Подойти к ним мне пришлось самой. Помните?
– Я помню, – сказал Хью.
– А немного позже появилась Энни, промокшая, как собака, никого и ничего не знавшая, – точно как я. Все произошло как по волшебству: большая любовь и все такое, в том числе вся наша будущая жизнь, родились из одного дождливого дня. Я втюрилась в Льюиса. А Энни достался вот этот одинокий волк. Я уже не помню, каким образом мы тогда разбились именно на такие пары. Наверно, так сошлись звезды.
Было странно слышать, что имя Энни произносят весело, без той мрачной торжественности, которая, как, вероятно, считало большинство, требовалась Хью. Она умерла пять лет назад, но, поскольку он впервые с тех пор приехал в Штаты, все разговаривали с ним так, будто это случилось только вчера. Льюис был в этом отношении хуже всех. Он, казалось, боялся даже упоминать ее имя, как будто с Хью мог случиться нервный припадок.
В этот момент Хью вновь обратил внимание на Огастина. Тот казался совершенно ошеломленным всем этим счастливым разговором о большой любви. Его лицо исказилось от боли. Конечно, Рэйчел никак не могла знать о случившейся трагедии и о том, что он причастен к ней.
– Давайте выйдем на крыльцо, – предложил ему Хью.
– Незачем, – отрезал Огастин. – Я думаю, мы уже все обсудили.
– Хотя бы выпейте пива.
– При других обстоятельствах согласился бы с удовольствием. – Могучие руки Огастина безвольно свисали вдоль туловища.
Хью не настаивал. Человеку предстояла долгая ночь наедине с собственной душой. Притом Огастин дал гораздо больше, чем получил. Сам того не зная, он подтвердил законность присутствия здесь Льюиса и Хью. Теперь он уходил с пустыми руками. Хью решил пустить все своим чередом.
– Не теряйте надежду, – сказал Льюис. У него был непривычно робкий вид. Он отлично знал, что произносит пустые слова.
Рэйчел смотрела на мужчин, озадаченная их состоянием.
Огастин кивнул.
– Когда будете там… Если что-нибудь увидите… – Он не стал договаривать. К тому времени, конечно, будет слишком поздно что-нибудь предпринимать.
– Мы сообщим, – пообещал Хью.
– Вот и прекрасно.
Огастин повернулся и направился к выходу, лавируя между барными табуретами. Хью провожал его взглядом, пока за ним не закрылась дверь.
– Что все это значило? – спросила Рэйчел.
Льюис бросил Хью предупреждающий взгляд.
– Он из администрации парка. Хотел кое-что узнать.
Рэйчел была далеко не дурой.
– Он больше всего похож на смерть с косой.
– Сегодня произошел несчастный случай, – нехотя сообщил Льюис.
– Ага, на Эль-Кэпе, – кивнула Рэйчел. – А вы думали, что я ничего не узнаю?
Загоревшиеся было глаза Льюиса потухли.
– Это произошло у вершины, – сказал Хью. – Три женщины. Одна упала. Спасатели пытаются выяснить подробности.
– Три женщины?
Казалось, что Рэйчел больше удивил не сам несчастный случай, а то, что он произошел с женщинами. В старые дни подруги довольствовались тем, что разбивали лагеря и загорали до одури на берегах реки Мерсед. Они служили наградой для мужчин, возвращавшихся с высоты. Если женщина обвязывалась веревкой, то лишь для какой-то очень короткой и легкой прогулки, например для пикника над обрывом.
– И что хотел рейнджер?
– Он не рейнджер, малышка, – сказал Льюис.
Рэйчел уставилась на него.
– Я нашел одну из этих девушек, – сказал Хью.
Сразу же в его памяти возникли две дочки Льюиса и Рэйчел. Они давно выросли и уехали от родителей, но все же…
– И вы все равно хотите туда лезть?
– Это же совсем другое дело, – сказал Хью. – Они пытались пройти каким-то новым маршрутом. Мы совершаем круг почета на Анасази. Сейчас там не ходят разве что паралитики в креслах.
Эти слова не убедили ее.
– Сегодня погибла девушка. На Эль-Кэпе.
– Они совершали первопрохождение. По-настоящему первое. Совершенно неизведанным маршрутом.
– А когда вы вдвоем проходили стену Анасази тридцать лет назад – что, как вы думаете, все говорили? Абсолютно то же самое. Неизведанный маршрут. Безумие.
Хью замолчал.
– Мы не собираемся превышать скорость, – сказал Льюис.
– Вспомните хотя бы о своем возрасте, – огрызнулась она на мужа.
– Мы помним. И вообще – горя бояться, счастья не видать. Так что вперед! Эль-Кэп – наша старая танцплощадка. Немного виагры для души.
– Льюис, боже мой… – Ее голос прозвучал очень грустно.
Вновь появился бармен. На сей раз он держался почтительно, чуть ли не братски. Разговор незнакомых стариков с Огастином резко повысил их статус в его глазах. Рэйчел заказала стакан австралийского вина.
Переворачивать фотографию было уже поздно. Эль-Кэп занял главное место на столе. Они сидели молча, пока не появилось вино.
– Девочки, – произнес наконец Хью. – Ваши дочки. У вас, конечно, есть их снимки.
Рэйчел вздохнула. У нее на шее висела на блестящих тесемках совсем маленькая, похожая скорее на бумажник сумочка (очень шикарная). В ней оказались кредитная карточка, губная помада и несколько фотографий.
– Вы только посмотрите! – восхитился Хью. Дочери оказались настоящими красавицами. – Давайте рассказывайте о них.
– Начиная с этого семестра наше гнездо официально опустело, – сказал Льюис. – Триш закончила Бакнелл, а Лиз перешла на третий курс Техасского университета.
– Янки и мятежники в одной семье, – заметил Хью.
– Бизнес и техника. – Рэйчел указала по очереди на обе фотографии. – Никакой философии. Никакой поэзии. Похоже, что Эзра Паунд наконец-то помер.
Она не могла выразиться яснее. Дочери строили свою жизнь независимо от Льюиса. И Рэйчел, по-видимому, тоже. Хью внезапно понял, что она собиралась оставить Льюиса. Она не сказала ему об этом напрямую. Но Эль-Кэп занимал важное место в ее стратегии, в противном случае она не стала бы утруждать себя приездом.
Льюис встал. Рэйчел осталась сидеть.
– Как, мы все еще в состоянии подняться в четыре утра? – спросил он.
– Я буду готов, – отозвался Хью.
– Есть подняться в четыре ноль ноль. – Рэйчел поднесла ладонь к виску.
Хью встал было со стула, но она схватила его за запястье.
– Нет, ты не уйдешь. Мне еще нужно допить вино, а у Льюиса будет возможность непрерывно общаться с тобой всю следующую неделю. Я думаю, что я заслуживаю того, чтобы потратить на меня полчаса. Или ты не согласен?
Хью поднял ладонь свободной руки: сдаюсь – и снова сел.
– Постарайся заставить ее понять, – сказал Льюис Хью и добавил, обращаясь к Рэйчел: – А ты сделай милость, не убивай моего посла.
Как только Льюис ушел, Рэйчел распрямила свою лебединую шею и выдохнула.
– Это наше великое воссоединение. Льюис, правда-правда, хотел, чтобы оно свершилось. Чтобы все было как раньше.
– Я знаю.
– Из этого, конечно, ничего не может получиться. Мы выросли, по крайней мере некоторые из нас. А Энни вообще нет на свете.
Хью попытался перевести разговор на возвышенный лад.
– Льюис всегда был предан былому. Это одно из качеств, которые я так ценю в нем. Он всей душой стремится к Утопии и хочет, чтобы мы все попали туда вместе с ним.
– Тебе когда-нибудь приходилось ехать вперед, глядя в зеркало заднего вида? Вот это и есть жизнь с Льюисом. – Она вздохнула. – Льюис, Льюис…
– И Рэйчел? – вставил Хью.
Он никак не мог понять, как же с ней держаться. Она выросла. Отдалилась. Запах ее духов чуть угадывался и нисколько не походил на вызывающий аромат мускуса, окружавший ее в былые годы. У нее не было морщинок в углах рта, миндалевидные глаза казались моложе, чем когда-либо. Она имела превосходного хирурга и не уступавшего ему стилиста. Волосы, некогда свисавшие пышной гривой до талии, были подстрижены, подкрашены и уложены в причудливую шевелюру. Ногти были яркими, как пластмассовые.
Все перемены произошли по ее воле, понял Хью. Льюис всегда был приземленным. Он любил немытых девчонок-хиппи. Может быть, без его ведома или даже вопреки его желанию Рэйчел ушла от этого состояния. Она превратила себя в жену-награду. Хью не мог не восхищаться ее целеустремленностью. Она сознавала свою красоту и использовала ее.
– И Энни, – сказала Рэйчел.
Похоже, что избежать разговора об Энни не удастся.
– Хайати, – сказал Хью. – Я часто называл ее так. По-арабски это означает нежность, глубокую привязанность. Моя жизнь.
– И моя тоже. – Рэйчел взяла его руку в свои прохладные ладони. – Она была моей лучшей подругой. Даже после того, как ты уволок ее во все эти места.
«Эти места». Перед его мысленным взором возникла пустыня. Вади, пустоши и бесконечные закаты. Барханы. Он был предан этим местам.
– Ты знаешь, что мы хотели приехать на похороны? Но саудовцы не дали нам визы.
– В этом они непреклонны, – сказал Хью. – Хотя на самом деле никаких похорон не было. Все взял на себя песок.
– Ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду: мы хотели приехать ради тебя. Я не представляю себе, как ты сумел пережить такое потрясение.
– Пришлось пережить, – сказал он. Барханы непрерывно передвигаются под действием ветра. Даже пустынные следопыты-бедуины отказались продолжать поиски. Такова воля Бога, сказали они.
– Мы не думали, что она сумеет протянуть там так долго, – сказала Рэйчел.
Хью долго молчал. Потом спросил:
– Почему ты так говоришь?
– Она настолько ненавидела все это – жару, подчиненное положение, лагерную жизнь.
– И это все, о чем она тебе рассказывала?
– «Как птица в клетке» – вот что она мне писала. Высокомерные эмигранты. Высокомерные саудиты. Но больше всего она ненавидела ненависть. Войны. После «Бури в пустыне» она написала, что с нее довольно. Но все же осталась. Я так и не смогла этого понять.
– Она писала тебе о свадьбе, на которую нас пригласили?
– Ту, где невестой была двенадцатилетняя девочка?
– Именно, – подтвердил Хью. – И Энни чуть не отказалась туда идти. Но все же пошла, и это оказалось для нее началом чего-то большого, чуть ли не воротами в тайный сказочный сад. Свадьба проходила по старинным обычаям. Женщины находились в отдельном шатре, черном бедуинском байт ша'ре – это переводится как «волосяной дом». Они там пели и танцевали, а когда Энни показала им несколько современных движений, они так обрадовались, что возлюбили ее как давно потерянную и вновь обретенную сестру. Они уговорили ее обучать их.
– Она что-то рассказывала об уроках танцев.
– Это вылилось в нечто гораздо большее. Танцы были только предлогом. Она заменяла им окно в мир. Они обожали ее, а она их. Она учила их. Они учили ее. Как пользоваться хной. Как выщипывать брови ниткой, завязанной в петельку, по одному волоску. Как исполнять танец живота. И как сварить кофе из нескольких пылинок порошка. Зеленый кофе.
– Таким образом она боролась за выживание, Хью. Это была всего лишь попытка сохранить рассудок.
– Рассудок?
– Да – пока ты пропадал в поисках нефти или лазил на горы. Знаешь, что я посоветовала ей уехать от тебя? Вернуться домой? Я сказала ей, что ты последуешь за ней.
– Да, мы говорили об этом, – сказал Хью. – Но мне было нечего здесь делать. Моя работа находилась там. И пусть это прозвучит старомодно, она была моей женой.
– He своди все к ярлыкам, – укоризненно возразила Рэйчел. – Брак не помешал бы ей вернуться домой. Любовь – да. А вся эта ерунда насчет обязанностей жены – ни в коем случае. Энни, которую я знала, это не остановило бы.
– Ты знала только ту Энни, какой она желала себя представить, – сказал Хью.
– У нас не было тайн друг от друга.
– Тайны есть у всех, Рэйчел.
– Но не у нас с ней.
Хью мог позволить разговору закончиться на этом пункте. Но он устал скрывать правду. Устал от жалости и перешептываний.
– Она что-нибудь сообщала тебе о своем швейцарском сыре?
– Швейцарском сыре?
– Я так и думал, что нет, – сказал он. – Это был наш тайный шифр для обозначения дыр в ее памяти. Небольших провалов, которые постепенно увеличивались. Ее проклятие.
На гладком лбу Рэйчел появились чуть заметные морщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Я помню, – сказал Хью.
– А немного позже появилась Энни, промокшая, как собака, никого и ничего не знавшая, – точно как я. Все произошло как по волшебству: большая любовь и все такое, в том числе вся наша будущая жизнь, родились из одного дождливого дня. Я втюрилась в Льюиса. А Энни достался вот этот одинокий волк. Я уже не помню, каким образом мы тогда разбились именно на такие пары. Наверно, так сошлись звезды.
Было странно слышать, что имя Энни произносят весело, без той мрачной торжественности, которая, как, вероятно, считало большинство, требовалась Хью. Она умерла пять лет назад, но, поскольку он впервые с тех пор приехал в Штаты, все разговаривали с ним так, будто это случилось только вчера. Льюис был в этом отношении хуже всех. Он, казалось, боялся даже упоминать ее имя, как будто с Хью мог случиться нервный припадок.
В этот момент Хью вновь обратил внимание на Огастина. Тот казался совершенно ошеломленным всем этим счастливым разговором о большой любви. Его лицо исказилось от боли. Конечно, Рэйчел никак не могла знать о случившейся трагедии и о том, что он причастен к ней.
– Давайте выйдем на крыльцо, – предложил ему Хью.
– Незачем, – отрезал Огастин. – Я думаю, мы уже все обсудили.
– Хотя бы выпейте пива.
– При других обстоятельствах согласился бы с удовольствием. – Могучие руки Огастина безвольно свисали вдоль туловища.
Хью не настаивал. Человеку предстояла долгая ночь наедине с собственной душой. Притом Огастин дал гораздо больше, чем получил. Сам того не зная, он подтвердил законность присутствия здесь Льюиса и Хью. Теперь он уходил с пустыми руками. Хью решил пустить все своим чередом.
– Не теряйте надежду, – сказал Льюис. У него был непривычно робкий вид. Он отлично знал, что произносит пустые слова.
Рэйчел смотрела на мужчин, озадаченная их состоянием.
Огастин кивнул.
– Когда будете там… Если что-нибудь увидите… – Он не стал договаривать. К тому времени, конечно, будет слишком поздно что-нибудь предпринимать.
– Мы сообщим, – пообещал Хью.
– Вот и прекрасно.
Огастин повернулся и направился к выходу, лавируя между барными табуретами. Хью провожал его взглядом, пока за ним не закрылась дверь.
– Что все это значило? – спросила Рэйчел.
Льюис бросил Хью предупреждающий взгляд.
– Он из администрации парка. Хотел кое-что узнать.
Рэйчел была далеко не дурой.
– Он больше всего похож на смерть с косой.
– Сегодня произошел несчастный случай, – нехотя сообщил Льюис.
– Ага, на Эль-Кэпе, – кивнула Рэйчел. – А вы думали, что я ничего не узнаю?
Загоревшиеся было глаза Льюиса потухли.
– Это произошло у вершины, – сказал Хью. – Три женщины. Одна упала. Спасатели пытаются выяснить подробности.
– Три женщины?
Казалось, что Рэйчел больше удивил не сам несчастный случай, а то, что он произошел с женщинами. В старые дни подруги довольствовались тем, что разбивали лагеря и загорали до одури на берегах реки Мерсед. Они служили наградой для мужчин, возвращавшихся с высоты. Если женщина обвязывалась веревкой, то лишь для какой-то очень короткой и легкой прогулки, например для пикника над обрывом.
– И что хотел рейнджер?
– Он не рейнджер, малышка, – сказал Льюис.
Рэйчел уставилась на него.
– Я нашел одну из этих девушек, – сказал Хью.
Сразу же в его памяти возникли две дочки Льюиса и Рэйчел. Они давно выросли и уехали от родителей, но все же…
– И вы все равно хотите туда лезть?
– Это же совсем другое дело, – сказал Хью. – Они пытались пройти каким-то новым маршрутом. Мы совершаем круг почета на Анасази. Сейчас там не ходят разве что паралитики в креслах.
Эти слова не убедили ее.
– Сегодня погибла девушка. На Эль-Кэпе.
– Они совершали первопрохождение. По-настоящему первое. Совершенно неизведанным маршрутом.
– А когда вы вдвоем проходили стену Анасази тридцать лет назад – что, как вы думаете, все говорили? Абсолютно то же самое. Неизведанный маршрут. Безумие.
Хью замолчал.
– Мы не собираемся превышать скорость, – сказал Льюис.
– Вспомните хотя бы о своем возрасте, – огрызнулась она на мужа.
– Мы помним. И вообще – горя бояться, счастья не видать. Так что вперед! Эль-Кэп – наша старая танцплощадка. Немного виагры для души.
– Льюис, боже мой… – Ее голос прозвучал очень грустно.
Вновь появился бармен. На сей раз он держался почтительно, чуть ли не братски. Разговор незнакомых стариков с Огастином резко повысил их статус в его глазах. Рэйчел заказала стакан австралийского вина.
Переворачивать фотографию было уже поздно. Эль-Кэп занял главное место на столе. Они сидели молча, пока не появилось вино.
– Девочки, – произнес наконец Хью. – Ваши дочки. У вас, конечно, есть их снимки.
Рэйчел вздохнула. У нее на шее висела на блестящих тесемках совсем маленькая, похожая скорее на бумажник сумочка (очень шикарная). В ней оказались кредитная карточка, губная помада и несколько фотографий.
– Вы только посмотрите! – восхитился Хью. Дочери оказались настоящими красавицами. – Давайте рассказывайте о них.
– Начиная с этого семестра наше гнездо официально опустело, – сказал Льюис. – Триш закончила Бакнелл, а Лиз перешла на третий курс Техасского университета.
– Янки и мятежники в одной семье, – заметил Хью.
– Бизнес и техника. – Рэйчел указала по очереди на обе фотографии. – Никакой философии. Никакой поэзии. Похоже, что Эзра Паунд наконец-то помер.
Она не могла выразиться яснее. Дочери строили свою жизнь независимо от Льюиса. И Рэйчел, по-видимому, тоже. Хью внезапно понял, что она собиралась оставить Льюиса. Она не сказала ему об этом напрямую. Но Эль-Кэп занимал важное место в ее стратегии, в противном случае она не стала бы утруждать себя приездом.
Льюис встал. Рэйчел осталась сидеть.
– Как, мы все еще в состоянии подняться в четыре утра? – спросил он.
– Я буду готов, – отозвался Хью.
– Есть подняться в четыре ноль ноль. – Рэйчел поднесла ладонь к виску.
Хью встал было со стула, но она схватила его за запястье.
– Нет, ты не уйдешь. Мне еще нужно допить вино, а у Льюиса будет возможность непрерывно общаться с тобой всю следующую неделю. Я думаю, что я заслуживаю того, чтобы потратить на меня полчаса. Или ты не согласен?
Хью поднял ладонь свободной руки: сдаюсь – и снова сел.
– Постарайся заставить ее понять, – сказал Льюис Хью и добавил, обращаясь к Рэйчел: – А ты сделай милость, не убивай моего посла.
Как только Льюис ушел, Рэйчел распрямила свою лебединую шею и выдохнула.
– Это наше великое воссоединение. Льюис, правда-правда, хотел, чтобы оно свершилось. Чтобы все было как раньше.
– Я знаю.
– Из этого, конечно, ничего не может получиться. Мы выросли, по крайней мере некоторые из нас. А Энни вообще нет на свете.
Хью попытался перевести разговор на возвышенный лад.
– Льюис всегда был предан былому. Это одно из качеств, которые я так ценю в нем. Он всей душой стремится к Утопии и хочет, чтобы мы все попали туда вместе с ним.
– Тебе когда-нибудь приходилось ехать вперед, глядя в зеркало заднего вида? Вот это и есть жизнь с Льюисом. – Она вздохнула. – Льюис, Льюис…
– И Рэйчел? – вставил Хью.
Он никак не мог понять, как же с ней держаться. Она выросла. Отдалилась. Запах ее духов чуть угадывался и нисколько не походил на вызывающий аромат мускуса, окружавший ее в былые годы. У нее не было морщинок в углах рта, миндалевидные глаза казались моложе, чем когда-либо. Она имела превосходного хирурга и не уступавшего ему стилиста. Волосы, некогда свисавшие пышной гривой до талии, были подстрижены, подкрашены и уложены в причудливую шевелюру. Ногти были яркими, как пластмассовые.
Все перемены произошли по ее воле, понял Хью. Льюис всегда был приземленным. Он любил немытых девчонок-хиппи. Может быть, без его ведома или даже вопреки его желанию Рэйчел ушла от этого состояния. Она превратила себя в жену-награду. Хью не мог не восхищаться ее целеустремленностью. Она сознавала свою красоту и использовала ее.
– И Энни, – сказала Рэйчел.
Похоже, что избежать разговора об Энни не удастся.
– Хайати, – сказал Хью. – Я часто называл ее так. По-арабски это означает нежность, глубокую привязанность. Моя жизнь.
– И моя тоже. – Рэйчел взяла его руку в свои прохладные ладони. – Она была моей лучшей подругой. Даже после того, как ты уволок ее во все эти места.
«Эти места». Перед его мысленным взором возникла пустыня. Вади, пустоши и бесконечные закаты. Барханы. Он был предан этим местам.
– Ты знаешь, что мы хотели приехать на похороны? Но саудовцы не дали нам визы.
– В этом они непреклонны, – сказал Хью. – Хотя на самом деле никаких похорон не было. Все взял на себя песок.
– Ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду: мы хотели приехать ради тебя. Я не представляю себе, как ты сумел пережить такое потрясение.
– Пришлось пережить, – сказал он. Барханы непрерывно передвигаются под действием ветра. Даже пустынные следопыты-бедуины отказались продолжать поиски. Такова воля Бога, сказали они.
– Мы не думали, что она сумеет протянуть там так долго, – сказала Рэйчел.
Хью долго молчал. Потом спросил:
– Почему ты так говоришь?
– Она настолько ненавидела все это – жару, подчиненное положение, лагерную жизнь.
– И это все, о чем она тебе рассказывала?
– «Как птица в клетке» – вот что она мне писала. Высокомерные эмигранты. Высокомерные саудиты. Но больше всего она ненавидела ненависть. Войны. После «Бури в пустыне» она написала, что с нее довольно. Но все же осталась. Я так и не смогла этого понять.
– Она писала тебе о свадьбе, на которую нас пригласили?
– Ту, где невестой была двенадцатилетняя девочка?
– Именно, – подтвердил Хью. – И Энни чуть не отказалась туда идти. Но все же пошла, и это оказалось для нее началом чего-то большого, чуть ли не воротами в тайный сказочный сад. Свадьба проходила по старинным обычаям. Женщины находились в отдельном шатре, черном бедуинском байт ша'ре – это переводится как «волосяной дом». Они там пели и танцевали, а когда Энни показала им несколько современных движений, они так обрадовались, что возлюбили ее как давно потерянную и вновь обретенную сестру. Они уговорили ее обучать их.
– Она что-то рассказывала об уроках танцев.
– Это вылилось в нечто гораздо большее. Танцы были только предлогом. Она заменяла им окно в мир. Они обожали ее, а она их. Она учила их. Они учили ее. Как пользоваться хной. Как выщипывать брови ниткой, завязанной в петельку, по одному волоску. Как исполнять танец живота. И как сварить кофе из нескольких пылинок порошка. Зеленый кофе.
– Таким образом она боролась за выживание, Хью. Это была всего лишь попытка сохранить рассудок.
– Рассудок?
– Да – пока ты пропадал в поисках нефти или лазил на горы. Знаешь, что я посоветовала ей уехать от тебя? Вернуться домой? Я сказала ей, что ты последуешь за ней.
– Да, мы говорили об этом, – сказал Хью. – Но мне было нечего здесь делать. Моя работа находилась там. И пусть это прозвучит старомодно, она была моей женой.
– He своди все к ярлыкам, – укоризненно возразила Рэйчел. – Брак не помешал бы ей вернуться домой. Любовь – да. А вся эта ерунда насчет обязанностей жены – ни в коем случае. Энни, которую я знала, это не остановило бы.
– Ты знала только ту Энни, какой она желала себя представить, – сказал Хью.
– У нас не было тайн друг от друга.
– Тайны есть у всех, Рэйчел.
– Но не у нас с ней.
Хью мог позволить разговору закончиться на этом пункте. Но он устал скрывать правду. Устал от жалости и перешептываний.
– Она что-нибудь сообщала тебе о своем швейцарском сыре?
– Швейцарском сыре?
– Я так и думал, что нет, – сказал он. – Это был наш тайный шифр для обозначения дыр в ее памяти. Небольших провалов, которые постепенно увеличивались. Ее проклятие.
На гладком лбу Рэйчел появились чуть заметные морщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48