А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Тревожило также то, что на этом отрезке маршрута имелось лишь ограниченное количество каменных сот, пригодных для закрепления крюка. Стоит нескольким из тех ячеек, которыми они пользовались прежде, прийти в негодность, и Чипсы Страха окажутся непреодолимыми. Тогда им придется либо самим строить «цыплячью лестницу» для преодоления своего собственного классического и все еще не оскверненного на этом отрезке маршрута, либо сдаться и оставить Анасази дожидаться альпинистов получше.
Льюис начал насвистывать – хороший признак. Для работы на крюках требуется не так уж много физических усилий, а скорее сильное напряжение нервов, переходящее затем, как правило, в полную беспечность. Стадию нервного напряжения он уже миновал. Хью уловил мелодию «Зеленые рукава». Конечно же, пятая гармоника. Пройдено тридцать футов.
Льюис сорвался.
Без всякого предупреждения вроде хруста ломающегося камня или звона падающего металла, никакой брани шепотом или вслух.
Возможно, пятнадцать фунтов мышц, которые он нарастил за эти годы, оказались чрезмерной тяжестью для Чипсов. Или же яд, впрыснутый Рэйчел, все так же действовал на него, несмотря на «Зеленые рукава». А может быть, настигающие незнакомцы отвлекали его, не давая сосредоточиться.
То ли крюк, то ли камень – что-то не выдержало. Льюис упал.
Его тело ударилось о край платформы и полетело дальше. Веревка, проходившая сквозь якорный крюк, резко натянулась. Хью швырнуло вперед, лицом прямо в скалу. Он увидел звезды – точь-в-точь как те, что сыплются из глаз персонажей мультфильмов.
И все кончилось.
Несколько секунд тишину нарушал лишь скрип натянутой веревки и страховочных ремней. Рюкзаки со снаряжением, свисавшие с якоря, прижали Хью к стене, как пара хулиганов. Хью держал Льюиса на весу, дожидаясь, пока он заговорит или хотя бы пошевелит ногами.
Льюис только что находился на тридцать футов выше платформы, а теперь оказался на тридцать футов ниже. Болтаясь в своей страховочной сбруе, он руками в кожаных перчатках прижимал веревку к груди. Когда он медленно поднял голову и посмотрел на напарника широко раскрытыми глазами, Хью показалось, что на его лицо надета маска енота. Шикарные солнечные очки, прикрывавшие от загара участок вокруг глаз, сорвались во время падения и канули в бездну.
Ничего страшного не случилось. Пролетев шестьдесят футов, ты разве что получал право похвастаться. В прошлом за обоими числились куда более впечатляющие падения. К тому же именно Хью происшествие обошлось намного дороже – так часто случалось со страхующими. Из носа (возможно, сломанного) текла кровь, капавшая красными бусинками на замотанные не успевшим еще очень сильно испачкаться белым лейкопластырем руки. Ладонь уже болела от внушительного ожога веревкой. В общем, все в порядке вещей. Он спас своего напарника. Все прекрасно.
Но, продолжая удерживать Льюиса, Хью заметил нечто такое, чего никогда прежде не замечал в своем старом друге. У Льюиса было тупое, ошеломленное выражение лица. Он не двигался. Он не помогал. Он неподвижно висел в своих страховочных ремнях.
– Ты ранен? – окликнул его Хью.
Льюис смотрел на него, размеренно мигая.
– Льюис?!
Льюис открыл рот. Это было его фирменным стилем: прийти в себя после происшествия и разыграть этакого шикарного мачо. У них имелась излюбленная реплика, а вернее, целая сценка, разыгрываемая с нарочитым акцентом. «Не бойтесь, я кайзер. Я зашел к вам только для того, чтобы вымыть руки». По легенде, эта фраза принадлежала немецкому сумасшедшему, получившему всемирную известность благодаря тому, что в 20-х годах умудрился убежать из трех психиатрических лечебниц. Забравшись через окно пятого этажа, он спокойно представился этими словами перепуганной кричавшей женщине, действительно вымыл руки, а потом съел кусок мыла. Это стало для Хью и Льюиса чем-то вроде девиза. Пусть ты болтаешься на веревке, пусть ты как следует приложился, но лица ты не должен терять ни при каких обстоятельствах: не бойтесь, я кайзер. Лучше всего получалось, если в кармане оказывалась какая-нибудь конфета, которую можно было демонстративно съесть.
Но этим утром никаких слов не прозвучало. Льюис висел молча и раскачивался, словно висельник в петле.
Хью уперся плечом в стену, чтобы немного облегчить тяжесть. Разбитый нос болел почти нестерпимо, из ноздрей на руки продолжали падать ярко-красные капли.
В конце концов Льюис все же заговорил.
– Держи меня, Хью, – умоляюще простонал он.
– Я держу.
Льюис взглянул вниз и тут же стремительно отвернулся от разверзшейся пропасти. Потом он все же собрался с духом и ухватился за одну из рабочих веревок, сняв часть нагрузки с плеча Хью. Неожиданно поспешным движением он подтянулся по веревке, достал до нижнего мешка и вцепился в ремень. Хью захотелось отвести взгляд.
Хью взялся свободной рукой за нос, чтобы остановить кровь. Вроде бы ничего не сломалось. Просто очередной удар в морду, только и всего.
– Похоже, я вывихнул колено, – сказал Льюис.
Что-то в душе Хью оборвалось. Ведь это же Большая Обезьяна. Он всю жизнь был несокрушим. Он никогда не признавался в слабости или боли. Колено было лишь оправданием. Ему было страшно. Он сломался.
– Это плохо, – ответил он.
Он ждал, что Льюис предложит прервать восхождение. Это казалось следующим естественным ходом. Такое случалось у альпинистов сплошь и рядом. Обычно ссылались на плохую погоду, или самочувствие, или потусторонние видения, или подвернутую лодыжку, или ушибленное колено.
– Вроде обошлось.
– Попей воды.
– Если бы только нам удалось добраться до карнизов, – сказал Льюис.
Было видно, как у него дрожат руки.
Разумно, мысленно согласился Хью.
– До Архипелага осталась всего пара подъемов, – произнес он вслух. – Может быть, я попробую пойти первым?
– Ты уверен? У тебя кровища хлещет.
– Дай колену отдохнуть, – сказал Хью.
В это время он думал, зачем продолжать лезть вверх, зачем нужен этот дополнительный риск, если они, судя по всему, будут спускаться? Поскольку он был совершенно уверен, что это единственный путь дальнейшего развития событий. Если они начнут спуск сейчас, то успеют к обеду вернуться в Йосемит-лодж.
– Больше мне ничего и не требуется, – ответил Льюис. – Знаешь, я все еще на что-то гожусь, – добавил он. Но по лицу было видно, что он в это нисколько не верит.
Хью обвел окружающее несчастливым взором. Он специально пролетел десять тысяч миль ради этого, ради своей лебединой песни. И неужели она так и останется недопетой? Потом он решил, что карниз, по крайней мере, является хорошим ориентиром на стене. Они смогут переночевать там, вволю напиться воды, наесться от пуза и с утра начать спуск. Покидая завтра Долину, он сможет найти взглядом Архипелаг, отметить свое последнее достижение и распрощаться с Эль-Кэпом.
Он надел на плечи сумку с крюками и прочими необходимыми вещами, потратив на устройство груза неприлично много времени. Так уж повелось издавна, что Чипсы всегда проходил Льюис. А его возможная задержка нисколько не тревожила.
Пока Хью собирался с мыслями, чтобы настроиться на прохождение Чипсов, до них донесся чуть слышный голос. За время, потерянное из-за падения Льюиса, вторая группа альпинистов еще больше сократила разделявшее их расстояние. Теперь их разделяло только триста футов. Высоту, потребовавшую от Хью и Льюиса трех дней труда, эта пара намеревалась взять за один день.
Один из альпинистов энергично замахал им рукой. Ветер унес его слова.
– Что они хотят? – спросил Хью.
Льюис, прищурившись, смотрел вниз. Слух у него был поострее.
– Будь я проклят! – воскликнул он. – Спустить им веревку. Ты когда-нибудь слышал что-то подобное?
– С какой стати они будут просить у нас веревку? – удивился Хью.
Это казалось полной бессмыслицей. Как можно утверждать, что совершил скоростное восхождение, если при этом ты пользуешься посторонней помощью?
– Чтобы обогнать нас, зачем еще? Ты когда-нибудь видал такую наглость? – Льюис выставил догоняющим средний палец.
Хью всмотрелся в приближающуюся пару. Передовой альпинист двигался без остановки, как заведенный. А махал руками и кричал его напарник, находившийся на страховке. Они совершенно определенно хотели, чтобы им помогли подняться побыстрее.
– Может быть, у них какие-то неприятности.
– У них – неприятности. – Льюис громко фыркнул. – Да они летят, как вихрь. Пусть корячатся сами.
Ветерок, гулявший по просторной чаше, рвал слова нижнего альпиниста и уносил отдельные слоги.
– Пусть орут, пока не посинеют, – сказал Льюис.
Хью был готов согласиться. Раз уж это его последняя ночь на стене, он не станет добровольно делить карнизы с двумя незнакомцами. Пусть-ка попотеют!
Но одно из слов остановило их.
– Гласс, – донеслось из пропасти.
Льюис нахмурился.
– Они знают твое имя?
И тут до Хью дошло, что это за люди, по крайней мере один из них, тот, который кричал. Он тут же принялся связывать две веревки, чтобы спустить канат догонявшим альпинистам. Льюис не стал возражать. Он тоже понял.
Неизвестно почему, но Огастин гнался за ними, чтобы присоединиться к их восхождению.
12
Огастин поднялся к ним первым. Он взлетел по связанным веревкам одним быстрым рывком, без всякого отдыха, поднявшись на триста футов менее чем за пять минут. Не успев даже пристегнуться к якорю, он проорал вниз: «Давай!» – как будто скомандовал старт гонки.
Его лицо пылало от усилий и свежего загара. Он не брился несколько дней и, вероятно, не спал.
– Она жива, – выпалил он, повернувшись к Хью и Льюису.
Им не нужно было спрашивать, о ком речь. Он, конечно же, имел в виду свою возлюбленную.
Внезапно Льюис преисполнился товарищества.
– Ну, это же грандиозно! – воскликнул он, хлопнув пришельца по спине. – Ну-ка, хлебни водички.
Огастин имел поистине лошадиные легкие. При дом вдохе его объемистая грудная клетка касалась Хью, сидевшего с одной стороны, и Льюиса – с другой. Они втроем устроились на платформе. Далеко внизу карабкался к ним напарник Огастина.
Хью был растерян.
– Вы вытащили ее? – спросил он.
Огастин отрицательно помотал головой, проглотил воду, которую только что набрал в рот, и только после этого ответил.
– Не смогли подлезть под крышу. Я перепробовал все. Но у стены большой отрицательный уклон, а там еще и Глаз. Словно кратер, лежащий на боку. Я опустился в сорока футах от нее.
– А если попробовать вертолетом?
– Получится то же самое, только из-за роторов придется держаться еще дальше от стены. Пустая трата времени.
– Можно было попробовать бросить ей линь и подтянуть к себе.
– Она ранена. – Парень говорил кратко. Держался стоически. И неплохо владел собой. Он перегнулся через край платформы. – Осталось совсем немного! – крикнул он своему спутнику.
– Сильно пострадала? – осведомился Хью.
– Как только я доберусь до нее, будет в порядке. – Ни слова о переломах или ранах. Лишь глубокая убежденность.
Огастин не глядел в глаза своим собеседникам. Он продолжал всматриваться за выступы, там скрывался участок стены, где совершали свое восхождение троянки. Глаз Циклопа оставался невидимым.
– А вторая женщина? – спросил Льюис.
– Мертва.
– Это жестоко, – сказал Хью.
– Она определенно выглядела мертвой, – сказал Льюис.
Огастин буквально вцепился в его слова.
– Вы хотите сказать, что видели ее?
– С луга, – ответил Льюис. – В то утро, когда мы вышли на маршрут, туда доставили большой прожектор. Она висела на конце веревки.
Огастин встряхнул своей впечатляющей гривой.
– Нет-нет. Вы не поняли. На веревке была Анди.
«Анди», – подумал Хью. Так зовут ту, в которую влюблен Огастин.
– Это ее мы видели?
– Я вам об этом и толкую.
Хью и Льюис переглянулись. Судя по позе, в Анди совершенно не было жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48