А как поступает мой муж? Он заводит с ним делишки. Они - дружки-приятели, кореша по убеждениям.
- Вы имеете в виду Карла Штерна, миссис Графф?
- А кого же еще?
- Какое же дело их объединяет?
- Все, чем люди занимаются в Лас-Вегасе: азартные игры, наркотики, проституция. Сама я туда не ездила, я никуда не езжу.
- Откуда вам известно, что он торгует наркотиками?
- Я сама покупала у него наркотики, когда у меня кончились те, что я получаю от доктора. Правда, теперь я отказалась от них. Опять вернулась к спиртному. Это - одна из немногих вещей, которыми я обязана доктору Фрею. - Ее глаза сфокусировались на мне, и она нетерпеливо сказала: - Вы себе ничего не налили. Давайте, придумайте какой-нибудь коктейль для меня и налейте что-нибудь себе.
- Вы думаете, это стоит сделать, Изабель?
- Не говорите со мной так, будто я ребенок. Я не опьянела. Я знаю свою норму. - Светлая улыбка изменила ее лицо. - Моя единственная проблема заключается в том, что я немного полоумная. Но не сейчас. Я было расстроилась, но вы на меня действуете успокаивающе, все сглаживаете, правда? Своего рода добрый человек из добряков. - Она передразнивала саму себя.
- Что-нибудь еще? - заметил я.
- Можно и еще. Но вы не смейтесь надо мной, ладно? Я иногда очень психую, то есть злюсь. Я хочу сказать - когда люди насмехаются над моим достоинством. Может быть, меня унесет к чертям собачьим, не знаю, на я пока что не оторвалась от земли. Для моего трансатлантического полета, - добавила она с кислым видом, - в дикую заоблачную тьму…
- Тем лучше для вас.
Она кивнула, соглашаясь с моим мнением.
- Это было умное высказывание, не так ли? Хотя, впрочем, это неправда. Когда это произойдет, оно не будет похоже на полет, на прибытие или отъезд. Меняется ощущение вещей, вот и все, и я не могу провести линию различия между собой и другими вещами. Например, когда умер отец и я увидела его в гробу, я впервые целиком сломалась, духовно и физически. Подумала, что это я там лежу. Чувствовала себя умершей, мое тело остыло. По моим жилам текла бальзамирующая жидкость, и я чувствовала свой собственный запах. Я одновременно лежала в гробу и сидела на скамье в православной церкви, оплакивая свою собственную смерть. И когда они закопали его, то земля… Я слышала, как комья земли падали на гроб. Потом земля засыпала меня, и я сама превратилась в землю. - Дрожащей рукой она взяла мою руку. - Не разрешайте мне говорить так много. Это вредит мне. Тогда, там же, на месте я чуть не ушла в другой мир.
- А зачем вы пришли сюда? - спросил я.
- В свою комнату-раздевалку. - Она оставила мою руку и жестом указала на двери, закрытые циновками. - Какое-то мгновение я наблюдала за нами оттуда через дверь и слушала саму себя. Пожалуйста, налейте мне чего-нибудь выпить. Мне будет лучше, честно. Шотландского виски со льдом.
Я зашел за стойку бара и из небольшого холодильника бежевого цвета достал кубики льда, открыл бутылку виски "Джонни Уокер" и сделал пару коктейлей средней крепости. На другой стороне бара я почувствовал себя более удобно. Женщина задевала во мне чувственные струны, огорчала так же, как голодающий ребенок, или раненая птица, или обезумевшая кошка, которая носится кругами. Казалось, что она - на грани помешательства. И чувствовалось, что она осознает это. Я боялся сказать что-нибудь такое, что толкнуло бы ее за эту грань.
Она подняла свой бокал. Рука постоянно дрожала, в бокале плескалась коричневая жидкость. Как бы демонстрируя, что она контролирует себя, Изабель сделала небольшой глоток из бокала. Я пригубил свой коктейль и оперся локтем о пластиковую поверхность стойки, как это делает бармен, охотно слушающий своих посетителей.
- В чем же причина это неприятного столкновения, Изабель?
- Столкновения? Вы имеете в виду с Карлом Штерном?
- Да. Он вел себя довольно круто.
- Он причинил мне боль, - сказала она без всякой жалости к себе. Вкус виски резко изменил ее настроение. - Любопытный медицинский факт. У меня тут же выступают синяки. - Она осмотрела свои руки. - Держу пари, что все мое тело теперь покрыто синяками.
- Почему Штерн так поступил с вами?
- Такие люди, как он, - садисты. Во всяком случае, многие из них.
- Вы знаете многих?
- Достаточно. Вероятно, я их чем-то привлекаю. Не знаю, чем. А может быть, и знаю. Женщины моего типа многого не требуют. Мне ничего от них не надо.
- Относится ли к их числу Лэнс Леонард?
- Откуда мне знать? Думаю, да. Я почти не знала… почти не знала этого утенка.
- Он когда-то работал здесь спасателем.
- Я не общаюсь со спасателями, - хрипло заметила она. - О чем вы говорите? Я думала, мы станем друзьями. Я думала, мы повеселимся. У меня теперь совсем не бывает удовольствий.
- Больше не бывает.
- Они посадили меня под замок и наказали меня. Это несправедливо, - вздохнула она. - В своей жизни я совершила один ужасный поступок, а теперь они обвиняют меня во всем, что бы ни происходило. Штерн - грязный лжец. Я и не притрагивалась к его любимому мальчику. Я даже не знала, что он мертв. С какой стати мне в него стрелять? Моя совесть и так не чиста… моя совесть…
- В чем, например?
Она пристально посмотрела мне в глаза. Ее лицо стало жестким, как деревяшка.
- В том, что вы хотите выкачать из меня… Пытаетесь раскопать что-то во мне?
- Да, это верно. Какой ужасный поступок вы совершили?
Что-то странное произошло с ее лицом. Один глаз хитровато прищурился, другой остался открытым и смотрел твердо. Губа немного вздернулась, и под ней сверкнули белые зубки.
- Я - непослушная, капризная, озорная девочка. Я смотрела, как они это делают. Я стояла за дверью и наблюдала, как они это делают. Чудеса современной науки. И я находилась в комнате за дверью.
- Что такое вы сделали?
- Я убила мать.
- Как?
- Силой воли, - заявила она хитро. - Я сильно захотела, чтобы моя мать умерла. Является ли это ответом на ваши вопросы, мистер Вопросник? Вы психиатр? Вас нанял Саймон?
- На оба ваши вопроса ответ "нет".
- Я убила также и своего отца. Я разбила его сердце. Хотите, расскажу о других своих преступлениях? Это - нарушение всех десяти заповедей. Зависть и злой умысел, гордыня и сладострастие, гнев. Я, бывало, сидела дома и обдумывала, как убить его: повесить, сжечь, застрелить, утопить, отравить? Я сидела дома и представляла себе его, окруженного всеми этими молодыми девушками, их тела и гибкие белые ноги. Я оставалась дома и старалась заполучить в друзья мужчин. Но из этого ничего не получалось. Они чувствовали себя изнуренными жарой или холодом. Или просто я их отпугивала. Один из них так и сказал мне, что он меня страшится, противный неженка. Они пили мое спиртное и второй раз не приходили. - Она отпила из своего бокала. - Допивайте же свой бокал.
- Допивайте и вы свой, Изабель. Я отвезу вас домой. Где вы живете?
- Здесь, совсем рядом, на пляже. Но я не собираюсь домой. Вы не заставите меня отправиться домой, правда? Я очень давно не была на вечеринках. Почему бы нам не потанцевать? Внешне я, может быть, и страшная, но хорошо танцую.
- Вы - очень красивая, а я - неважнецкий танцор.
- Я - страшная, - повторила она. - Вы не должны смеяться надо мной. Знаю, какая страшная. Я родилась совершенно безобразной, и никто никогда меня не любил.
Позади нее широко раскрылась дверь. На пороге показался Саймон Графф с каменным выражением лица.
- Изабель? Что это за вальпургиева ночь? Что ты здесь делаешь?
Она отреагировала очень медленно, размеренно. Обернулась, затем слезла с табурета. В ней ощущались напряжение и злость, бокал дрожал в се руке.
- Что я делаю? Я выкладываю свои секреты. Я рассказываю о всех своих грязных проделках своему дорогому другу.
- Глупая. Поедем со мной домой.
Он сделал к ней несколько шагов. Она запустила бокал ему в голову, но промазала, и бокал оставил вмятину на стене возле двери. Часть напитка выплеснулась в его лицо.
- Ненормальная женщина, - произнес он. - А теперь ты поедешь со мной домой. Я вызову доктора Фрея.
- Зачем мне ехать с тобой? Ты мне не отец. - Она обернулась ко мне, хитро сощурилась. - Разве мне нужно ехать с ним?
- Не знаю, но он - ваш законный опекун?
Ответил Графф:
- Да, я - ее опекун. А вы не вмешивайтесь. - Затем, обернувшись к ней, он продолжал: - Тебя ничего не ждет, кроме горя, так же как и всех нас, если ты уйдешь от меня. Ты обязательно пропадешь. - Теперь его голос звучал иначе - в нем было великодушие, таинственность и пустота.
- Я и сейчас пропащая. Куда же мне пропадать дальше?
- Ты сама об этом узнаешь, Изабель. Если не пойдешь сейчас со мной и не сделаешь, что я тебе скажу.
- Все трепещут перед очень большим человеком, - буркнул я.
- Не вмешивайтесь, я предупреждаю вас. - Его ледяной взгляд показался мне сосулькой, попавшей мне в волосы. - Эта женщина - моя жена.
- Какая удача для нее!
- Кто вы такой?
Я назвал себя.
- Что вы делаете в нашем клубе, на этом приеме?
- Наблюдаю за животными.
- Я жду конкретного ответа.
- Попробуйте говорить другим тоном и тогда, может быть, вы его получите. - Я обошел бар и остановился возле Изабель Графф. - Вас испортили все эти поддакивающие люди, которые окружают вас в жизни. А я к таковым не отношусь.
Графф казался истинно пораженным. Может быть, ему многие годы никто не возражал. Затем он вспомнил, что должен быть сердитым, и повернулся к жене:
- Он пришел на вечер с тобой?
- Нет. - Казалось, он сумел ее несколько припугнуть. - Я думала, что он - один из твоих гостей.
- Что он делает в этой кабинке?
- Я предложила ему выпить. Он помог мне. Меня ударил мужчина. - Она говорила монотонным голосом, в котором звучали нотки жалобы.
- Какой мужчина ударил тебя?
- Ваш друг Карл Штерн, - ответил я. - Он надавал ей по щекам и свалил ее на землю. Бассет и я прогнали его отсюда.
- Вы его прогнали? - Беспокойство Граффа превратилось в злобу, которую он опять начал вымещать на своей жене. - Ты позволила сделать это, Изабель?
Она опустила голову и опять приняла неловкую, некрасивую позу, стоя на одной ноге, как школьница.
- Вы меня не слышали, Графф? Или вам наплевать на то, что подонки помыкают вашей женой?
- Я сумею сам позаботиться о своей жене. Она психически неустойчива, порою с ней надо обращаться очень сурово. Вы здесь не нужны. Убирайтесь.
- Сначала я допью свой бокал, спасибо, - произнес я спокойным тоном. - Как вы поступили с Джорджем Уоллом?
- Джорджем Уоллом? Я не знаю никакого Джорджа Уолла.
- Ваши громилы знают - Фрост, Марфельд и Лэшман.
Фамилии вызвали у него интерес.
- Кто такой Джордж Уолл?
- Муж Эстер.
- Я не знаком ни с какой Эстер.
Его жена быстро и мрачно взглянула на него, но не сказала ни слова.
Я вперил в него свой самый жесткий взгляд и попытался заставить его опустить глаза. Но ничего не получилось. Его глаза напоминали дырки в стене. Я смотрел через них в огромное, полутемное, пустое пространство.
- Вы лжете, Графф.
Лицо его покраснело, затем побелело. Он подошел к двери и громким, дрожащим голосом позвал Бассета. Когда тот появился, Графф сказал ему:
- Я хочу, чтобы этого человека выставили отсюда. Я не позволю, чтобы бузотеры…
- Мистер Арчер вовсе не бузотер, - холодно сказал Бассет.
- Он ваш друг?
- Я хотел бы думать, что он мне друг, да. Я бы сказал, друг с недавних пор. Мистер Арчер - детектив, частный детектив, которого я нанял для своих личных дел.
- Для каких дел?
- Вчера мне угрожал один чокнутый. Я нанял мистера Арчера провести расследование по этому вопросу.
- Тогда дайте ему указание, чтобы он оставил в покое моих друзей. Карл Штерн - мой партнер. Я хочу, чтобы к нему относились с уважением.
Глаза Бассета покрылись влажной поволокой, но он не склонил голову перед Граффом.
- Я - управляющий этого клуба. И пока остаюсь им, я сам устанавливаю порядок поведения для гостей. Независимо от того, чьи это гости.
Изабель Графф звонко засмеялась. Она села на свою шубку и пощипывала мех.
Графф сжал кулаки, его начало трясти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37