Причинять вред этому жалкому созданию? Ему вредно солнце. И луна – тоже. И у него не было ничего, кроме этой палки, которой он мог отгонять одолевавшие его кошмары.
– Убирайтесь отсюда, – сказал Хью.
Он снова не стал протягивать ему руку помощи – не из подлости или жестокости, а из элементарной предосторожности. Чем-то этот человек должен был вырезать себе палку. А значит, в его лохмотьях почти наверняка был спрятан нож.
– Моя палка!
Хью поднял руку и запустил посох далеко в лес, как копье.
Безумец поспешно поднялся на колени, чтобы заметить направление. Палка исчезла из виду, и Хью надеялся, что она не запуталась в ветвях на недосягаемой высоте.
Мужчина не без труда встал на ноги, нахлобучил на голову шляпу и лишь после этого побрел неуверенными шагами за своей палкой.
– Эй, там ядовитый плющ, – крикнул ему вслед Хью.
Это был самый малый акт милосердия, единственное, что он мог себе позволить. Жизнь у дурака и без того была тяжкой, и лишние страдания ему вовсе не требовались.
Незнакомец оглянулся на него.
– Мы еще увидимся, – угрожающе проговорил он. – На том самом месте, где вы ее оставили.
Хью наклонился, будто намеревался поднять камень, – так во всем мире пугают собак. Но мужчина уже углубился в чащу. С минуту слышался треск сучьев, а потом все стихло.
4
Около восьми часов Хью вошел в бар в Йосемит-лодж. Тридцать лет назад здесь было бы полно альпинистов. Но ночные банкеты любителей побродить по высокогорью остались в прошлом. Обслуживающий персонал парка превратил это место, где когда-то можно было лазить как заблагорассудится, в место с множеством правил и ограничений, а пиво сделалось чрезмерно дорогим. К тому же новое поколение альпинистов относилось к образованию гораздо серьезнее, студенты сидели на сессиях, вместо того чтобы ходить в горы, и сезоны сдвинулись.
Поэтому в зале было пусто. Вместо гомона шумных молодых смельчаков и их подруг с вызывающе колыхающимися под тонкими рубашками грудями, не затянутыми в бюстгальтеры, бар оглашали лишь звуки пяти телевизоров, безостановочно транслировавших программу об экстремальном спорте; звуки сливались в оглушительный хип-хоп. Бармена за стойкой не было – он или ловил рыбу для клиентов, или просто занимался какими-то своими делами.
Льюис Коул, взгромоздившись на табурет, неспешно потягивал тоник с лаймом и по одному швырял в рот орешки арахиса с таким видом, будто он вовсе никого не ждет, а просто убивает время. Высокий, с шеей борца, он казался слишком крупным для скалолаза, но все же пользовался в узких альпинистских кругах широкой известностью, вернее, являлся когда-то легендарной личностью и имел кличку Большая Обезьяна. Его действия не отличались слишком высоким эстетизмом, но он умел дотягиваться немыслимо далеко, обладал поразительным проворством и имел кулаки, похожие на стальные поковки, как нельзя лучше подходящие для схватки со знаменитыми трещинами йосемитских скал.
Хью присел за столик рядом с Льюисом. И внезапно почувствовал тяжесть в ногах. Он прогнул спину и негромко вздохнул. Впервые за много часов он мог позволить себе расслабиться.
Льюис не стал бросаться к нему с приветствиями. В этом не было никакой необходимости. История их дружбы начиналась со второго класса начальной школы в Уиттиерс, а предстоящую неделю, чуть больше или чуть меньше, им предстояло провести связанными одной веревкой. С точки зрения Льюиса, Хью мог задержаться из-за какой-то накладки, только и всего. Он закинул в рот очередной орех. Протянул бумажный стаканчик с арахисом Хью. И молча ждал.
Хью был голоден, но от орехов отказался.
– Жажда замучила, – сказал он.
Тварь сожрала его грушу. Хью никак не мог с этим смириться. Когда он, поддавшись настойчивым просьбам рейнджеров, привел их на место происшествия, его рюкзак оказался открытым. Отшельник украл его грушу. Казалось бы, мелочь. Но это было и сутью всего дела. Чудовище настолько не испытывало страха, когда воровало труп, что позволило себе задержаться и угоститься чужим лакомством. Слишком уж велики здесь были расстояния.
Льюис громко позвал бармена. Тот явился далеко не сразу. Его череп был начисто выбрит, ниже затылка красовались несколько татуированных китайских иероглифов.
– Еще арахиса? – поинтересовался он.
Хью отлично знал этот ритуал. Льюис никогда не был выгодным клиентом.
– Воды, – сказал Хью. – И еще того же, что и у него.
– Воды с водой, так, что ли? – Толковый парень. – Может быть, добавить вам туда джина или водки?
Когда-то можно было позволить себе напиться до синих чертей, куролесить всю ночь, а на следующее утро, на стене, токсины, как по волшебству, вымывало из организма. Или взять с собой наверх все припасы для крутого пикника: вино, ЛСД, марихуану, грибки – разве все это перечислишь… Проходили серьезнейшие маршруты в галлюциногенном тумане. Но это было тысячу лет назад, а завтрашнее утром для них почти наступило.
– Самый обычный тоник, как у него, – сказал Хью.
– Раз уж вы здесь, – добавил Льюис, – как насчет того, чтобы переключить канал? И приглушить громкость. Ах да, и еще арахиса.
Бармен показал большими пальцами на обеих руках, что, дескать, все будет сделано, и не спеша поплелся выполнять заказы.
– Мы уже совсем собрались искать тебя, – сообщил Льюис. – Еще немного – и пошли бы. Рэйчел так и рвалась. Она приехала днем на арендованном автомобиле и была уверена, что застанет тебя здесь. Я сказал ей, что ты решил пошляться по окрестностям. И еще намекнул, что стоит позволить тебе пособирать ежевики в одиночку.
Хью через силу улыбнулся. Льюис из кожи вон лез, пытаясь острить, как в молодости, и установить подобающий доброму старому времени тон. Он смотрел на Эль-Кэп как на машину времени. Эта машина должна была перенести их туда, где жизнь снова стала бы простой и приятной.
– Хорошо, что она не пошла, – сказал ему Хью.
– Именно так я ей и сказал, – поддакнул Льюис. – Гласс, по своему обыкновению, ввязался в борьбу. Как Сизиф, тащит камень на гору. Так кто же победил: ты или вода?
– А ты ничего не слышал? – Хью не на шутку удивился.
Последние четыре часа глубоко отпечатались в нем. Земля разинула пасть и проглотила женщину. Он нисколько не сомневался, что об этом уже должны были знать все на свете.
Льюис уловил его тон, помрачнел и окинул взглядом по очереди все телеэкраны, громоздившиеся по углам, рассчитывая, вероятно, получить собственную информацию о какой-то аварии или, может быть, террористическом нападении.
Именно в этот момент экраны, мигнув, переключились на новый канал, и громкость понизилась до уважительного полушепота. Хью вскинул голову. Появившийся почти сразу же бармен обнаружил своих посетителей в полной неподвижности следящими за турниром высшей профессиональной лиги гольфа.
– Очень мило, – непонятно по какому поводу заметил Льюис.
Бармен принес Хью заказанный тоник. Тарелку, в которой арахис разве что не пересыпался через край, он поставил на стол с таким выражением, будто вынес подачку толпе нищих попрошаек. Льюис даже не взглянул на него.
Хью рассказал Льюису о сорвавшейся женщине, о возвращении вместе с рейнджерами на место ее гибели, о невероятном исчезновении тела, поиски которого все еще продолжаются. Он нарочно излагал все кратко. Кровавое предзнаменование было последним, что требовалось двоим стареющим мужчинам. Суеверие способно загубить восхождение еще до того, как группа покинет равнину.
– Нет, ты, наверно, шутишь, – сказал Льюис, когда Хью закончил. – Здесь, в Долине? Такое бывает только в истории про Франкенштейна или рассказах По.
– Он завернул ее в брезент и уволок, – сказал Хью. – На правах близкого друга. Мы с рейнджерами дали ему добрый час форы.
– Нужно было не просто повалить его, а сломать ему ноги, – проворчал Льюис. – Ты только пытался его напугать. А следовало сделать что-то серьезное.
– Откуда я мог знать, что он устроит такую вещь?
Льюис нахмурился.
«И что же дальше?» Хью выжидал. У него-то было вдоволь времени, чтобы продумать возможные варианты поведения. Но Льюису требовалось разобраться во всем самому и сделать собственные выводы.
Льюис надолго умолк. Большой палец с аккуратно подрезанным, чтобы было удобнее лазить, ногтем постукивал по фотографии, лежавшей посреди стола. В этой фотографии Эль-Кэпа не было ни чего-то необычного, ни особых художественных достоинств. Отлично знакомая всем стена и узкая полоска неба. Многие, пожалуй, сочли бы этот снимок просто браком фотографа. Но для мужчин, сидевших за столом, это было и прошлое, и будущее – черно-белый портрет стены Анасази, маршрут, по которому они прошли первыми из всех в 1968 году. Они были его отцами, и это восхождение знаменовало величайший год их жизней.
Вскоре после первовосхождения на Анасази жизнь раскидала их в разные стороны. Хью занялся поисками нефти в дельте Миссисипи, взрывал динамитные шашки в толще ила, проводя сейсморазведку. Когда подвернулась работа на «Бритиш петролеум», он ухватился за эту возможность и увез свою молодую жену в Египет, а оттуда в Саудовскую Аравию и Дубай – страны бескрайних пустынь. Льюис же вернулся в Колорадо, получил ученую степень по исследованию творчества Эзры Паунда и Уиндэма Льюиса, после чего сделал единственное, что ему оставалось: открыл букинистический магазин, превратившийся с годами в клуб (или притон) поэтов с кофейней. Теперь, как старые воины, эти двое решили вновь посетить поле давней битвы – Анасази.
Палец Льюиса перестал стучать по столу и крепко уткнулся в фотографию.
– Я не хочу показаться бесчувственным, – начал он, – там мог бы лежать я сам или ты. Но… – Но мы там не лежали, вот что он хотел сказать.
Хью с самого начала знал, как все развернется. Они немного поговорят о случившемся, поахают, как положено, по поводу несчастья, но в итоге сойдутся на том, что на самом деле смерть – даже кража останков – ничего не меняет. Эль-Кэп был центром всего, точкой притяжения, средоточием жизни – их жизни. А она… она всего лишь попыталась использовать свой шанс.
На протяжении многих лет они искушали друг друга соблазном нанести каменной твари еще один удар. Большие горы и большие стены некогда являлись для них олицетворением славы. Они прибыли из минувшей эры. Неотъемлемой принадлежностью их лексикона были слова «Вьетнам», «Камелот» и «Аполлон». Тогда они жили бок о бок, нанимались в монтажники на стройки, копали канавы, а однажды летом устроились работать на аляскинском трубопроводе – все это для того, чтобы заработать на покупку снаряжения и совершить еще одно восхождение. Они ночевали в пещерах, и под столами на площадках для пикников, и на скальных полках, питаясь арахисовым маслом «Джиф» и консервированным тунцом «Чарли». Консервированный компот из персиков и банка загустевшего сгущенного кофе с молоком заменяли для них причастие. А средоточием всего, Святым Граалем, всегда оставался Эль-Кэп.
В один прекрасный день монолит высотой в 3600 футов был провозглашен одновременно американским эквивалентом и Эвереста, и Айгера. Но, как и первовосходители Хью и Льюис, гордый Капитан поседел, и его характер испортился. Эль-Кэп превратился в подобие цирка, где альпинисты новой породы, скалолазы и любители полетов на парапланах устраивали соревнования и без устали били рекорды. К маршрутам, считавшимся в прошлом сложнейшими, таким, как стена Анасази, теперь относились как к тренировочным упражнениям для новичков. Богатый пижон теперь мог даже подняться на стену в сопровождении и с помощью опытных инструкторов по цене 1 доллар за фут высоты. Вернуться туда, подняться, может быть, оставить несколько капель крови на скалах – Хью и Льюису это казалось наименьшим из всего, что они были способны сделать, чтобы, хотя бы частично, восстановить то благородное достоинство, которое они помнили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Убирайтесь отсюда, – сказал Хью.
Он снова не стал протягивать ему руку помощи – не из подлости или жестокости, а из элементарной предосторожности. Чем-то этот человек должен был вырезать себе палку. А значит, в его лохмотьях почти наверняка был спрятан нож.
– Моя палка!
Хью поднял руку и запустил посох далеко в лес, как копье.
Безумец поспешно поднялся на колени, чтобы заметить направление. Палка исчезла из виду, и Хью надеялся, что она не запуталась в ветвях на недосягаемой высоте.
Мужчина не без труда встал на ноги, нахлобучил на голову шляпу и лишь после этого побрел неуверенными шагами за своей палкой.
– Эй, там ядовитый плющ, – крикнул ему вслед Хью.
Это был самый малый акт милосердия, единственное, что он мог себе позволить. Жизнь у дурака и без того была тяжкой, и лишние страдания ему вовсе не требовались.
Незнакомец оглянулся на него.
– Мы еще увидимся, – угрожающе проговорил он. – На том самом месте, где вы ее оставили.
Хью наклонился, будто намеревался поднять камень, – так во всем мире пугают собак. Но мужчина уже углубился в чащу. С минуту слышался треск сучьев, а потом все стихло.
4
Около восьми часов Хью вошел в бар в Йосемит-лодж. Тридцать лет назад здесь было бы полно альпинистов. Но ночные банкеты любителей побродить по высокогорью остались в прошлом. Обслуживающий персонал парка превратил это место, где когда-то можно было лазить как заблагорассудится, в место с множеством правил и ограничений, а пиво сделалось чрезмерно дорогим. К тому же новое поколение альпинистов относилось к образованию гораздо серьезнее, студенты сидели на сессиях, вместо того чтобы ходить в горы, и сезоны сдвинулись.
Поэтому в зале было пусто. Вместо гомона шумных молодых смельчаков и их подруг с вызывающе колыхающимися под тонкими рубашками грудями, не затянутыми в бюстгальтеры, бар оглашали лишь звуки пяти телевизоров, безостановочно транслировавших программу об экстремальном спорте; звуки сливались в оглушительный хип-хоп. Бармена за стойкой не было – он или ловил рыбу для клиентов, или просто занимался какими-то своими делами.
Льюис Коул, взгромоздившись на табурет, неспешно потягивал тоник с лаймом и по одному швырял в рот орешки арахиса с таким видом, будто он вовсе никого не ждет, а просто убивает время. Высокий, с шеей борца, он казался слишком крупным для скалолаза, но все же пользовался в узких альпинистских кругах широкой известностью, вернее, являлся когда-то легендарной личностью и имел кличку Большая Обезьяна. Его действия не отличались слишком высоким эстетизмом, но он умел дотягиваться немыслимо далеко, обладал поразительным проворством и имел кулаки, похожие на стальные поковки, как нельзя лучше подходящие для схватки со знаменитыми трещинами йосемитских скал.
Хью присел за столик рядом с Льюисом. И внезапно почувствовал тяжесть в ногах. Он прогнул спину и негромко вздохнул. Впервые за много часов он мог позволить себе расслабиться.
Льюис не стал бросаться к нему с приветствиями. В этом не было никакой необходимости. История их дружбы начиналась со второго класса начальной школы в Уиттиерс, а предстоящую неделю, чуть больше или чуть меньше, им предстояло провести связанными одной веревкой. С точки зрения Льюиса, Хью мог задержаться из-за какой-то накладки, только и всего. Он закинул в рот очередной орех. Протянул бумажный стаканчик с арахисом Хью. И молча ждал.
Хью был голоден, но от орехов отказался.
– Жажда замучила, – сказал он.
Тварь сожрала его грушу. Хью никак не мог с этим смириться. Когда он, поддавшись настойчивым просьбам рейнджеров, привел их на место происшествия, его рюкзак оказался открытым. Отшельник украл его грушу. Казалось бы, мелочь. Но это было и сутью всего дела. Чудовище настолько не испытывало страха, когда воровало труп, что позволило себе задержаться и угоститься чужим лакомством. Слишком уж велики здесь были расстояния.
Льюис громко позвал бармена. Тот явился далеко не сразу. Его череп был начисто выбрит, ниже затылка красовались несколько татуированных китайских иероглифов.
– Еще арахиса? – поинтересовался он.
Хью отлично знал этот ритуал. Льюис никогда не был выгодным клиентом.
– Воды, – сказал Хью. – И еще того же, что и у него.
– Воды с водой, так, что ли? – Толковый парень. – Может быть, добавить вам туда джина или водки?
Когда-то можно было позволить себе напиться до синих чертей, куролесить всю ночь, а на следующее утро, на стене, токсины, как по волшебству, вымывало из организма. Или взять с собой наверх все припасы для крутого пикника: вино, ЛСД, марихуану, грибки – разве все это перечислишь… Проходили серьезнейшие маршруты в галлюциногенном тумане. Но это было тысячу лет назад, а завтрашнее утром для них почти наступило.
– Самый обычный тоник, как у него, – сказал Хью.
– Раз уж вы здесь, – добавил Льюис, – как насчет того, чтобы переключить канал? И приглушить громкость. Ах да, и еще арахиса.
Бармен показал большими пальцами на обеих руках, что, дескать, все будет сделано, и не спеша поплелся выполнять заказы.
– Мы уже совсем собрались искать тебя, – сообщил Льюис. – Еще немного – и пошли бы. Рэйчел так и рвалась. Она приехала днем на арендованном автомобиле и была уверена, что застанет тебя здесь. Я сказал ей, что ты решил пошляться по окрестностям. И еще намекнул, что стоит позволить тебе пособирать ежевики в одиночку.
Хью через силу улыбнулся. Льюис из кожи вон лез, пытаясь острить, как в молодости, и установить подобающий доброму старому времени тон. Он смотрел на Эль-Кэп как на машину времени. Эта машина должна была перенести их туда, где жизнь снова стала бы простой и приятной.
– Хорошо, что она не пошла, – сказал ему Хью.
– Именно так я ей и сказал, – поддакнул Льюис. – Гласс, по своему обыкновению, ввязался в борьбу. Как Сизиф, тащит камень на гору. Так кто же победил: ты или вода?
– А ты ничего не слышал? – Хью не на шутку удивился.
Последние четыре часа глубоко отпечатались в нем. Земля разинула пасть и проглотила женщину. Он нисколько не сомневался, что об этом уже должны были знать все на свете.
Льюис уловил его тон, помрачнел и окинул взглядом по очереди все телеэкраны, громоздившиеся по углам, рассчитывая, вероятно, получить собственную информацию о какой-то аварии или, может быть, террористическом нападении.
Именно в этот момент экраны, мигнув, переключились на новый канал, и громкость понизилась до уважительного полушепота. Хью вскинул голову. Появившийся почти сразу же бармен обнаружил своих посетителей в полной неподвижности следящими за турниром высшей профессиональной лиги гольфа.
– Очень мило, – непонятно по какому поводу заметил Льюис.
Бармен принес Хью заказанный тоник. Тарелку, в которой арахис разве что не пересыпался через край, он поставил на стол с таким выражением, будто вынес подачку толпе нищих попрошаек. Льюис даже не взглянул на него.
Хью рассказал Льюису о сорвавшейся женщине, о возвращении вместе с рейнджерами на место ее гибели, о невероятном исчезновении тела, поиски которого все еще продолжаются. Он нарочно излагал все кратко. Кровавое предзнаменование было последним, что требовалось двоим стареющим мужчинам. Суеверие способно загубить восхождение еще до того, как группа покинет равнину.
– Нет, ты, наверно, шутишь, – сказал Льюис, когда Хью закончил. – Здесь, в Долине? Такое бывает только в истории про Франкенштейна или рассказах По.
– Он завернул ее в брезент и уволок, – сказал Хью. – На правах близкого друга. Мы с рейнджерами дали ему добрый час форы.
– Нужно было не просто повалить его, а сломать ему ноги, – проворчал Льюис. – Ты только пытался его напугать. А следовало сделать что-то серьезное.
– Откуда я мог знать, что он устроит такую вещь?
Льюис нахмурился.
«И что же дальше?» Хью выжидал. У него-то было вдоволь времени, чтобы продумать возможные варианты поведения. Но Льюису требовалось разобраться во всем самому и сделать собственные выводы.
Льюис надолго умолк. Большой палец с аккуратно подрезанным, чтобы было удобнее лазить, ногтем постукивал по фотографии, лежавшей посреди стола. В этой фотографии Эль-Кэпа не было ни чего-то необычного, ни особых художественных достоинств. Отлично знакомая всем стена и узкая полоска неба. Многие, пожалуй, сочли бы этот снимок просто браком фотографа. Но для мужчин, сидевших за столом, это было и прошлое, и будущее – черно-белый портрет стены Анасази, маршрут, по которому они прошли первыми из всех в 1968 году. Они были его отцами, и это восхождение знаменовало величайший год их жизней.
Вскоре после первовосхождения на Анасази жизнь раскидала их в разные стороны. Хью занялся поисками нефти в дельте Миссисипи, взрывал динамитные шашки в толще ила, проводя сейсморазведку. Когда подвернулась работа на «Бритиш петролеум», он ухватился за эту возможность и увез свою молодую жену в Египет, а оттуда в Саудовскую Аравию и Дубай – страны бескрайних пустынь. Льюис же вернулся в Колорадо, получил ученую степень по исследованию творчества Эзры Паунда и Уиндэма Льюиса, после чего сделал единственное, что ему оставалось: открыл букинистический магазин, превратившийся с годами в клуб (или притон) поэтов с кофейней. Теперь, как старые воины, эти двое решили вновь посетить поле давней битвы – Анасази.
Палец Льюиса перестал стучать по столу и крепко уткнулся в фотографию.
– Я не хочу показаться бесчувственным, – начал он, – там мог бы лежать я сам или ты. Но… – Но мы там не лежали, вот что он хотел сказать.
Хью с самого начала знал, как все развернется. Они немного поговорят о случившемся, поахают, как положено, по поводу несчастья, но в итоге сойдутся на том, что на самом деле смерть – даже кража останков – ничего не меняет. Эль-Кэп был центром всего, точкой притяжения, средоточием жизни – их жизни. А она… она всего лишь попыталась использовать свой шанс.
На протяжении многих лет они искушали друг друга соблазном нанести каменной твари еще один удар. Большие горы и большие стены некогда являлись для них олицетворением славы. Они прибыли из минувшей эры. Неотъемлемой принадлежностью их лексикона были слова «Вьетнам», «Камелот» и «Аполлон». Тогда они жили бок о бок, нанимались в монтажники на стройки, копали канавы, а однажды летом устроились работать на аляскинском трубопроводе – все это для того, чтобы заработать на покупку снаряжения и совершить еще одно восхождение. Они ночевали в пещерах, и под столами на площадках для пикников, и на скальных полках, питаясь арахисовым маслом «Джиф» и консервированным тунцом «Чарли». Консервированный компот из персиков и банка загустевшего сгущенного кофе с молоком заменяли для них причастие. А средоточием всего, Святым Граалем, всегда оставался Эль-Кэп.
В один прекрасный день монолит высотой в 3600 футов был провозглашен одновременно американским эквивалентом и Эвереста, и Айгера. Но, как и первовосходители Хью и Льюис, гордый Капитан поседел, и его характер испортился. Эль-Кэп превратился в подобие цирка, где альпинисты новой породы, скалолазы и любители полетов на парапланах устраивали соревнования и без устали били рекорды. К маршрутам, считавшимся в прошлом сложнейшими, таким, как стена Анасази, теперь относились как к тренировочным упражнениям для новичков. Богатый пижон теперь мог даже подняться на стену в сопровождении и с помощью опытных инструкторов по цене 1 доллар за фут высоты. Вернуться туда, подняться, может быть, оставить несколько капель крови на скалах – Хью и Льюису это казалось наименьшим из всего, что они были способны сделать, чтобы, хотя бы частично, восстановить то благородное достоинство, которое они помнили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48