ли он/она, не дай Бог, половым извращенцем? Стоит ли
вообще задаваться всеми этими вопросами, быть может, игра просто не стоит
свеч?
Для нас обоих в этой игре был элемент риска, элемент неизвестности,
упоительное чувство балансирования на краю дозволенного. Наше знакомство
протекало слишком бурно и напряженно, чтобы считать его заурядной
встречей.
Великий Маг-и-Волшебник, живущий за гранью разумного, вызвал нас
отсюда в свой черный ящик. Ему нужны были вовсе не обязательно мы, может
быть, просто мужчина и женщина. Раскрутилась магическая рулетка и - ап! -
вытащила меня на одну роль и Мэриен - на другую. Мы одновременно, еще не
очень понимая, что произошло, очутились в Волшебниковом черном ящике,
прижатые друг к другу, бледные, дрожащие и испуганные. Колдовство
свершилось. Мы исчезли из ящика и материализовались снова в реальном мире,
не лучше и не хуже, чем были прежде. Из нашей памяти стерлись короткие
мгновения тьмы и страха, но осталось некое ощущение, которое должно было
проявиться со временем. И встретились в мире смертных, даже, пожалуй,
чересчур смертных - в самом сердце одного из главных поставщиков кладбища
в наших местах - мы, влекомые тем самым смутным смутным ощущением,
немедленно прониклись друг к другу интересом, доверием и - желанием.
Быть может, мы просто - хорошие знакомые? Врядли этим словом
исчерпывались наши отношения, наша недолгая, но глубокая связь.
Заговорщики? Но это слово подходит для общности целей, а не для общности
интересов. Как назвать группировку из двух человек, немного рискованную,
немного предосудительную, которые встречаются безчисленное количество раз
на дню - в оффисе, ресторане, магазине, забегаловке на площади? Причем
встречаются в основном взглядами - тревожными, заинтересованными,
оценивающими. Неважно, сколько это длится, это зависит от их возраста,
характера, опыта наконец, - может час, а может быть, целую неделю или
месяц, пока в конце концов они не скажут себе сами: "Да". Они рискуют, но
что им до этого - с этой минуты они рискуют только в глазах окружающих.
Вы можете найти тысячи скандальных статей в газетах определенного
сорта о том, во что выливается иногда эта игра, если партнеры теряют
голову. Взгляните на то, что стоит за всеми разводами. Пошарьте во всех
маленьких заброшенных комнатках больших больниц.
Но если невелик риск, то невелеки и потери. И то, что в других
случаях становится скандалом и достоянием любого сплетника, может стать
одним из самых приятных воспоминаний в вашей жизни. Но игра немедленно
оборачивается бедой, если один из играющих делает это против своей воли
или попросту является шулером.
Наш случай не содержал ни того, ни другого. Участие было взаимно
радостным, игра приятной, никто не жульничал, никто не пытался
использовать другого. Просто произошло одно маленькое непредвиденное
событие. И все кончилось.
Она и в самом деле пришла к нам в палату - ровно в четыре часа.
Быстро, ловко, не беспокоя больного, замерила температуру, кровяное
давление, сосчитала пульс и записала все полученные на этот час данные в
ежедневный журнал наблюдения. Бросила на меня немного неудомевающий взгляд
и, покачав головой, утащила за угол коридора, к окну.
- Ну так? - почти шепотом спросила она.
Она была гордая девочка, и я по одним только ее глазам и губам, без
всякиз слов, понял, чего ей стоило задать мне этот вопрос.
- Все, что я могу сказать, ты знаешь. То же место - о'кей. То же
время - знак вопроса.
- Ты что, не можешь?
- Сегодня к десяти я должен быть в одном месте. Это важно, я не могу
отказаться.
Она скорчила гримасу разочарования, но ностолько оно было искренним?
- Плохо дело.
- Может быть, раньше? - спросил я, хорошо зная ответ.
- На дежурстве? Ты смеешься. К тому же кому интересно заниматься
этим, поминутно глядя на часы?
Похоже, насчет разочарования я был прав. И утешил ее, как утешают
всегда в таких случаях:
- Зато в пятницу я всецело твой.
- Превосходно! Хоть... Ой, нет. Я только сейчас вспомнила. Сегодня
вечером я уеду - меня подменят - и выйду теперь только в утро воскресенья.
Такая свистопляска в расписании из-за гриппа! Если твой друг все еще будет
здесь в воскресенье и если мы... если нам не разонравиться, то мы
что-нибудь придумаем, хорошо?
- Хорошо.
- А если нет, то чтож, ладно, ведь это не больше чем игра, правда,
Трэв?
- Ну кончно.
Личико ее просветлело, она меня быстро поцеловала, вприпрыжку
помчалась к двери, распахнула ее и вскоре исчезла в лабиринте коридоров.
Дверь со скрипом, словно нехотя, медленно закрывалась, я еще успел
заметить в щель появившегося в коридоре пожилого джентельмена. Каждое
движение давалось ему с трудом, он опирался на легкую алюминиевую палку,
выдвигая вперед левое плечо, за ним левую ногу, с помощью палки переносил
всю тяжесть тела на левую ногу, подволакивал правую, потом повторял все
сначала, но только уже с правого плеча. Я смотрел на него, пока оставалась
щель. Он был стар, слеп, немощен и безцветен. С каждым шагом он
продвигался вперед на шесть дюймов. Я подумал, что было бы с ним, если бы
он жил не здесь, а один в городе, и невольно ужаснулся. А еще я подумал -
дверь захлопнулась - подумал о том, скольких милых, славных молоденьких
Мэриен имел в свое время этот старый джентельмен. И вспоминает ли он
теперь, хотя бы об одной, во время своих бесконечных путешествий по
коридорам, где каждый шаг дается ему с таким же трудом, с каким марафонцу
даются последние пять миль дистанции.
- Новая приятельница? - поинтересовался у меня за спиной Майер
совершенно здоровым голосом. Я так и подпрыгнул у окна.
- Чем больше у меня здесь будет приятельниц, тем больше у тебя будет
сиделок, - отозвался я, подходя к его кровати. Глаза у него были ясные и
хитрые.
Он приподнялся повыше на подушке и согнул под одеялом колени.
- Я счастлив, - заявил он, - что даже в моем печальном положении я в
состоянии обеспечить тебя целым букетов смазливых рожиц, если у тебя вдруг
появится в том нужда.
- Тебя здесь лечат, мерзавец! - сказал я с нежностью.
- А тебе создают восхитительные условия для самообмана, сам такой.
Я подсел к нему на край кровати.
- Что заставляет тебя думать, что слушая заумный медицинский шепот о
состоянии твоего здоровья, ты можешь сделать выводы о недостатках моего
характера?
- Лихорадка обостряет все чувства. Особенно слух.
- А-а!
- Привлекательная женщина. И хорошая медсестра. Долго я еще буду
здесь валяться?
Я уставился в изумлении на него и покрутил пальцем у виска. Я
действительно не допускал и мысли о том, что тот Майер, которого я знал,
исчез навсегда, но в глубине души очень этого боялся. Слишком сильный и
долгих жар могут какого угодно весельчика изменить на всю оставшуюся
жизнь. Конечно, даже если бы Майер превратился в редкого зануду, я только
вздохнул по нашим солнечным денечкам, да и то украдкой, и заверил бы себя,
что все мы мечтаем о спокойной и размеренной жизни. Но скорее всего это
было бы только данью благодарности тому Майеру, которого я уже больше
никогда не увижу.
Но этот треклятый сукин сын, едва не окунувшийся в Стикс, лежал
теперь передо мной как ни в чем не бывало, закинув ногу на ногу и глядя на
меня ясными, совершенно здоровыми глазами. Он не изменился ни на йоту.
Новерное, мне в глаз попала соринка, потому что я поспешно отвернулся к
окну и долго тер покрасневший от моих усилий глаз.
- Ты гадкий, мерзкий испоренный мерзавец, - повторил я с прежним
выражением.
- По-моему, мое состояние исключает плодородную почву для
испорченности. У меня такое ощущение, что сейчас я не переживу даже
вывиха.
- Кончина от вывиха сейчас у медиков самая модная тема для
диссертации, - отозвался я. - Ладно, давай на секундочку отвлечемся от
твоих проблем и поговорим обо мне. Что это ты там такое ляпнул насчет
самообмана? Мне есть что тебе сообщить, старый скупщик душ, только боюсь,
что это проивучит слишком поэтично. На свете появилась женщина, которую я
хочу назвать своей.
- Эта медсестра? - У него на физиономии было ясно написано: "Ты меня
разыгруваешь, причем неостроумно".
- Нет. Гуля.
- Гуля? - Казалось, это сообщение поразило его не меньше. - Так ты...
когда ездил, ты...
- Ну да, да, да, черт побери! Пиф-паф, ой-ей-ей, умирает зайчик мой.
Он задумчиво кивал.
- Чему это ты улыбаешься?
- Я? Да над этим, что мне нет больше надобности беспокоиться о тебе.
А я, знаешь ли, очень беспокоился за тебя все это время - с твоего приезда
и до тех пор, пока не загремел сюда. Ты привел в замешательство всех наших
друзей. С тех пор, как ты приехал, ты ведешь себя, словно на всемирной
конфедерации яхтсменов. Ты знаешь, не в моих привычках следить за
друзьями, но трудно было не заметить, что последние две недели ты просто
как с цепи сорвался. Две заезжие туристки, новая кельнерша в баре,
стюардесса, учительница младших классов и, Господи, спаси нас и сохрани,
проповедница.
- И еще медсестра, - добавил я очень тихо. - Так ты говоришь, теперь
можешь за меня не беспокоиться?
- Немного, конечно буду. Мне кажется, в таком количестве постелей за
столь короткое время ты подрастерял свои мозги. Но я думаю, что причина
пожара почти устранена, и ты теперь сполнавознагражденный.
- Какой?
- Ты ходил вокруг да около, плевался и ругался, и при всем при этом
валял огромного дурака.
- Вокруг да около, да? Ну ладно, через это я уже прошел. Эта
медсестра была последней.
- Это признание неизбежности семейной жизни?
- Можешь приободриться. И даже похлопать в ладоши.
Он склонил голову набок и посмотрел на меня немного кокетливо.
- Еще не сейчас. Она все-таки еще очень маленькая девочка, Трэвис.
- Я сам себе это постоянно твержу.
- С совершенно другой системой ценностей.
- Я знаю.
- И ко всему прочему, до сих пор замужем.
- Но хочет развестись и неприменно разведется.
- А ты все это время будешь жить аскетом?
- Я думаю о том, что очень многие живут среди друзей, спорят о
футболе и погоде и не разучились от этого смеяться. Почему бы и нет?
Он улыбнулся и закрыл глаза. Минуту спустя он уже спал глубоким,
крепким и здоровмым сном.

8
Возвращаясь тем вечером домой, я еще издали заметил большую темную
тень, маячившую в моем доке. Тень ошивалась рядом с "Молнией", бродила
взад-вперед, присаживаясь на сходни, вскакивала снова. Я тихонько поднялся
на борт, обошел "Молнию" и подобрался к незнокомцу достаточно близко,
чтоюы рассмотреть в полумраке его лицо. Черт, оно было мне настолько
знакомо, что я от изумления не сразу вымолвил его имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41