На Кьюбе был спортивный обтягивающий топ и такие же плотно облегающие, когда-то белые спортивные трико до колен. Голые плечи, руки и ребра были испещрены старыми ожогами от веревки и пожелтевшими старыми синяками.
Хью залез еще немного выше. Она не могла дотянуться до воды, да он и не собирался давать бутылку ей в руки. Она была не в своем уме, и с нее сталось бы выбросить ее. Да и вообще, ее необходимо было приручить.
Широкими, медленными движениями, так, чтобы ей все было хорошо видно, он отвинтил крышку. Налил в замотанную грязным пластырем ладонь – совсем немного, ровно столько, чтобы она уловила запах. Ее взгляд метнулся к воде.
Он поставил колено на платформу.
Вода пролилась сквозь его пальцы. Женщина нахмурилась. Прекрасно, подумал Хью. Она заметила воду. Заметила ее потерю. Теперь все в его руках.
Он встал на оба колена. Платформа закачалась.
– Я проделал долгий путь, чтобы помочь вам, – сказал он, подняв бутылку.
Женщина, не отрывая от нее взгляда, слегка запрокинула голову.
– Откройте рот, – сказал он и влил в рот немного, несколько чайных ложек воды.
Язык беспокойно зашевелился. Она застонала.
Он знал по собственному опыту сладкую чистоту вкуса первого глотка. Ему пришлось страдать от жажды совсем не так долго, как Кьюбе, – всего лишь ночь и два дня. Хотя в определенном смысле у выживания была своя собственная непреодолимая граница. Ты переживаешь тех, кто умер, вот и все. Он налил ей в рот еще немного воды.
– Не торопитесь, – сказал он. – У меня есть все, что вы можете захотеть. Я ваш друг, Кьюба.
Сквозь матерчатый пол он услышал потрескивание статического электричества. Огастин связывался со спасателями. Кьюба, кажется, не обратила на эти звуки никакого внимания.
– Хью, – прошептала она.
Как бы в награду, он набрал в ладонь воды и налил ей на лоб.
– Кьюба, – сказал он, как будто происходило крещение.
Ее глаза закатились в совершенном экстазе. Он вспомнил барханы. Белое солнце тогда сожгло его чуть ли не дочерна. Прохладная вода испарялась, едва успев прикоснуться к коже.
Он по капельке лил воду между пальцев ей на лицо, а когда чашечка ладони опустела, прикоснулся к коже пальцами. Она не испугалась и не отдернула голову. Совсем наоборот. Она прижалась щекой к его ладони.
– Хью.
Стоять рядом с ней на коленях было очень неудобно, там почти не было места. Вонь была ужасающей. Но ему удалось установить с ней контакт. Она открыла рот, и он скупо отмерил ей еще несколько глотков. И все это время он говорил.
У них могла быть только одна общая тема. Ею он и воспользовался.
– Стена Троянок, – сказал он. – Кьюба, вы лезли, как святые. Как последние святые на этом свете. Женщины. Без всякого страха божьего. Вы понимаете, что я хочу сказать? То, что вы сделали, останется на века. Я пришел издалека. Я был скальной крысой еще до вашего рождения, и можете мне поверить: никогда еще не видел ничего подобного. Вы создавали настоящий шедевр. Я говорю совершенно честно. Капитан оставил напоследок свои главные шедевры. – Он продолжал болтать в таком же духе, беззастенчиво заимствуя выражения Льюиса и его похожие на рэп дорожные монологи. – Это ведь вы нашли путь в Глаз Циклопа?
Она кивнула.
– Невероятно.
Она улыбнулась. На растрескавшихся губах алыми жемчужинами блестели капельки крови. Когда она облизала губы увлажнившимся наконец-то языком, кровь превратилась в красную помаду. Хью промыл ей глаза, потратив на каждый по капле воды. Он шептал ей преувеличенные и не очень комплименты, а она тем временем пила редкими маленькими глотками.
– Я шел по оставленным вами пятнам магнезии. Кьюба, это было все равно что руководствоваться провидением. Я чуть не угробился. Я совсем растерялся, и моя единственная надежда состояла в том, чтобы постараться думать вашими мыслями. Без вас я, скорее всего, так и не нашел бы дороги, вы привели меня прямо к себе.
– Да, – ответила она шепотом. – Я привела вас к себе.
Вода смыла ее первоначальную свирепость.
– Вы можете есть? Вам необходимо съесть хоть немного.
Сам он, пожалуй, не смог бы проглотить ни кусочка при этом зловонии, рядом с ужасной безглазой головой. Но она, затрясшись, как наркоман в ломке, жадно откусила кусочек белкового брикета, приправленного шоколадом.
Он вытер сажу с ее бровей, лба и висков. Ей было лет двадцать с небольшим. После разговоров Огастина насчет ведьмы он ожидал увидеть иссушенную солнцем колдунью, покрытую преждевременными морщинами, жилистую, отощавшую от бега наперегонки с волками. Нечто вроде Джошуа в женском обличии. Но под грязью не оказалось ни морщин, ни признаков неистовства берсеркера. Когда он промыл ее налитые кровью глаза, они оказались ярко-зелеными. Ее тело было зрелым и привлекательным.
Она всмотрелась в его лицо.
– Ваши глаза…
Его глаза, обведенные синяками, бакенбарды, в которых застряли корки запекшейся крови, перемазанная копотью кожа… Хью смущенным движением потер покрытый недельной щетиной подбородок.
– Я не всегда такой урод.
– Я запомню вас, – сказала она.
Они еще долго перешептывались. Она прижималась щекой к его ладони. В другой обстановке их можно было бы принять за любовников, изнемогших от близости.
Хью видел, что с толком использует время. Объятие, в котором она сжимала труп, понемногу расслаблялось.
Огонь в глазах угасал. Транквилизатор начал действовать.
Он осторожно прислонил ее голову к стене. Невзирая на усталость, она все так же, не отрываясь, смотрела ему в глаза. Он погладил ее закопченные волосы.
– Хью Гласс, – сказала она.
Он мгновенно прокрутил в памяти все свои слова. Совершенно точно: он не называл своей фамилии.
– Откуда вы знаете?
Она улыбнулась. Мона Лиза с ожогами от веревки и свалявшейся в колтуны шевелюрой.
Снизу донесся голос Огастина. Он спорил с кем-то по радио… снова спорил.
– Это все ерунда, – говорил он. – Разберитесь. Поговорите с ними. Вытащите нас немедленно.
Хью попытался прислушаться, но Кьюба требовала, чтобы он уделял все внимание ей. Притянув его к себе, она сказал чуть слышным шепотом:
– Не бросайте меня.
Бедняжка.
– Вы очень скоро отправитесь домой, – сказал он. – Вас ждут. На вершине дежурит команда. Они спустят носилки. Отсюда вы поедете с удобствами. Лежите себе и любуйтесь видами. Мы уже почти дома.
В ее глазах снова вспыхнул прежний свет: тигр, о тигр, светло горящий. Она медленно, осознанно покачала головой.
– Это не так-то легко, Хью.
Он подумал, что она возражала из упрямства. Еще пятьсот футов, и она со своими сестрами закончила бы восхождение. Теперь же оказалось, что все их усилия были тщетны, их перечеркнуло падение. Даже гордое название стена Троянок будет захоронено и забыто. Поскольку традиция дозволяет именовать маршруты только тем группам, которые проходят их до конца, и не могло быть сомнений, что новые группы уже готовят снаряжение, собираясь именно сюда.
К тому времени их восхождение, а также совпавший с ним пожар превратятся в легенду. По альпинистскому сообществу распространится известие о несчастном случае. Стена Троянок (хотя, может быть, ее назовут как-то иначе) получит известность людоедского маршрута, и честолюбивые скалолазы толпой ринутся на ее покорение. Нельзя же забывать, что, после того как Кракауэр издал «В разреженном воздухе», цена услуг проводников при восхождениях на Эверест сильно подскочила.
– Мы не можем просто так уйти отсюда, – прошептала женщина.
– Мне очень жаль, – ответил Хью, – но и оставаться здесь мы тоже не можем.
Гирлянда молитвенных флагов заколебалась. Хью посмотрел вниз. В дыму появились рваные просветы. На лицо повеял легкий ветерок.
– Еще не все закончилось. – Она произнесла это как прорицание.
– Да, – согласился он. – Вы всегда сможете вернуться. За каждым сезоном приходит следующий. – Именно так сказали ему рейнджеры. Но это была ложь, и он это знал.
Хью представил себе, как покорители больших стен, суровые мужчины вроде Огастина, его самого и Льюиса (какими они были много лет назад), перезваниваются друг с другом и шлют послания по электронной почте, составляя планы безотлагательной атаки на стену, не дожидаясь даже эвакуации погибших и раненых. На альпинистах можно было изучать теорию Дарвина. Во всяком случае, Хью всегда был в этом уверен. Побеждали самые сильные и способные. Целью было покорение непокоренного. В королевстве камня правила меритократия, доказавшая свои права потом и кровью. И все же он искренне сожалел о потере Кьюбы. Она и ее подруги одолели этот маршрут. Они заслуживали большего, нежели краткое упоминание в чьем-нибудь описании более успешного восхождения.
– Мы звали вас, – сказала она. – И вы пришли.
Ее глаза начали понемногу затуманиваться, но она все еще сохраняла власть над той силой, которую Огастин так яростно ненавидел. Этот волшебный театр составлял врожденную часть ее существа. И это понравилось Хью.
– Да, я здесь, – улыбнулся он.
И вдруг вспомнил шепот, послышавшийся ему среди деревьев возле тела разбившейся девушки. А на следующее утро была песня в камне, слишком тихая для того, чтобы ее по-настоящему расслышать, но звавшая его в высоту. И выше на стене он не раз слышал среди ночи свое имя. Можно было подумать, что его действительно кто-то звал.
Ее взгляд вновь смягчился. Но она продолжала бороться с действием наркотика.
– Я не стала бы звать вас сюда просто так, – сказала она.
Он погладил ее по голове.
– Вы сами сказали это, Кьюба. Я не мог не прийти.
Она улыбнулась окровавленными губами и что-то пробормотала. Он склонился поближе, уверенный, что неправильно расслышал. Конечно же, она должна была сказать что-то ласковое.
– Что вы сказали?
Она повторила, снова почти любовным тоном.
– Ты круто обломался, Хью Гласс.
Он отдернул голову. Они вернулись к самому началу. Он – спасатель, она – полусумасшедшая женщина, живущая в мире призраков.
– Вам ни к чему бороться со мной, Кьюба. Вы спасены. Поверьте мне.
– Знаете, она говорит со мной, – произнесла она вместо ответа.
Хью посмотрел на то единственное, чем обладала Кьюба, на ее компаньонку – безжизненное тело. Затянувшееся объятие с Анди стало для нее губительным. Она, пожалуй, в самом буквальном смысле находилась в смертной тени. Эта девочка-дикарка еще много лет будет нуждаться в помощи психиатров.
– Не волнуйтесь, Кьюба. Она тоже пойдет с нами.
Ее лицо напряглось. Страх на минуту сделал его уродливым.
– Мы нужны ей не для этого. Она приходит и уходит, когда захочет. – Живая, добавил про себя Хью, потом мертвая. Ее воображаемая компаньонка. Сначала болтавшаяся на веревке, а теперь улегшаяся у нее на коленях.
Огастин продолжал переговоры по радио.
– Потом? Но это может затянуться на несколько дней. Положение критическое. Помощь нужна нам сегодня. Немедленно. – Последовала пауза, а потом он сказал: – Но ведь там должен быть хоть кто-нибудь.
Хью почувствовал, как у него екнуло сердце. Он раскрыл рот, чтобы спросить, что случалось. Но Кьюба вдруг схватила его за руку. Это немало удивило его.
Она напомнила ему Рэйчел, когда та в баре, накануне восхождения, читала его линию жизни. Правда, сейчас не было никакой мягкости, ничего похожего на флирт. Хватка музы была суровой. Ее рука оказалась побитой, мозолистой и твердой, как копыто. У него защемило сердце, когда он заметил, что три ногтя у нее склеены эпоксидной смолой – сломала во время восхождения. Ничего не могло остановить ее. Эта женщина была олицетворением силы духа.
Потом он увидел свежие ссадины от веревки на ее ладони и поразился еще больше. Вот она, разгадка тайны. Объяснение того, как мертвая женщина вернулась в разоренный лагерь.
Оставшаяся в одиночестве, полумертвая, Кьюба все же умудрилась найти в себе силы, чтобы вытащить веревку, на которой болталось тело Анди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Хью залез еще немного выше. Она не могла дотянуться до воды, да он и не собирался давать бутылку ей в руки. Она была не в своем уме, и с нее сталось бы выбросить ее. Да и вообще, ее необходимо было приручить.
Широкими, медленными движениями, так, чтобы ей все было хорошо видно, он отвинтил крышку. Налил в замотанную грязным пластырем ладонь – совсем немного, ровно столько, чтобы она уловила запах. Ее взгляд метнулся к воде.
Он поставил колено на платформу.
Вода пролилась сквозь его пальцы. Женщина нахмурилась. Прекрасно, подумал Хью. Она заметила воду. Заметила ее потерю. Теперь все в его руках.
Он встал на оба колена. Платформа закачалась.
– Я проделал долгий путь, чтобы помочь вам, – сказал он, подняв бутылку.
Женщина, не отрывая от нее взгляда, слегка запрокинула голову.
– Откройте рот, – сказал он и влил в рот немного, несколько чайных ложек воды.
Язык беспокойно зашевелился. Она застонала.
Он знал по собственному опыту сладкую чистоту вкуса первого глотка. Ему пришлось страдать от жажды совсем не так долго, как Кьюбе, – всего лишь ночь и два дня. Хотя в определенном смысле у выживания была своя собственная непреодолимая граница. Ты переживаешь тех, кто умер, вот и все. Он налил ей в рот еще немного воды.
– Не торопитесь, – сказал он. – У меня есть все, что вы можете захотеть. Я ваш друг, Кьюба.
Сквозь матерчатый пол он услышал потрескивание статического электричества. Огастин связывался со спасателями. Кьюба, кажется, не обратила на эти звуки никакого внимания.
– Хью, – прошептала она.
Как бы в награду, он набрал в ладонь воды и налил ей на лоб.
– Кьюба, – сказал он, как будто происходило крещение.
Ее глаза закатились в совершенном экстазе. Он вспомнил барханы. Белое солнце тогда сожгло его чуть ли не дочерна. Прохладная вода испарялась, едва успев прикоснуться к коже.
Он по капельке лил воду между пальцев ей на лицо, а когда чашечка ладони опустела, прикоснулся к коже пальцами. Она не испугалась и не отдернула голову. Совсем наоборот. Она прижалась щекой к его ладони.
– Хью.
Стоять рядом с ней на коленях было очень неудобно, там почти не было места. Вонь была ужасающей. Но ему удалось установить с ней контакт. Она открыла рот, и он скупо отмерил ей еще несколько глотков. И все это время он говорил.
У них могла быть только одна общая тема. Ею он и воспользовался.
– Стена Троянок, – сказал он. – Кьюба, вы лезли, как святые. Как последние святые на этом свете. Женщины. Без всякого страха божьего. Вы понимаете, что я хочу сказать? То, что вы сделали, останется на века. Я пришел издалека. Я был скальной крысой еще до вашего рождения, и можете мне поверить: никогда еще не видел ничего подобного. Вы создавали настоящий шедевр. Я говорю совершенно честно. Капитан оставил напоследок свои главные шедевры. – Он продолжал болтать в таком же духе, беззастенчиво заимствуя выражения Льюиса и его похожие на рэп дорожные монологи. – Это ведь вы нашли путь в Глаз Циклопа?
Она кивнула.
– Невероятно.
Она улыбнулась. На растрескавшихся губах алыми жемчужинами блестели капельки крови. Когда она облизала губы увлажнившимся наконец-то языком, кровь превратилась в красную помаду. Хью промыл ей глаза, потратив на каждый по капле воды. Он шептал ей преувеличенные и не очень комплименты, а она тем временем пила редкими маленькими глотками.
– Я шел по оставленным вами пятнам магнезии. Кьюба, это было все равно что руководствоваться провидением. Я чуть не угробился. Я совсем растерялся, и моя единственная надежда состояла в том, чтобы постараться думать вашими мыслями. Без вас я, скорее всего, так и не нашел бы дороги, вы привели меня прямо к себе.
– Да, – ответила она шепотом. – Я привела вас к себе.
Вода смыла ее первоначальную свирепость.
– Вы можете есть? Вам необходимо съесть хоть немного.
Сам он, пожалуй, не смог бы проглотить ни кусочка при этом зловонии, рядом с ужасной безглазой головой. Но она, затрясшись, как наркоман в ломке, жадно откусила кусочек белкового брикета, приправленного шоколадом.
Он вытер сажу с ее бровей, лба и висков. Ей было лет двадцать с небольшим. После разговоров Огастина насчет ведьмы он ожидал увидеть иссушенную солнцем колдунью, покрытую преждевременными морщинами, жилистую, отощавшую от бега наперегонки с волками. Нечто вроде Джошуа в женском обличии. Но под грязью не оказалось ни морщин, ни признаков неистовства берсеркера. Когда он промыл ее налитые кровью глаза, они оказались ярко-зелеными. Ее тело было зрелым и привлекательным.
Она всмотрелась в его лицо.
– Ваши глаза…
Его глаза, обведенные синяками, бакенбарды, в которых застряли корки запекшейся крови, перемазанная копотью кожа… Хью смущенным движением потер покрытый недельной щетиной подбородок.
– Я не всегда такой урод.
– Я запомню вас, – сказала она.
Они еще долго перешептывались. Она прижималась щекой к его ладони. В другой обстановке их можно было бы принять за любовников, изнемогших от близости.
Хью видел, что с толком использует время. Объятие, в котором она сжимала труп, понемногу расслаблялось.
Огонь в глазах угасал. Транквилизатор начал действовать.
Он осторожно прислонил ее голову к стене. Невзирая на усталость, она все так же, не отрываясь, смотрела ему в глаза. Он погладил ее закопченные волосы.
– Хью Гласс, – сказала она.
Он мгновенно прокрутил в памяти все свои слова. Совершенно точно: он не называл своей фамилии.
– Откуда вы знаете?
Она улыбнулась. Мона Лиза с ожогами от веревки и свалявшейся в колтуны шевелюрой.
Снизу донесся голос Огастина. Он спорил с кем-то по радио… снова спорил.
– Это все ерунда, – говорил он. – Разберитесь. Поговорите с ними. Вытащите нас немедленно.
Хью попытался прислушаться, но Кьюба требовала, чтобы он уделял все внимание ей. Притянув его к себе, она сказал чуть слышным шепотом:
– Не бросайте меня.
Бедняжка.
– Вы очень скоро отправитесь домой, – сказал он. – Вас ждут. На вершине дежурит команда. Они спустят носилки. Отсюда вы поедете с удобствами. Лежите себе и любуйтесь видами. Мы уже почти дома.
В ее глазах снова вспыхнул прежний свет: тигр, о тигр, светло горящий. Она медленно, осознанно покачала головой.
– Это не так-то легко, Хью.
Он подумал, что она возражала из упрямства. Еще пятьсот футов, и она со своими сестрами закончила бы восхождение. Теперь же оказалось, что все их усилия были тщетны, их перечеркнуло падение. Даже гордое название стена Троянок будет захоронено и забыто. Поскольку традиция дозволяет именовать маршруты только тем группам, которые проходят их до конца, и не могло быть сомнений, что новые группы уже готовят снаряжение, собираясь именно сюда.
К тому времени их восхождение, а также совпавший с ним пожар превратятся в легенду. По альпинистскому сообществу распространится известие о несчастном случае. Стена Троянок (хотя, может быть, ее назовут как-то иначе) получит известность людоедского маршрута, и честолюбивые скалолазы толпой ринутся на ее покорение. Нельзя же забывать, что, после того как Кракауэр издал «В разреженном воздухе», цена услуг проводников при восхождениях на Эверест сильно подскочила.
– Мы не можем просто так уйти отсюда, – прошептала женщина.
– Мне очень жаль, – ответил Хью, – но и оставаться здесь мы тоже не можем.
Гирлянда молитвенных флагов заколебалась. Хью посмотрел вниз. В дыму появились рваные просветы. На лицо повеял легкий ветерок.
– Еще не все закончилось. – Она произнесла это как прорицание.
– Да, – согласился он. – Вы всегда сможете вернуться. За каждым сезоном приходит следующий. – Именно так сказали ему рейнджеры. Но это была ложь, и он это знал.
Хью представил себе, как покорители больших стен, суровые мужчины вроде Огастина, его самого и Льюиса (какими они были много лет назад), перезваниваются друг с другом и шлют послания по электронной почте, составляя планы безотлагательной атаки на стену, не дожидаясь даже эвакуации погибших и раненых. На альпинистах можно было изучать теорию Дарвина. Во всяком случае, Хью всегда был в этом уверен. Побеждали самые сильные и способные. Целью было покорение непокоренного. В королевстве камня правила меритократия, доказавшая свои права потом и кровью. И все же он искренне сожалел о потере Кьюбы. Она и ее подруги одолели этот маршрут. Они заслуживали большего, нежели краткое упоминание в чьем-нибудь описании более успешного восхождения.
– Мы звали вас, – сказала она. – И вы пришли.
Ее глаза начали понемногу затуманиваться, но она все еще сохраняла власть над той силой, которую Огастин так яростно ненавидел. Этот волшебный театр составлял врожденную часть ее существа. И это понравилось Хью.
– Да, я здесь, – улыбнулся он.
И вдруг вспомнил шепот, послышавшийся ему среди деревьев возле тела разбившейся девушки. А на следующее утро была песня в камне, слишком тихая для того, чтобы ее по-настоящему расслышать, но звавшая его в высоту. И выше на стене он не раз слышал среди ночи свое имя. Можно было подумать, что его действительно кто-то звал.
Ее взгляд вновь смягчился. Но она продолжала бороться с действием наркотика.
– Я не стала бы звать вас сюда просто так, – сказала она.
Он погладил ее по голове.
– Вы сами сказали это, Кьюба. Я не мог не прийти.
Она улыбнулась окровавленными губами и что-то пробормотала. Он склонился поближе, уверенный, что неправильно расслышал. Конечно же, она должна была сказать что-то ласковое.
– Что вы сказали?
Она повторила, снова почти любовным тоном.
– Ты круто обломался, Хью Гласс.
Он отдернул голову. Они вернулись к самому началу. Он – спасатель, она – полусумасшедшая женщина, живущая в мире призраков.
– Вам ни к чему бороться со мной, Кьюба. Вы спасены. Поверьте мне.
– Знаете, она говорит со мной, – произнесла она вместо ответа.
Хью посмотрел на то единственное, чем обладала Кьюба, на ее компаньонку – безжизненное тело. Затянувшееся объятие с Анди стало для нее губительным. Она, пожалуй, в самом буквальном смысле находилась в смертной тени. Эта девочка-дикарка еще много лет будет нуждаться в помощи психиатров.
– Не волнуйтесь, Кьюба. Она тоже пойдет с нами.
Ее лицо напряглось. Страх на минуту сделал его уродливым.
– Мы нужны ей не для этого. Она приходит и уходит, когда захочет. – Живая, добавил про себя Хью, потом мертвая. Ее воображаемая компаньонка. Сначала болтавшаяся на веревке, а теперь улегшаяся у нее на коленях.
Огастин продолжал переговоры по радио.
– Потом? Но это может затянуться на несколько дней. Положение критическое. Помощь нужна нам сегодня. Немедленно. – Последовала пауза, а потом он сказал: – Но ведь там должен быть хоть кто-нибудь.
Хью почувствовал, как у него екнуло сердце. Он раскрыл рот, чтобы спросить, что случалось. Но Кьюба вдруг схватила его за руку. Это немало удивило его.
Она напомнила ему Рэйчел, когда та в баре, накануне восхождения, читала его линию жизни. Правда, сейчас не было никакой мягкости, ничего похожего на флирт. Хватка музы была суровой. Ее рука оказалась побитой, мозолистой и твердой, как копыто. У него защемило сердце, когда он заметил, что три ногтя у нее склеены эпоксидной смолой – сломала во время восхождения. Ничего не могло остановить ее. Эта женщина была олицетворением силы духа.
Потом он увидел свежие ссадины от веревки на ее ладони и поразился еще больше. Вот она, разгадка тайны. Объяснение того, как мертвая женщина вернулась в разоренный лагерь.
Оставшаяся в одиночестве, полумертвая, Кьюба все же умудрилась найти в себе силы, чтобы вытащить веревку, на которой болталось тело Анди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48