– Пока что.
О спуске не могло быть и речи. И лезть наверх, пока в воздухе вьются огненные мухи, с лету прожигающие нейлон, тоже было не слишком разумно.
Сейчас искры роились в воздухе, как самая настоящая мошкара. Серо-бурый дым был полон яда, настоящего яда от сгоревшего ядовитого плюща. Хью и Льюис по очереди полили друг другу воды, чтобы промыть глаза, но потом решили, что разумнее будет сохранить ее для использования по основному назначению.
Так они и сидели и били падающие на них искры, как москитов. Из имевшихся в аптечке бинтов они сделали повязки на рот и нос, а рубашки нахлобучили на головы, как маленькие палатки.
День был печальным. Солнце так и пряталось за бурой пеленой. На уступ карабкалась все новая и новая живность. Появились ящерицы, мыши и полуобгоревшая белка. Они попытались напоить белку водой, но зверек, похоже, взбесился или совершенно одурел от огня. Когда белка начала всерьез кусаться, Льюис смахнул ее вниз, а потом терзался угрызениями совести из-за того, что убил такое же, как он сам, выжившее в пожаре существо. Птицы расселись по островам и спали, свесив головы или засунув их под крылья.
Делать было совершенно нечего. Читать было трудно, так как от дыма болели глаза. Разговаривать мешали марлевые повязки. Льюис все же попробовал завести разговор о том, что сегодняшний день помогает представить, как должен выглядеть ад. Хью просто рявкнул на него.
Он окинул взглядом свой остров, на котором спасалось столько существ, чтобы, возможно, погибнуть здесь.
– Это не может длиться вечно, – сказал он. – Огонь сожрет все, что может гореть.
– Какой грустный, кошмарный поворот событий, – сказал Льюис. – Похоже на то, будто мы на обратном пути с прогулки угодили прямиком в последний день Помпеи.
Хью был готов к такому повороту.
– Только объясни мне, Льюис, зачем нам идти этим путем?
– Но как еще мы сможем спуститься?
– Посуди сам, Луи: зачем нам спускаться?
Льюиса его слова не на шутку потрясли.
– Ты предлагаешь подниматься дальше?
– Оставь грусть и кошмары позади. – Хью говорил о пожаре, опустошившем Долину. Он говорил о Рэйчел. Он говорил о жизни. – Зачем возвращаться к пеплу, если можно выйти к свету? Лес там все еще зелен. Повернись спиной к руинам. Там у нас ничего не осталось.
Льюис уставился на него из-под неопрятного тюрбана из рубашки. Он, казалось, весь напрягся, как будто его собеседник начал растворяться в дыму или же собирался раствориться.
– Не знаю, Хью, готов ли я к этому, – сказал он.
Хью решил, что его надежды тщетны. Не стоит попусту пытаться поймать проблеск искры мужества в водянистых глазах его старого друга. Он, конечно, мог обратиться к Льюису с одним из их старинных боевых кличей: о вы, оставшиеся, о вы, горстка счастливцев, неужели у нас не хватит храбрости закатать портки?! Или посмеяться погрубее над тем, насколько Льюис разочаровал его, что он утратил дух товарищества. Возможно, такими мерами ему удалось бы на некоторое время поднять настроение друга.
Но Большая Обезьяна пал духом. Даже если они полностью пройдут свой маршрут, даже если они без осложнений достигнут вершины, настрой восхождения изменился. Оно будет чем-то вроде попытки погрузить в прошлое свою тень, а Хью для этого не требовалось покорять Эль-Кэп. Он вполне мог сделать это и дома.
– Все в порядке, – сказал он вслух.
15
Огонь внизу продолжал бушевать. Окружающий мир все сильнее съеживался. Хью уже не улавливал рева огня. Мрак сгустился еще сильнее, и солнце уменьшилось до размера картечины. Насекомые почти не шевелились, их уморил дым. Птицы падали со своих насестов, выставив ножки с судорожно сжатыми когтистыми пальцами.
Хью лежал на боку, бесцельно перелистывая свою книжку с рисованными картами маршрутов и подробными комментариями к ним. Потом он принялся строить из песка крошечные барханы. Его глаза находились почти вровень с землей, и он без труда мог перенестись мыслями в просторы Руб-эль-Хали.
Принято считать, что все пустыни схожи между собой – огромные песочницы под открытым небом. На деле же они бывают самыми разными по формам, размерам и роду вещества, из которого состоят. Ледяные пустыни Антарктиды ничуть не похожи на реликтовые пустыни Небраски, где трава удерживает ползучие пески на месте. В ходе поиска углеводородных бассейнов в Йемене Хью довелось наткнуться на так называемые радарные реки – остатки речных систем, существовавших за двадцать миллионов лет до того, как образовался Нил и другие великие реки. Они захоронены настолько глубоко, что их можно было отыскать лишь радаром. Пустыни под пустынями.
Руб-эль-Хали – Большая песчаная пустыня – представляет собой крупнейшее море песка на всей Земле. Человечеству было известно лишь одно большее по размеру скопление песка – на Марсе, близ северной полярной шапки. Помимо огромной величины песчаные моря двух планет имели и другие признаки сходства – практически одинаковые барханы и даже один и тот же красноватый оттенок.
– Она где-то там?
Хью вскинул голову. К нему придвинулся Льюис. Он, естественно, пытался отгадать, что Хью делает с песком, и решил, что он ищет там следы Энни. Хью промолчал. От дыма он чувствовал себя больным.
– Ну же, дружище. Со мной ты можешь говорить прямо.
Хью ответил не сразу. Он не любил бывать там в обществе посторонних, даже друзей. Какие друзья? Он превратился в скитальца. Льюис служил для него последней связью.
– Где-то, – ответил он в конце концов.
– Раскройся передо мной, Хью. Раскройся хоть перед кем-то. Рэйчел передала мне твои слова: ты сказал ей, что у Энни была болезнь Альцгеймера. Мы ничего не знали об этом.
– Да разве это такая вещь, о которой обязательно знать?
– Тебе необходимо очистить голову. Control-alt-delete. Перезагрузись, пока не поздно. Прежде чем она прикончит тебя. – Зуб за зуб, Энни за Рэйчел. Льюис слово в слово вернул ему собственный совет.
Хью оторвал палец от песка. Упрек ему не понравился. Но прежде чем сказать это вслух, он подумал, что Льюису, скорее всего, эти слова тоже не доставили удовольствия.
– Ты, в общем-то, прав, – ответил он.
Пересказать события того дня можно было тысячью и одним способом. Подобно Шахерезаде он раскладывал одно-единственное происшествие на множество сюжетных линий, соединенных между собой сложными взаимосвязями. Его история началась с охранявшего стадо коз пастуха, который нашел его, а дальше шли повествования о солдатах, о полицейских, о соседях по поселку и всегда о себе самом. Сказки, которые рассказывают для того, чтобы выжить. Что он должен был рассказать Льюису? Он повернулся на другой бок, оставив между собой и собеседником полосу песка.
– Существует пять основных типов барханов, – начал он. – Их формы зависят от преобладающих ветров.
Льюис сидел напротив, придерживая рукой марлевую повязку, защищавшую рот и нос. Одной ладонью, обмотанной пластырем, Хью разгладил песок и принялся пальцем рисовать линии в песке, строить песчаный купол, сооружать нечто вроде морской звезды, потом параболу, описывая каждую фигурку. Под конец он изобразил дугу.
– Это серповидный бархан, самый типичный для Руб-эль-Хали. Он подобен океанской волне – очень медленной, чуть ли не застывшей, но все же живой. Поскольку ветер дует всегда, то и движение происходит безостановочно. Песчинки скатываются по склону, подпрыгивают, подлетают. Это называется сальтацией. Падая, одна песчинка приводит в движение следующую, та подскакивает чуть выше и так далее. Гребень растет до тех пор, пока не начнется массовое ссыпание песчинок с подветренного склона. Таким образом бархан движется. Существуют формулы для расчета скорости движения барханов, иногда она достигает ста ярдов в год, но обычно бывает намного меньше. Все определяется ветром. Из года в год в разных местах я находил знакомые барханы, приближавшиеся по величине к горам.
– Ты давал им имена? – спросил Льюис.
– Это были не настоящие горы.
– Все взаимосвязано, – возразил Льюис. – Раз они могут быть морями в замедленном движении, то почему бы не считать их горами в ускоренном движении? Я поименовал бы их.
– Ты так считаешь? Значит, тебе нужно их посмотреть, – сказал Хью. – В конце концов, должна же быть какая-то польза от поэтов.
Льюис скорчил гримасу.
– Иметь паспорт еще не значит путешествовать.
– Еще не поздно все переменить. Помнишь наши разговоры о Непале и Шамони? Времени хватит на все.
– Перестань вилять. Мы говорили о барханах.
Хью возвратился в пустыню.
– В отпусках, особенно во время Рамадана, когда на Востоке никто не работает, мы с Энни и кем-нибудь из друзей садились в машину, нагруженную топливом, водой, палатками и едой, и ехали куда-нибудь на юг от Дхарана. Где-нибудь посреди трассы мы останавливались, стравливали воздух из шин, чтобы повысить проходимость, съезжали прямо в пески и несколько дней ехали куда глаза глядят. Там на бензозаправочных станциях всегда спрашивают: двенадцать или тринадцать? Двенадцать или тринадцать фунтов воздуха на квадратный дюйм. Тринадцать – для езды по асфальту. Двенадцать – для бездорожья. Поначалу пустыня была для нас лишь местом для развлечений. Мы переваливали через несколько барханов, затем съезжали на своих лендкрузерах в подходящую лощину между ними, разбивали лагерь, устанавливали гриль, жарили мясо и пили всякие освежающие напитки. Потом нам стали попадаться следы древних озер. Их дно, спрессованное в конгломерат, сейчас представляет собой то основание, на котором простирается пустыня. Но во время ледникового периода здесь было очень много озер, обеспечивавших жизнь разных племен. Мы поняли это, когда нам стали вновь и вновь попадаться их орудия.
– Вы принялись собирать наконечники стрел?
– И стрелы, и копья, и топоры. А также ножи, всякие обломки и останки. Первобытные люди устраивали стоянки на берегах озер. Мы начали забираться все глубже и глубже в пустыню. Однажды мы, сами того не зная, заехали в Йемен, солдаты нас обстреляли. В общем, только сумасшедшие могут так далеко забираться в пустыню.
– Ты это говоришь после того, что случилось с Энни?
– Нет, просто там проходят маршруты передвижения Аль-Каеды и других таких же компаний. Они подбираются с юга. Там то и дело попадаются их ориентиры. – Может быть, все же удастся сбить его на политику.
Льюис не попался в ловушку.
– Энни, Хью. Что с ней случилось?
– Ты смотрел «Английского пациента»?
– И смотрел, и книгу читал.
– Все думают, что это случилось как в фильме, – помнишь сцену песчаной бури? – что нас занесло или она была ранена и я ушел за помощью. На самом деле – ничего подобного.
– В таком случае что же случилось?
– Ничего. Никакой драмы. Никакой бури. Никаких ранений. Небо было чистым. Светило солнце. Все было как обычно.
– Она вот так взяла и исчезла?
– С нами собирались поехать несколько друзей, но в последнюю минуту у них изменились планы. Я решил, что мы поедем вдвоем – чтобы переменить обстановку. Вывезти ее из поселка. Мы приехали на место, я натянул тент. Она осталась в тени, а я отправился разыскивать кремни. Меня не было где-то с час, даже меньше. Вот и все. Когда я вернулся, ее не было.
Льюис приподнялся на локте.
– Взяла и исчезла? – повторил он.
– Я приготовил ей чай со льдом. Он так и стоял около ее кресла. Ледяные кубики не успели растаять до конца. В первый момент я подумал, что она отошла в сторонку пописать.
– Должны были остаться следы.
– Да, и я пошел по ним через барханы. Я прошел несколько миль, непрерывно выкрикивая ее имя. Наступила ночь. Мне бы остановиться, но я шел дальше, уверенный, что найду ее за следующей грядой. Когда встало солнце, я понял свою ошибку и попытался вернуться, чтобы снова найти ее следы. Но я не только не нашел их, но и умудрился потерять свой собственный след.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48