Весь мокрый от пота, измороси и растаявших ледяных брызг, он оглянулся на Огастина. Оттуда, где он находился, их крохотный лагерь с красной палаткой и остатками крушения казался полурастаявшим в тумане, словно отлетающий сон, который то ли можно, а то ли уже нельзя удержать. Огастин размахивал руками и указывал на Хью. Нет, куда-то за него.
Льюис зашевелился.
Спасательная команда возвратилась на вершину. Теперь она вытаскивала из пропасти свои носилки и их мертвого стража. Плавно, в полном безмолвии, Льюис выплывал из глубины и возносился в небеса. Его тело должно было пройти мимо Хью почти в пределах досягаемости.
– Подождите! – во все горло заорал Хью.
Еще один пласт льда пронесся мимо. Воздух толкнул Хью. Он нес аромат деревьев, живых деревьев, растущих на вершине. Они были совсем рядом.
– Стойте! – выкрикнул Хью.
Крыша отражала звук его голоса.
Туман приглушал его. Занятые своими делами, которые приходилось делать под аккомпанемент грохота раскалывающегося льда, они вряд ли могли его услышать. Его слышал только он сам да двое, оставшиеся внизу, на платформах.
– Стой! Те! Эй! По! Мо! Ги! Те! – прокричал он по слогам.
Когда носилки почти поравнялись с ним, слабый электрический голос проговорил:
– Эй, носилки номер один! Льюис! Вы меня слышите?
Рация – все, что им сейчас требовалось, – лежала в углублении металлической корзины.
Хью дернулся вперед, но не сдвинулся с места.
– Слабину! – заорал он, и Огастин поспешно потравил веревку, но было уже поздно. Льюис проплыл мимо.
Думай! Хью сорвал с головы шлем, на затылке которого было написано краской «Огастин», прицелился и одним движением кисти бросил его в носилки. Наверху поймут это послание лучше, чем письмо в бутылке, выловленное из океана, и спустятся вниз, чтобы подобрать потерпевших кораблекрушение.
Но шлем с тяжелым стуком ударился о край, подпрыгнул и канул в туман. Хью принялся лихорадочно отстегивать от пояса крюки и закладки и кидать их в носилки. Кое-что попадало, но большая часть не долетала или пролетала мимо и отправлялась вслед за шлемом. Хью опомнился и прекратил безумную трату драгоценного снаряжения. Найдя в носилках несколько крючьев, спасатели вряд ли поймут, что это призыв о помощи от тех альпинистов, которых они безуспешно пытались вытащить вчера. Но, даже если они догадаются об этом, падение льда с вершины вряд ли позволит им возобновить спасательную операцию. Они ни при каких условиях не станут вновь рисковать жизнями спасателей.
Льюис и носилки неторопливо ползли вверх. Близкий к отчаянию, Хью метнул в носилки свой молоток, висевший на пятифутовом шнурке, прицепленном к страховочной системе. Промахнулся. Попробовал снова. Теперь удалось. Головка молотка зацепилась за угол корзины, ручка торчала вверх.
На сантименты не оставалось времени. Носилки убегали вверх. Хью потянул за веревку. Или получится, или нет. Третьего не дано. Носилки вместе с молотком ползли вверх, но одновременно приближались к нему.
– Слабину! – потребовал он у Огастина.
Подтянуть еще на несколько дюймов. Теперь рывок туда. Схватить рацию. Не отводя глаз от вожделенной цели, Хью подтянул корзину еще ближе.
И опять его поцеловал ветерок, поднятый очередным куском ледяного панциря. Опять пахнуло сосной.
Носилки качнулись. Порыв ветра с силой ударил их о край крыши. Мертвый Льюис взмахнул руками. Его кулак описал полукруг в воздухе. Как будто желая отделаться от Хью, труп скинул молоток с носилок.
Последняя надежда повисла на полутораметровом шнуре.
– Льюис, – прошептал он.
Голова Льюиса склонилась набок. Из покрытого стеклянной пленкой рта посыпался снег. Мраморные глаза холодно смотрели на Хью. Убит молнией… Хью не мог пошевелиться. Внезапно ему стало трудно дышать.
Теперь он мог лишь провожать взглядом Льюиса, проплывавшего мимо края впадины, чтобы в следующее мгновение исчезнуть с глаз.
«Я умерла, – вспомнились ему слова Кьюбы. – Я знаю все».
Все? – повторил про себя Хью, судорожно вцепившись в стремена. Это короткое слово ужасало его.
Затем его легкие вновь наполнились воздухом. Он выдохнул, снова вдохнул и вернулся к отсчету своих часов. Ушедшие души ушли. Он был жив. Он не видел мира сквозь окружавший его туман, но ощущал в воздухе его присутствие. Мир ждал его.
Внезапно он понял, что нужно делать. С картами из своей «библии» или без них, с веревкой Льюиса или без ее помощи, но он отыщет путь из этого чистилища. Выбрав шнурок, он вновь стиснул молоток в кулаке. Его избавление лежало за щитом крыши, там, где подстерегали ледяные драконы, то и дело срывавшиеся с вершины.
31
– Я сам видел, – солгал он.
Он просунул голову в палатку и осветил их лица. В луче, расплывавшемся от проникшего и в палатку тумана, Огастин и Кьюба были желтыми, словно восковые фигуры или мертвецы. Он умудрился затесаться в компанию проклятых. Хью пришлось напрячься, чтобы преодолеть приступ страха. Они прокляты? Да. И он тоже, вместе с ними? Нет!
– Завтра мы победим, – сказал он.
Хью был не на шутку измотан. Ему очень хотелось есть, он страдал от жажды. Но за весь день он съел только несколько клочьев лишайника, оторванного со скалы, да сгрыз множество сосулек. Теперь Эль-Кэп находился в его животе, в его венах, в его легких и в его голове.
Стояла глубокая ночь. Спать было невозможно. Они сидели рядком, прижавшись друг к дружке, как три горошины в стручке. Чуть ли не силой, но ему удалось загнать Огастина в палатку. Они опирались спинами о скалу. Ноги все трое засунули в спальный мешок.
Тело Анди осталось на нижней платформе. С тем же успехом она могла лежать у них на коленях. Они были одержимы ею. Все трое.
После того как Льюис и носилки ускользнули у него из-под самого носа, Хью полез дальше. Ему удалось выбраться из-под крыши, выйти на вертикальную стену и добраться до трещины, уходившей почти прямо вверх. Синий туман, конечно же, не позволил разглядеть, что там дальше. Но если Кэсс видела вершину, как уверяет Кьюба, значит, это был тот самый путь, который им требовался.
Он кричал до хрипоты, но тщетно. К тому времени, когда он выполз из-под крыши, спасательная команда, конечно же, давно ушла. Они пришли лишь для того, чтобы забрать Льюиса и свое оборудование, воспользовавшись спокойным днем, который, как опасался Хью, представлял собой лишь перерыв между бурями. Он начинал все больше и больше верить Кьюбе. На них шла охота. Пропасть стремилась заполучить их себе.
Оказавшись на Большой стене, вырвавшись из Глаза, пусть даже всего на несколько минут, Хью успел избавиться от владевшего им чувства порабощения. Он понял, что освободился или почти освободился. Теперь, вернувшись в общество двух сломленных душ, он ощутил, насколько смертоносна эта ниша в черном камне. Пока они сидели, привязанные к скале, обитавшие здесь незримые стервятники пытались растерзать их.
– Я прошел на сто футов вверх, – в десятый раз рассказывал он, – провесил веревку. Дальше идет трещина. До самой вершины. Отличная трещина. Большая. Без труда можно держаться пальцами. А кое-где и кулаками. Кьюба, ты сможешь подняться по ней даже с закрытыми глазами.
– И все же я не уверен, – в очередной раз ответил Огастин. Он сидел, скорчившись, по другую сторону от Кьюбы, которую они устроили посередине. Возможно, нынешний ночлег напоминал ему ледяную пещеру на Серро-Торре. Всю ночь он оставался мрачным и подавленным. Он уже знал, что ему придется лишиться части обеих ступней. – Они же знают, что мы здесь.
– После вчерашней молнии они, скорее всего, считают нас погибшими, – сказал Хью.
– Рано или поздно они должны вернуться за нами.
– В этом вся проблема, – наставительно произнес Хью. – Рано? Или все-таки поздно? Вам необходимо как можно скорее попасть в больницу. А завтра вам предстоит всего лишь легкая прогулка по веревке.
– Но мы можем и подождать.
– Вы уверены? Посудите сами. У нас нет ни крошки пищи. Вода тоже кончилась.
Пока он пробивался на стену, а Огастин страховал его, Кьюба расправилась со всеми запасами. Теперь, вероятно, она находилась в самой лучшей форме из всех троих.
– Они вернутся, – сказал Огастин.
– А как быть с Анди?
Глаза Огастина вспыхнули, как две круглые желтые луны.
– Я знаю, как с ней быть, – заявил он.
Эти слова не внушали ничего хорошего.
– И что же?
– Думаю, что мне нужно остаться.
– И что дальше?
– Просто остаться. С нею. Пока смерть не соединит нас.
– Ерунда, – возразил Хью.
– Я серьезно, – сказал Огастин. – Идите без меня. Этот выход – только для вас.
Огастин был необходим Хью для завтрашнего броска на вершину. Им требовалось преодолеть еще пятьсот футов, а Огастин, даже снедаемый горем и истерзанный чувством вины, был все же нормальнее, чем Кьюба.
– Это стена Анди, – сказал ему Хью. – Вы не имеете права позволить ее усилиям пропасть впустую.
– Она хочет, чтобы я остался.
– А как же возрождение? – серьезно спросил Хью.
– Что-что?
– Да ведь это самое главное. Вы обладаете необходимой силой. Подумайте об этом. Вы сможете превратить смерть в жизнь. Имея вас вместо крыльев, она сможет закончить восхождение. Вы в состоянии сделать ее бессмертной.
Огастин промолчал.
Хью держал фонарь включенным, хотя батарейки заметно садились. Это противоречило его обычному принципу умеренности во всем, но слишком уж густа была темнота этой ночью. Они сидели в палатке, как в световом пузыре.
– Не обманывай нас, Хью, – сказала сидевшая между ними Кьюба. Ее волосы свисали сальными прядями. – И не обманывайся сам.
– До вершины рукой подать, – повторил он.
Каждое сокращение сердца отзывалось в его голове ударом молота. Вены на шее вздулись так, что походили на натянутые веревки. Щеки подергивались. Язык отвердел, как кусок резины, и, чтобы говорить членораздельно, приходилось делать нешуточные усилия. Даже четко думать и то было трудно. Ему уже приходилось оказываться в подобном состоянии, но этого никогда не случалось на высоте менее двадцати тысяч футов.
Он чувствовал, что может в любое мгновение взорваться. Каждый вдох и выдох давались с трудом. Все ясно и понятно – горная болезнь. Но чтобы такое случилось на Эль-Кэпе?! Возможно, этот атмосферный фронт приволок сюда участок особенно пониженного давления. Хотя его спутники вроде бы не испытывали ничего подобного. Только он, старик.
Ему очень хотелось свернуться в клубок и прижать голову к коленям. Но он должен был поддерживать их. Их нужно было держать в тонусе, чтобы до них не добралась ночь.
– Стена Троянок, – сказал он. – Ведь она твоя, Кьюба. Тебе осталось только пересечь финишную черту.
Вообще-то их положение можно было счесть почти безнадежным. Ступни Огастина сделались мертвенно-белыми. Кьюба снова засела в паутину из принайтовленных к якорю веревок. Мигрень Хью достигла такой силы, что ему было трудно открыть глаза. Они угодили в западню.
Но они могли из нее сбежать. Помогая друг другу, они могли обмануть пропасть. Огастин мог выбраться сам и даже вытащить труп своей возлюбленной. Кьюба могла стать живой легендой. Хью мог вернуться в пустыню, где было его настоящее место.
– Ничего не выйдет, – сказала Кьюба.
Ее дурные пророчества и сконцентрировавшийся в них фатализм не на шутку тревожили Хью. Он поднял обмотанный пластырем кулак.
– Я держался вот этой рукой за трещину. И почувствовал в ней вершину.
– Отсюда не убежишь, – стояла на своем Кьюба.
– Здесь случились ужасные вещи, – сказал Хью.
– Я говорю не о том, что случилось здесь.
Огастина передернуло.
– Это вам не дом с привидениями, – резко заявил Хью. – Завтра мы уйдем отсюда, закроем за собой дверь, и с нами ничего не случится.
Она посмотрела на него, как на редкостного жука.
– В таком случае чего же ты так боишься?
Он действительно боялся. Но не мог сознаться в этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48