..
Майер был согласен со мной. Тед Левеллен намекнул, что вскоре он
предпримет новое путешествие, а мы с Майером немедленно намекнули, что с
удовольствием составим ему компанию. Готовился Тед основательно, пропадая
на "Лани" целыми днями. Однажды он поехал в центр города за какими-то
нужными ему мелочами - кроме всего прочего он держал на борту маленькую
"хонду". Синоптики обещали дождь только во второй половине дня. Дождей не
было уже целую вечность, и после долгой засухи, первый же ливень превратил
дорогу в жидкую кашу, так что Тед торопился. И вдруг какая-то глупая
бесстрашная собачонка вылетела, подвывая, из-за угла и вцепилась ему в
ногу. Тед резко свернул, машина вильнула, накренилась, и Тед с мотоциклом
плавно въехали под гигантский фургон междугородних перевозок. Это был один
из неповоротливых, огромных фургонов, у которых колеса в полтора
человеческих роста, а в кабину надо забираться по специальной лесенке.
Водитель даже и не успел понять, что произошло. Он видел, как мужчина на
мотоцикле вдруг свернул прямо ему под колеса, но так и не понял, задел он
мотоциклиста или нет. Он остановил машину, вылез, взглянул - и помчался
вызывать карету скорой помощи.
Немногочисленные жители Бахья Мар всегда принимали живейшее участие в
несчастьях своих соседей, благо их было немного. Обычное сочувствие - это
не Бог весь что, но сочувствие целого городка - это весьма ощутимо. И
наверное именно это помогло Гуле пройти через самое худшее. Ведь теперь
она осталась совсем одна. У нее, конечно был мальчик в колледже, но он,
узнав о смерти ее отца, отнесся к этому с неожтданной холодностью, даже с
раздражением. Гуля вдруг узнала его с совершенно неизвестной ей до сих пор
стороны. Очарование развеялось, как дым, и Гуля увидела просто позера и
воображалу. Она сказала ему, что он может отправляться на все четыре
стороны, и умчалась во Флориду. К тому времени все уже было устроено. Тело
Левеллена кремировали, похоронное агенство Лодердейла связалось с
аналогичной службой в Индиане, и вскоре прах профессора Теда Левеллена
покоился рядом с прахои его жены.
За это время Майер досыта наелся проблемами денег, документов,
завещания и прочей канцелярщины. Свои деньги Тед перевел из Индианы в
Первый Банк Побережья, так что банк автоматически становился его
душеприказчиком. После того, как представитель банка, мистер Лоутон Хипс,
получил от Гули указания поставить в известность Майера, им стал Майер. А
Майер немедленно отправился ко мне. Так что я довольно быстро уяснил
ситуацию.
- Когда твои дела вынуждают тебя общаться с акулами как подводными,
так и двуногими, поневоле будешь во всем соблюдать порядок, - заявил мне
Майер. - Тед был аккуратным и пунктуальным человеком. Стоит только
посмотреть на "Лань", чтобы убедиться в этом. Его счета за четыре года
проверяли четырежды, и все было о'кей. У него было учтено все, даже сбор
за оформление завещания. Целая пачка документов, не позволяющая никаким
фондам оттянуть хотя бы кусочек, все на имя Гули. Выход на текущий счет не
так уж и велик, что-то около четырех и семи десятых процента, но поскольку
текущий счет составляет восемьсот семьдесят семь тысяч, то Гуля будет
иметь чуть больше пятидесяти одной тысячи чистыми ежегодно. Я говорил с
этим поверенным, Хиспом, насчет перевода денег в такие бумаги, которые не
облагаются налогами, тогда бы Гуля имела значительно больше; но он
сомневается, что это возможно (и тут он прав), поскольку Гуля еще
несовершеннолетная. Мы сошлись на том, что пусть все останется как есть, а
когда Гуле будет двадцать один, она сможет распорядиться всем этим как ей
угодно, при условии, что на аферы будет снимать не более десяти процентов
общей суммы ежегодно. По достижении сорока ей по завещанию отходят все
права - ей или ее детям, на равных условиях. Если она умрет, не дожив до
этого возраста, ее дети делят наследство только после того, как младшему
исполнится двадцать один, а до этого имеют те же права, что и она сейчас.
Ловко, а?
Оставшись во Флориде, Гуля не стала продавать "Лань". И мы понимали
ее. Это была наименее горькая память о лучших днях. Она так и жила на боту
яхты, и не было в Бахья Мар человека, который не считал бы себя ее другом.
В колледж она возвращаться не захотела. Всему на свете не научишься, а в
том, что она не могла сделать сама, ей был готов помочь каждый. Но вскоре
из всех готовых помочь явственно выделился один, и никто не был против:
Ховард Бриндль. Его давненько не видали в округе, но раз появившись возле
Гули, он взялся вести ее хозяйство с такой невозмутимостью, словно делал
это всю жизнь. Он никогда не бездельничал. Он всегда появлялся вовремя и
не гнушался никакой работы.
Когда его постоянство стало чем-то большим, чем просто дружеская
услуга, весь городок единогласно решил, что так, наверное, будет лучше. Мы
с Майером взяли на себя нелегкую роль родителей взрослой дочери и всячески
изводили Говарда.
Майера это получалось великолепно: "Ты хочешь чего-нибудь добиться в
жизни, Говард? Кем ты собираешся стать? Или ты решил, став счастливым
молодоженом, остаться им на всю жизнь?"
Один из таких разговоров происходиол на борту моей "Молнии". Говард
посмотрел на нас задумчиво и озабоченно, и сказал:
- Мы часто говорили об этом - я имею ввиду, мы с Гулей. Так что все
решено. Гуля знает, у меня почти нет этом, как ее... ну, деловой хватки.
Хотя меня, конечно, не устраивает вариант, при котором мы просто проживаем
те деньги, что оставил ей отец. Гуля вовсе не хотела этих денег, по
крайней мере, не такой ценой. С другой стороны, если бы мой отец оставил
такие деньги мне, то почему бы не жить спокойно, раз есть деньги? Опять
же, как можете вы определить, стоящим делом я займусь, или нет? Гуля
говорит, что ей все равно, потому что денег на счету больше, чем мы
способны потратить на жизнь. Пока что мы хотим жить на "Лани", как и
прежде, и для начала объехать вокруг земного шара - никуда не торопясь и
ни от кого не завися, пусть на это уйдет даже три или четыре года. Но это
не значит, что ьы не желаем делать ничего другого, вовсе нет. Если нам
подвернется что-нибудь действительно стоящее, мы тут же за него возьмемся.
Нам открыто столько возможностей. Но если не подвернется ничего, мы тоже
не будем этим уж очень огорчены. Мы давно уже все решили.
- Может, - не без ехидства начал я, - ты захочешь начать оттуда, где
закончил Тед?
- Об этом я тоже думал. Он явно собирался в новое плаванье. Но мы с
Гулей не сможем размотать весь клубок. Она сказала, что еще раньше
обыскала всю бухту, и ничего не нашла. В банке он тоже не оставил ни
записей, ни своих заметок. Мы вместе обыскали все судно. Мы искали три
дня, целых три дня, дюйм за дюймом. Ничего. Совсем ничего. Да и к лудшему.
Какого черта я буду искать себе в океане? Что мне такое нужно, чего у меня
еще нет?
Итого, было сделано три обыска. Первый совершили еще мы с Майером,
как только узнали о его смерти - в ту же ночь, еще до света. Не для себя,
конечно. Для его дочери.
По большому счету Говард был прав. Они были молоды, и легко можно
было заметить, что они счастливы быть просто вместе и не тревожиться ни о
чем. Так что свадьба не замедлила. К тому же, они всерьез решили
отправиться вокруг света, а это требовало больших работ на яхте, замены
механизмов, прокладывания курса, изучение навигационных карт и лоций,
улаживания дел в банке и так далее. Так что дел у них было по горло. И
вскоре мы видели, как "Лань" отчаливает под крики толпы и чаек, уходя в
открытое море...
И вот я снова был на ней - впервые с того ноябрьского утра, когда мы
провожали счастливую пару, и было это больше года назад.
Я разглядывал яхту, как старую знакомую, которую рад видеть вновь. И
меня почти передергивало от комьев какого-то вымазанного в дегте дерьма,
налипшего на благородную тиковую палубу. Если яхта с честью пронесла тебя
через все волны и глубины из одного надежного порта в другой, она
заслуживает хоть сколько-нибудь внимательного отношения. Ее терпеливое
безмолвное свидетельствование нагляднее всего показывало глубину трещины в
юной семье. Днище, должно быть, уже сплошь залосло зеленой бородой
водорослей, вдруг подумал я. Она, наверное, и десяти миль не проплывет без
ремонта. Я невольно помрачнел, чувствуя себя как-то неуютно и даже
виновато, несмотря на ясное солнышко и прятный ветерок.
Говард вернулся, и я встал и пошел за ним на корму. Вид у него был
взерошенный, рубашка на спине намокла от пота. Он сказал, что с еще одним
парнем устанавливали мачту их общему приятелю, какому-то Джеру.
- Извини, что так долго.
- Ты вроде бы говорил, что не хочешь обсуждать ваши проблемы? -
попытался напомнить я.
Он вздрогнул.
- Что? Нет, не совсем так. О, черт! Я имею в виду: почему бы,
собственно и нет? Просто это все так ненормально... Трэв!
- Да?
- Я не хочу... не могу даже говорить об этом.
- А ты попробуй.
- Я думаю... нимми-нимми-нимми-нот...
Он сел, уперся большими бронзовыми от загара локтями в большие
бронзовые колени и, уставившись в палубу, принялся разминать себе кисти -
почти машинально.
- Что? Прости, я не расслышал?
Он поднял на меня лицо с покривившимися губами и совершенно
отчаянными глазами.
- Я думаю, что она тронулась! Потеряла голову! С дуба рухнула! Ох,
черт бы все это побрал...
Неожиданно вскочив на ноги, он принялся нервно расхаживать
взад-вперед, что-то бормоча себе под нос, затем так же внезапно застыл,
развернувшись ко мне спиной, руками вцепившись а перила. Я услышал не
стон, не то всхлип.
Нвконец он успокоился, снова сел и рассказал мне, в чем, собственно
дело. Путешествие их началось с Карибских островов, и еще там, застигнутые
непогодой, они узнали, как это одновременно прекрасно и утомительно -
плавать на такой яхте, как "Лань". Оба чувствовали себя великолепно, когда
все было хорошо, и бесконечно переругивались о том, кто должен на этот раз
выполнять неприятную и трудную работу, как только что-нибудь портилось -
погода или настроение. Путешествие медового месяца, коварные рифы, ни кем
прежде не виданные безмятежные пляжи, тихая музыка в жаркий полдень,
вырвавшийся из рук мокрый, хлопающий по ветру парус; соль, въевшаяся в
мозоли на руках; умопомрачительное занятие любовью на крохотном
необитаемом острове, прямо на пляже, под немыслемым куполом неба.
Сан-Доминго, Гуайяма, Фредрикистад, Басе-Терре, Розо, Форт-де-Франс,
Кастри, Бриджтаун, Сент-Джорджи, Сан-Фернандо. Оттуда они направились к
берегам Южной Америки: Ла-Асунсьон, Пуэрто-Ла-Круз, Каренеро, Ла-Гуэйра,
вверх на Кюрасао, потом обратно к материку на Риокачо, Санта-Марту,
Картахену, а затем через залив Портобелло к Каналу.
Города и острова мелькали, как стеклышки в каледоскопе. Что-то
запомнилось, что-то прошло мимо. Банк присылал деньги - кажется, дважды,
но точно он не помнит. Может, и все три, но это вряд ли. Они неспешно
плыли вдоль побережья из Южной Америки в Центральную, через... Но тут я
оборвал в самом начале новый бесконечный перечень портов и
поинтересовался, с чего начались неприятности.
- Как раз на полпути домой, - ответил он. - Последний раз перед тем
мы остановливались в Мазатлане, чтобы в очередной раз привести в порядок
себя и судно и закупиться провизией. А потом мы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Майер был согласен со мной. Тед Левеллен намекнул, что вскоре он
предпримет новое путешествие, а мы с Майером немедленно намекнули, что с
удовольствием составим ему компанию. Готовился Тед основательно, пропадая
на "Лани" целыми днями. Однажды он поехал в центр города за какими-то
нужными ему мелочами - кроме всего прочего он держал на борту маленькую
"хонду". Синоптики обещали дождь только во второй половине дня. Дождей не
было уже целую вечность, и после долгой засухи, первый же ливень превратил
дорогу в жидкую кашу, так что Тед торопился. И вдруг какая-то глупая
бесстрашная собачонка вылетела, подвывая, из-за угла и вцепилась ему в
ногу. Тед резко свернул, машина вильнула, накренилась, и Тед с мотоциклом
плавно въехали под гигантский фургон междугородних перевозок. Это был один
из неповоротливых, огромных фургонов, у которых колеса в полтора
человеческих роста, а в кабину надо забираться по специальной лесенке.
Водитель даже и не успел понять, что произошло. Он видел, как мужчина на
мотоцикле вдруг свернул прямо ему под колеса, но так и не понял, задел он
мотоциклиста или нет. Он остановил машину, вылез, взглянул - и помчался
вызывать карету скорой помощи.
Немногочисленные жители Бахья Мар всегда принимали живейшее участие в
несчастьях своих соседей, благо их было немного. Обычное сочувствие - это
не Бог весь что, но сочувствие целого городка - это весьма ощутимо. И
наверное именно это помогло Гуле пройти через самое худшее. Ведь теперь
она осталась совсем одна. У нее, конечно был мальчик в колледже, но он,
узнав о смерти ее отца, отнесся к этому с неожтданной холодностью, даже с
раздражением. Гуля вдруг узнала его с совершенно неизвестной ей до сих пор
стороны. Очарование развеялось, как дым, и Гуля увидела просто позера и
воображалу. Она сказала ему, что он может отправляться на все четыре
стороны, и умчалась во Флориду. К тому времени все уже было устроено. Тело
Левеллена кремировали, похоронное агенство Лодердейла связалось с
аналогичной службой в Индиане, и вскоре прах профессора Теда Левеллена
покоился рядом с прахои его жены.
За это время Майер досыта наелся проблемами денег, документов,
завещания и прочей канцелярщины. Свои деньги Тед перевел из Индианы в
Первый Банк Побережья, так что банк автоматически становился его
душеприказчиком. После того, как представитель банка, мистер Лоутон Хипс,
получил от Гули указания поставить в известность Майера, им стал Майер. А
Майер немедленно отправился ко мне. Так что я довольно быстро уяснил
ситуацию.
- Когда твои дела вынуждают тебя общаться с акулами как подводными,
так и двуногими, поневоле будешь во всем соблюдать порядок, - заявил мне
Майер. - Тед был аккуратным и пунктуальным человеком. Стоит только
посмотреть на "Лань", чтобы убедиться в этом. Его счета за четыре года
проверяли четырежды, и все было о'кей. У него было учтено все, даже сбор
за оформление завещания. Целая пачка документов, не позволяющая никаким
фондам оттянуть хотя бы кусочек, все на имя Гули. Выход на текущий счет не
так уж и велик, что-то около четырех и семи десятых процента, но поскольку
текущий счет составляет восемьсот семьдесят семь тысяч, то Гуля будет
иметь чуть больше пятидесяти одной тысячи чистыми ежегодно. Я говорил с
этим поверенным, Хиспом, насчет перевода денег в такие бумаги, которые не
облагаются налогами, тогда бы Гуля имела значительно больше; но он
сомневается, что это возможно (и тут он прав), поскольку Гуля еще
несовершеннолетная. Мы сошлись на том, что пусть все останется как есть, а
когда Гуле будет двадцать один, она сможет распорядиться всем этим как ей
угодно, при условии, что на аферы будет снимать не более десяти процентов
общей суммы ежегодно. По достижении сорока ей по завещанию отходят все
права - ей или ее детям, на равных условиях. Если она умрет, не дожив до
этого возраста, ее дети делят наследство только после того, как младшему
исполнится двадцать один, а до этого имеют те же права, что и она сейчас.
Ловко, а?
Оставшись во Флориде, Гуля не стала продавать "Лань". И мы понимали
ее. Это была наименее горькая память о лучших днях. Она так и жила на боту
яхты, и не было в Бахья Мар человека, который не считал бы себя ее другом.
В колледж она возвращаться не захотела. Всему на свете не научишься, а в
том, что она не могла сделать сама, ей был готов помочь каждый. Но вскоре
из всех готовых помочь явственно выделился один, и никто не был против:
Ховард Бриндль. Его давненько не видали в округе, но раз появившись возле
Гули, он взялся вести ее хозяйство с такой невозмутимостью, словно делал
это всю жизнь. Он никогда не бездельничал. Он всегда появлялся вовремя и
не гнушался никакой работы.
Когда его постоянство стало чем-то большим, чем просто дружеская
услуга, весь городок единогласно решил, что так, наверное, будет лучше. Мы
с Майером взяли на себя нелегкую роль родителей взрослой дочери и всячески
изводили Говарда.
Майера это получалось великолепно: "Ты хочешь чего-нибудь добиться в
жизни, Говард? Кем ты собираешся стать? Или ты решил, став счастливым
молодоженом, остаться им на всю жизнь?"
Один из таких разговоров происходиол на борту моей "Молнии". Говард
посмотрел на нас задумчиво и озабоченно, и сказал:
- Мы часто говорили об этом - я имею ввиду, мы с Гулей. Так что все
решено. Гуля знает, у меня почти нет этом, как ее... ну, деловой хватки.
Хотя меня, конечно, не устраивает вариант, при котором мы просто проживаем
те деньги, что оставил ей отец. Гуля вовсе не хотела этих денег, по
крайней мере, не такой ценой. С другой стороны, если бы мой отец оставил
такие деньги мне, то почему бы не жить спокойно, раз есть деньги? Опять
же, как можете вы определить, стоящим делом я займусь, или нет? Гуля
говорит, что ей все равно, потому что денег на счету больше, чем мы
способны потратить на жизнь. Пока что мы хотим жить на "Лани", как и
прежде, и для начала объехать вокруг земного шара - никуда не торопясь и
ни от кого не завися, пусть на это уйдет даже три или четыре года. Но это
не значит, что ьы не желаем делать ничего другого, вовсе нет. Если нам
подвернется что-нибудь действительно стоящее, мы тут же за него возьмемся.
Нам открыто столько возможностей. Но если не подвернется ничего, мы тоже
не будем этим уж очень огорчены. Мы давно уже все решили.
- Может, - не без ехидства начал я, - ты захочешь начать оттуда, где
закончил Тед?
- Об этом я тоже думал. Он явно собирался в новое плаванье. Но мы с
Гулей не сможем размотать весь клубок. Она сказала, что еще раньше
обыскала всю бухту, и ничего не нашла. В банке он тоже не оставил ни
записей, ни своих заметок. Мы вместе обыскали все судно. Мы искали три
дня, целых три дня, дюйм за дюймом. Ничего. Совсем ничего. Да и к лудшему.
Какого черта я буду искать себе в океане? Что мне такое нужно, чего у меня
еще нет?
Итого, было сделано три обыска. Первый совершили еще мы с Майером,
как только узнали о его смерти - в ту же ночь, еще до света. Не для себя,
конечно. Для его дочери.
По большому счету Говард был прав. Они были молоды, и легко можно
было заметить, что они счастливы быть просто вместе и не тревожиться ни о
чем. Так что свадьба не замедлила. К тому же, они всерьез решили
отправиться вокруг света, а это требовало больших работ на яхте, замены
механизмов, прокладывания курса, изучение навигационных карт и лоций,
улаживания дел в банке и так далее. Так что дел у них было по горло. И
вскоре мы видели, как "Лань" отчаливает под крики толпы и чаек, уходя в
открытое море...
И вот я снова был на ней - впервые с того ноябрьского утра, когда мы
провожали счастливую пару, и было это больше года назад.
Я разглядывал яхту, как старую знакомую, которую рад видеть вновь. И
меня почти передергивало от комьев какого-то вымазанного в дегте дерьма,
налипшего на благородную тиковую палубу. Если яхта с честью пронесла тебя
через все волны и глубины из одного надежного порта в другой, она
заслуживает хоть сколько-нибудь внимательного отношения. Ее терпеливое
безмолвное свидетельствование нагляднее всего показывало глубину трещины в
юной семье. Днище, должно быть, уже сплошь залосло зеленой бородой
водорослей, вдруг подумал я. Она, наверное, и десяти миль не проплывет без
ремонта. Я невольно помрачнел, чувствуя себя как-то неуютно и даже
виновато, несмотря на ясное солнышко и прятный ветерок.
Говард вернулся, и я встал и пошел за ним на корму. Вид у него был
взерошенный, рубашка на спине намокла от пота. Он сказал, что с еще одним
парнем устанавливали мачту их общему приятелю, какому-то Джеру.
- Извини, что так долго.
- Ты вроде бы говорил, что не хочешь обсуждать ваши проблемы? -
попытался напомнить я.
Он вздрогнул.
- Что? Нет, не совсем так. О, черт! Я имею в виду: почему бы,
собственно и нет? Просто это все так ненормально... Трэв!
- Да?
- Я не хочу... не могу даже говорить об этом.
- А ты попробуй.
- Я думаю... нимми-нимми-нимми-нот...
Он сел, уперся большими бронзовыми от загара локтями в большие
бронзовые колени и, уставившись в палубу, принялся разминать себе кисти -
почти машинально.
- Что? Прости, я не расслышал?
Он поднял на меня лицо с покривившимися губами и совершенно
отчаянными глазами.
- Я думаю, что она тронулась! Потеряла голову! С дуба рухнула! Ох,
черт бы все это побрал...
Неожиданно вскочив на ноги, он принялся нервно расхаживать
взад-вперед, что-то бормоча себе под нос, затем так же внезапно застыл,
развернувшись ко мне спиной, руками вцепившись а перила. Я услышал не
стон, не то всхлип.
Нвконец он успокоился, снова сел и рассказал мне, в чем, собственно
дело. Путешествие их началось с Карибских островов, и еще там, застигнутые
непогодой, они узнали, как это одновременно прекрасно и утомительно -
плавать на такой яхте, как "Лань". Оба чувствовали себя великолепно, когда
все было хорошо, и бесконечно переругивались о том, кто должен на этот раз
выполнять неприятную и трудную работу, как только что-нибудь портилось -
погода или настроение. Путешествие медового месяца, коварные рифы, ни кем
прежде не виданные безмятежные пляжи, тихая музыка в жаркий полдень,
вырвавшийся из рук мокрый, хлопающий по ветру парус; соль, въевшаяся в
мозоли на руках; умопомрачительное занятие любовью на крохотном
необитаемом острове, прямо на пляже, под немыслемым куполом неба.
Сан-Доминго, Гуайяма, Фредрикистад, Басе-Терре, Розо, Форт-де-Франс,
Кастри, Бриджтаун, Сент-Джорджи, Сан-Фернандо. Оттуда они направились к
берегам Южной Америки: Ла-Асунсьон, Пуэрто-Ла-Круз, Каренеро, Ла-Гуэйра,
вверх на Кюрасао, потом обратно к материку на Риокачо, Санта-Марту,
Картахену, а затем через залив Портобелло к Каналу.
Города и острова мелькали, как стеклышки в каледоскопе. Что-то
запомнилось, что-то прошло мимо. Банк присылал деньги - кажется, дважды,
но точно он не помнит. Может, и все три, но это вряд ли. Они неспешно
плыли вдоль побережья из Южной Америки в Центральную, через... Но тут я
оборвал в самом начале новый бесконечный перечень портов и
поинтересовался, с чего начались неприятности.
- Как раз на полпути домой, - ответил он. - Последний раз перед тем
мы остановливались в Мазатлане, чтобы в очередной раз привести в порядок
себя и судно и закупиться провизией. А потом мы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41