Добравшись до места окольными тропами, дабы не попасться на глаза каким бы то ни было властям, они наконец вламываются в переходную камеру последнего владыки Нила – и встречает их насмешливое извинение в виде пустой комнаты: «Здесь, каторжник, тебе ничего не светит, грабительствуй в другом месте». И никто, кроме остроглазого подельника, не заметит слабый абрис на задней стене – контур еще одной двери, при всем желании почти необнаружимой, однако бесспорно имеющейся. И даже Р. М. Трилипуш, по праву ставший цареоткрывателем, не замечал его до 20.00. Его рабочие ушли, а сам он пребывал в некоторой тревоге.
РИС. «D». ПУСТАЯ КАМЕРА. ИСПРАВЛЕННЫЙ ПЛАН
Филигранная работа долотом и щеткой, несколько забитых клиньев – и никаких сомнений не остается. Завтра мы проникнем еще глубже в замечательный лабиринт, сотворенный для нас нашим господином Атум-хаду. Его загадка, в свою очередь, является решением другой загадки, над которой ломал голову сам царь, остроумнейшим решением ужасающе запутанного, сложнейшего Парадокса Гробницы за всю историю этой фантастической страны!
Вспомним катрен 78 (есть в отрывках «А», «В» и «С», из книги «Коварство и любовь в Древнем Египте», «Университетское издательство Гарварда», 1923 г.):
Ни пес, зорчайший из салуки, ни сокол не увидят, нет,
Как в рот и зад имею я Изиду по-грубому, без слов.
Маат меня целует влажно слева, а справа – грудь Сехмет,
Воры, предатели, враги пройдут над нами,
ослеплены безмерностью песков.
Замечательное, лучшее описание как Парадокса Гробницы, так и утех подземного мира! Да, древнего счастливца, если бы он нашел вход в пристанище Атум-хаду, ждала обескураживающе пустая камера, скорее всего, кем-то уже обчищенная. Выдвинем здесь гипотезу, как именно был разрешен в данном случае Парадокс Гробницы: предположим, человек, который запечатал вторую, внутреннюю дверь (дверь «В»), был по приказу Атум-хаду убит человеком, запечатавшим позже дверь «А», а тот, в свою очередь, пал жертвой третьего человека, который не знал ничего ни о местонахождении гробницы, ни даже о том, что стоит за убийством, которое он подрядился совершить. После смерти Атум-хаду в мир иной отправляются два человека, никак не связанные с царем, даже исполнители ни о чем не ведают; вряд ли хоть кто-то хватился этих двоих, когда на Египет пала тьма.
Завтра мы проникнем в царскую усыпальницу и прервем череду ненасытных наслаждений, которым Атум-хаду предается со своими вечными любовницами. Этой ночью, забывшись сном в Пустой Камере, я почти слышу его ровное дыхание: утолив страсть, он знает, что его приказы исполнены, люди умерщвлены, концы схоронены; что его женщины будут ублажать его всегда; что он перехитрил саму нашу злопамятную родительницу – Время.
Вторник, 14 ноября 1922 года
Ахмед вернулся, ходит пристыженный и довольный, что нашлась дверь «В». «Мой господин Трилипуш, ваш соколиный взор, ваш собачий нюх, сердце, что никогда вас не подводит, – пример для всех нас, вы олицетворяете собой все, чем англичане одарили Египет…»
Невзирая на колеблющийся свет фонаря и потогонный зной, мы снова взялись за работу и наметили контур второй двери. Мы проверили и перепроверили ее на предмет печатей, надписей, любого рода знаков и, к моей вящей радости, не нашли ровным счетом ничего; тем самым моя гипотеза относительно предназначения Пустой Камеры лишний раз подтвердилась. Я позволил каждому использовать увеличительное стекло, и шесть раз мы сказали одно и то же: пусто.
Сейчас двое из моих людей стоят на страже у входа, еще двое отправились, когда в том возникла нужда, за водой и снаряжением, а я бережно и аккуратно работаю долотом. Ахмеду, чтобы он перестал слоняться взад-вперед, будто нервная старуха, я велел держать фонарь.
Абрис двери углублялся и прояснялся стремительно, словно желтоватая стена ее почти и не маскировала; мы все глубже погрязали в деяниях ожидавшего нас царя. Нам определенно необходим лом, и не один; кроме того, пол Пустой Камеры от тропы и до второй двери идет под уклоном вниз, а потому нам, скорее всего, понадобятся колесные носилки, притом прочные, чтобы возможно стало извлечь из гробницы вторую дверь, положив ее набок и протащив сквозь дверной проем «А»; когда-нибудь Департамент древностей решит вернуть ее на место и оставить приоткрытой in situ , дабы затрепетали от волненья туристы-пуристы.
Приняв во внимание все эти осложнения и уверившись в том, что препятствие в виде двери «В» для воров неодолимо, я оставил рабочих сторожить вход и спать в Пустой Камере под простынями с грифом, коброй, сфинксом и «ГОР ПОЖИРАЕТ», а сам вернулся в город. Интересно, какова семейная жизнь у этих людей, если их не ждут дома и они готовы по первому требованию заночевать в пустыне?
На почте – письмо от моей невесты, отосланное двадцать четыре дня назад (целую жизнь назад, до нашей находки!) и каблограмма от Владыки Щедрости, доказывающая, что он достоин своего титула не менее любого другого, кто этим титулом обладал: «ОЧЕНЬ ХОРОШО! СООБЩИ ПОДРОБНОСТИ. ПЕРЕВОД В ПУТИ». Закупил ломы, провиант и т. д.
Сейчас, удалившись от гробницы, я сижу в сумерках на террасе виллы Трилипуш с антималярийным коктейлем в руке и мурлычущей Мэгги на коленях, слушаю патефон и думаю о том, что же увижу за дверью «В». Светит фонарь, тени ложатся на белые стены, дверь позади нас, от изумления мы выпускаем ломы из рук… Завтра!
21 окт.
Привет-привет, Ральфи!
Пока ты там охотишься за чернокожими девочками в касбах (да, сэр, я тут недавно ходила в синематограф и теперь точно знаю, с чего это тебя, мой нечестивый Шейх, понесло в Египет и Аравию), я не желаю сидеть сиднем и слушать нудятину Инге про суровые зимы Исландии, понятно вам, мистер?
Мне удалось-таки выскользнуть на пару ну просто здоровских вечеринок в заведении Дж. П., ты бы это, я знаю, точно не одобрил. Хотелось бы мне знать, что именно ты бы не одобрил: заведение Дж. П. или меня на здоровской вечеринке? Если честно, если б ты видел, как мне тут приходится, ты бы подумал, что меня упекли в тюрьму или что-то в этом роде.
Может, тебе будет интересно узнать, что Дж. П. познакомил меня со своим другом, как там его зовут, на языке вертится, а, вот: Корнелиус Мэйси. Ну вот, этот Корнелиус на меня запал, да, а еще он так танцует! Мы познакомились во вторник, и он появляется уже четвертую ночь подряд. Дж. П. тут обмолвился, что у этого парня Корни денег ну просто завались. Одевается он точно как магнат. Мне нравится, когда меня заваливают деньгами, да-да, мистер Трилипуш, вот так-то!
Остынь, бриташечка. Он для меня ничего не значит, ты – мой единственный, мой исследователь, мой Герой.
Ищейка тоже со мной любезничает. Не знаю, что и думать. Я тебе прямо скажу, там и смотреть не на что. Дня через два после того, как он появился, я собиралась пойти на девичник, ну как раньше, вышла из дому, смотрю – ищейка стоит, меня поджидает и говорит: «Пошли, я тебя угощу». А девочку не нужно приглашать дважды.
Что ты привезешь оттуда своей Царице? Знаю, знаю, гробница под завязку набита драгоценностями, которым миллион лет. Египетские украшения сейчас в моде, это здорово. Только не надо ничего б/у и с плесенью. Понимаешь, Ральфи, девочка не будет носить на шее музейный экспонат, это я тебе говорю.
А ищейка – там, и смотреть не на что. Волосы цвета морковки, кожа в рытвинах. Правда, он меня стесняется, в глаза мне смотреть не может. Это верный знак – значит, втрескался по уши. Ты, мой Герой, тут исключение, ты когда рассказывал свои грязные стихи, глядел на меня прямо-прямо. А этот – он провожает меня в заведение Дж. П., когда мне охота, когда становится скучно и надо ночью повеселиться, и он трогательный, как щенок. И вот что я тебе скажу: он говорит, что ищет какого-то австралийского мальчика, а на самом деле интересуется тобой. Мне кажется, он еще и потому интересуется, что хочет узнать, свободно ли мое сердце для нового парня. Нет, Ральфи, не волнуйся – и приезжай быстрее домой! Я тебя совсем задразнила, да? Но ты посмотри на все моими глазами. У тебя там приключения. А со мной обращаются, как с заключенным, – только потому, что я сейчас крошечную чуточку нездорова.
Интересно, ты уже нашел сокровища? Как думаешь, стены гробницы Атум-хаду – они какие? Если вспомнить его стихи – ум за разум заходит, сразу становится ясно, что в его гробнице наверняка есть на что посмотреть! Даже и не думай, мистер, или по крайней мере отложи эти мысли до возвращения. Я тебя жду не дождусь, Герой, чиста, как первый снег.
Но ты так далеко, так далеко от меня – ужас, да? А я с той минуты, когда ты прыгнул на корабль и помахал мне шляпой, не получила от тебя ни строчечки. Я засыпаю, представляя, как ты читаешь мне стихи царя – порочные, страстные. Иногда я просыпаюсь и вижу, что Инге читает твою книгу. Немудрено.
Как долго ты там еще пробудешь? Здесь скучно, это ты виноват. С тобой мне ни разу не было скучно, даже когда мы смотрели на скучное старое разломанное кресло фараона в музее. Пришла пора что-то менять, Ральфи. Я хочу замуж. Я заслуживаю лучшего, разве нет? Я заслуживаю того, что ты мне обещал. Мне тут больше не нравится, не нравится Инге, не нравится сейчас даже папочка.
Так-то вот!
м.
Среда, 15 ноября 1922 года
Встал затемно.
Рассвет застал меня на участке; с собой я принес провиант, воду, еще два электрических фонаря. Легкими пинками разбудил своих людей, уютно расположившихся в Пустой Камере.
И вновь в пролом! Устанавливать рычаги, вставлять клинья, пытаться ввинтить крюки, напрягать позвоночник, прикатывать обратно нерасплющенные валики, выслушивать жалобы рабочих (чем ближе цель, тем громче жалобы) на скользкие веревки, от которых их ладони покрылись волдырями (забыл купить им перчатки), тянуть влево, толкать вправо.
Обед. Мне нужна тяжелая техника, которую я не могу купить и открыто привезти на участок. Как обойти этот упрямый угол, из-за которого дверь словно тяжелее? Может быть, мне следует относиться к находке менее бережно и попросту разбить дверь на мелкие кусочки. Но на это я не пойду при всем желании. Мы расчищаем, дабы сохранить.
Наше продвижение вперед – каторжное, на фоне недомоганий, кровоподтеков и адски болезненных лопнувших волдырей оно почти незаметно. В сумерках я отослал рабочих по домам и рухнул на походную кровать, кожей ощущая переменчивые сквозняки и ветреное тепло Пустой Камеры.
Четверг, 16 ноября 1922 года
К Маргарет: 3.30 утра, пишу при свете лампы. Проснулся оттого, что ломило все тело. По ночам я уже не могу спать дольше четырех часов, и сон мой беспокоен. Думаю о тебе, кошмарно далекой, моей сладкой, моей верной – вопреки всем невзгодам, невзирая на твой странный мир, сотворенный отцовскими деньгами, и мглу медикаментов, и тревожные скачки настроения, и эксцентрика Феррелла с его попытками отвратить тебя от меня, и докучливую компанию Инге, которая, я склонен согласиться, действительно могла упасть в объятия твоего отца.
Дневник: Полдень. После нескольких часов работы дверь на волосок тронулась с места и с каждым новым рывком сдвигалась еще на чуть-чуть. После полудня я могу заглянуть в щель: там золото, в этом нет никаких сомнений, оно сверкает, практически отражаясь в моих испуганных глазах. Перед последним заходом позволил людям малость отдохнуть. «Почему не кувалдой?» – спрашивает Ахмед по-английски, и я в изумлении вижу, что он серьезен. Невероятно, но эти люди не понимают, что мы делаем ради их же блага! Начал было объяснять ему основы археологии, но все-таки надо беречь силы, к тому же его все это явно не слишком интересует.
Четверг, пятница и суббота, 16, 17 и 18 ноября, записано в субботу, 18 ноября 1922 года
Дневник: Прорывы и временные, ничего не значащие отступления. Мучительно больно.
16-го, еще час провозившись с ломами и веревками, мы одержали пиррову победу, оказавшись в описанной выше ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
РИС. «D». ПУСТАЯ КАМЕРА. ИСПРАВЛЕННЫЙ ПЛАН
Филигранная работа долотом и щеткой, несколько забитых клиньев – и никаких сомнений не остается. Завтра мы проникнем еще глубже в замечательный лабиринт, сотворенный для нас нашим господином Атум-хаду. Его загадка, в свою очередь, является решением другой загадки, над которой ломал голову сам царь, остроумнейшим решением ужасающе запутанного, сложнейшего Парадокса Гробницы за всю историю этой фантастической страны!
Вспомним катрен 78 (есть в отрывках «А», «В» и «С», из книги «Коварство и любовь в Древнем Египте», «Университетское издательство Гарварда», 1923 г.):
Ни пес, зорчайший из салуки, ни сокол не увидят, нет,
Как в рот и зад имею я Изиду по-грубому, без слов.
Маат меня целует влажно слева, а справа – грудь Сехмет,
Воры, предатели, враги пройдут над нами,
ослеплены безмерностью песков.
Замечательное, лучшее описание как Парадокса Гробницы, так и утех подземного мира! Да, древнего счастливца, если бы он нашел вход в пристанище Атум-хаду, ждала обескураживающе пустая камера, скорее всего, кем-то уже обчищенная. Выдвинем здесь гипотезу, как именно был разрешен в данном случае Парадокс Гробницы: предположим, человек, который запечатал вторую, внутреннюю дверь (дверь «В»), был по приказу Атум-хаду убит человеком, запечатавшим позже дверь «А», а тот, в свою очередь, пал жертвой третьего человека, который не знал ничего ни о местонахождении гробницы, ни даже о том, что стоит за убийством, которое он подрядился совершить. После смерти Атум-хаду в мир иной отправляются два человека, никак не связанные с царем, даже исполнители ни о чем не ведают; вряд ли хоть кто-то хватился этих двоих, когда на Египет пала тьма.
Завтра мы проникнем в царскую усыпальницу и прервем череду ненасытных наслаждений, которым Атум-хаду предается со своими вечными любовницами. Этой ночью, забывшись сном в Пустой Камере, я почти слышу его ровное дыхание: утолив страсть, он знает, что его приказы исполнены, люди умерщвлены, концы схоронены; что его женщины будут ублажать его всегда; что он перехитрил саму нашу злопамятную родительницу – Время.
Вторник, 14 ноября 1922 года
Ахмед вернулся, ходит пристыженный и довольный, что нашлась дверь «В». «Мой господин Трилипуш, ваш соколиный взор, ваш собачий нюх, сердце, что никогда вас не подводит, – пример для всех нас, вы олицетворяете собой все, чем англичане одарили Египет…»
Невзирая на колеблющийся свет фонаря и потогонный зной, мы снова взялись за работу и наметили контур второй двери. Мы проверили и перепроверили ее на предмет печатей, надписей, любого рода знаков и, к моей вящей радости, не нашли ровным счетом ничего; тем самым моя гипотеза относительно предназначения Пустой Камеры лишний раз подтвердилась. Я позволил каждому использовать увеличительное стекло, и шесть раз мы сказали одно и то же: пусто.
Сейчас двое из моих людей стоят на страже у входа, еще двое отправились, когда в том возникла нужда, за водой и снаряжением, а я бережно и аккуратно работаю долотом. Ахмеду, чтобы он перестал слоняться взад-вперед, будто нервная старуха, я велел держать фонарь.
Абрис двери углублялся и прояснялся стремительно, словно желтоватая стена ее почти и не маскировала; мы все глубже погрязали в деяниях ожидавшего нас царя. Нам определенно необходим лом, и не один; кроме того, пол Пустой Камеры от тропы и до второй двери идет под уклоном вниз, а потому нам, скорее всего, понадобятся колесные носилки, притом прочные, чтобы возможно стало извлечь из гробницы вторую дверь, положив ее набок и протащив сквозь дверной проем «А»; когда-нибудь Департамент древностей решит вернуть ее на место и оставить приоткрытой in situ , дабы затрепетали от волненья туристы-пуристы.
Приняв во внимание все эти осложнения и уверившись в том, что препятствие в виде двери «В» для воров неодолимо, я оставил рабочих сторожить вход и спать в Пустой Камере под простынями с грифом, коброй, сфинксом и «ГОР ПОЖИРАЕТ», а сам вернулся в город. Интересно, какова семейная жизнь у этих людей, если их не ждут дома и они готовы по первому требованию заночевать в пустыне?
На почте – письмо от моей невесты, отосланное двадцать четыре дня назад (целую жизнь назад, до нашей находки!) и каблограмма от Владыки Щедрости, доказывающая, что он достоин своего титула не менее любого другого, кто этим титулом обладал: «ОЧЕНЬ ХОРОШО! СООБЩИ ПОДРОБНОСТИ. ПЕРЕВОД В ПУТИ». Закупил ломы, провиант и т. д.
Сейчас, удалившись от гробницы, я сижу в сумерках на террасе виллы Трилипуш с антималярийным коктейлем в руке и мурлычущей Мэгги на коленях, слушаю патефон и думаю о том, что же увижу за дверью «В». Светит фонарь, тени ложатся на белые стены, дверь позади нас, от изумления мы выпускаем ломы из рук… Завтра!
21 окт.
Привет-привет, Ральфи!
Пока ты там охотишься за чернокожими девочками в касбах (да, сэр, я тут недавно ходила в синематограф и теперь точно знаю, с чего это тебя, мой нечестивый Шейх, понесло в Египет и Аравию), я не желаю сидеть сиднем и слушать нудятину Инге про суровые зимы Исландии, понятно вам, мистер?
Мне удалось-таки выскользнуть на пару ну просто здоровских вечеринок в заведении Дж. П., ты бы это, я знаю, точно не одобрил. Хотелось бы мне знать, что именно ты бы не одобрил: заведение Дж. П. или меня на здоровской вечеринке? Если честно, если б ты видел, как мне тут приходится, ты бы подумал, что меня упекли в тюрьму или что-то в этом роде.
Может, тебе будет интересно узнать, что Дж. П. познакомил меня со своим другом, как там его зовут, на языке вертится, а, вот: Корнелиус Мэйси. Ну вот, этот Корнелиус на меня запал, да, а еще он так танцует! Мы познакомились во вторник, и он появляется уже четвертую ночь подряд. Дж. П. тут обмолвился, что у этого парня Корни денег ну просто завались. Одевается он точно как магнат. Мне нравится, когда меня заваливают деньгами, да-да, мистер Трилипуш, вот так-то!
Остынь, бриташечка. Он для меня ничего не значит, ты – мой единственный, мой исследователь, мой Герой.
Ищейка тоже со мной любезничает. Не знаю, что и думать. Я тебе прямо скажу, там и смотреть не на что. Дня через два после того, как он появился, я собиралась пойти на девичник, ну как раньше, вышла из дому, смотрю – ищейка стоит, меня поджидает и говорит: «Пошли, я тебя угощу». А девочку не нужно приглашать дважды.
Что ты привезешь оттуда своей Царице? Знаю, знаю, гробница под завязку набита драгоценностями, которым миллион лет. Египетские украшения сейчас в моде, это здорово. Только не надо ничего б/у и с плесенью. Понимаешь, Ральфи, девочка не будет носить на шее музейный экспонат, это я тебе говорю.
А ищейка – там, и смотреть не на что. Волосы цвета морковки, кожа в рытвинах. Правда, он меня стесняется, в глаза мне смотреть не может. Это верный знак – значит, втрескался по уши. Ты, мой Герой, тут исключение, ты когда рассказывал свои грязные стихи, глядел на меня прямо-прямо. А этот – он провожает меня в заведение Дж. П., когда мне охота, когда становится скучно и надо ночью повеселиться, и он трогательный, как щенок. И вот что я тебе скажу: он говорит, что ищет какого-то австралийского мальчика, а на самом деле интересуется тобой. Мне кажется, он еще и потому интересуется, что хочет узнать, свободно ли мое сердце для нового парня. Нет, Ральфи, не волнуйся – и приезжай быстрее домой! Я тебя совсем задразнила, да? Но ты посмотри на все моими глазами. У тебя там приключения. А со мной обращаются, как с заключенным, – только потому, что я сейчас крошечную чуточку нездорова.
Интересно, ты уже нашел сокровища? Как думаешь, стены гробницы Атум-хаду – они какие? Если вспомнить его стихи – ум за разум заходит, сразу становится ясно, что в его гробнице наверняка есть на что посмотреть! Даже и не думай, мистер, или по крайней мере отложи эти мысли до возвращения. Я тебя жду не дождусь, Герой, чиста, как первый снег.
Но ты так далеко, так далеко от меня – ужас, да? А я с той минуты, когда ты прыгнул на корабль и помахал мне шляпой, не получила от тебя ни строчечки. Я засыпаю, представляя, как ты читаешь мне стихи царя – порочные, страстные. Иногда я просыпаюсь и вижу, что Инге читает твою книгу. Немудрено.
Как долго ты там еще пробудешь? Здесь скучно, это ты виноват. С тобой мне ни разу не было скучно, даже когда мы смотрели на скучное старое разломанное кресло фараона в музее. Пришла пора что-то менять, Ральфи. Я хочу замуж. Я заслуживаю лучшего, разве нет? Я заслуживаю того, что ты мне обещал. Мне тут больше не нравится, не нравится Инге, не нравится сейчас даже папочка.
Так-то вот!
м.
Среда, 15 ноября 1922 года
Встал затемно.
Рассвет застал меня на участке; с собой я принес провиант, воду, еще два электрических фонаря. Легкими пинками разбудил своих людей, уютно расположившихся в Пустой Камере.
И вновь в пролом! Устанавливать рычаги, вставлять клинья, пытаться ввинтить крюки, напрягать позвоночник, прикатывать обратно нерасплющенные валики, выслушивать жалобы рабочих (чем ближе цель, тем громче жалобы) на скользкие веревки, от которых их ладони покрылись волдырями (забыл купить им перчатки), тянуть влево, толкать вправо.
Обед. Мне нужна тяжелая техника, которую я не могу купить и открыто привезти на участок. Как обойти этот упрямый угол, из-за которого дверь словно тяжелее? Может быть, мне следует относиться к находке менее бережно и попросту разбить дверь на мелкие кусочки. Но на это я не пойду при всем желании. Мы расчищаем, дабы сохранить.
Наше продвижение вперед – каторжное, на фоне недомоганий, кровоподтеков и адски болезненных лопнувших волдырей оно почти незаметно. В сумерках я отослал рабочих по домам и рухнул на походную кровать, кожей ощущая переменчивые сквозняки и ветреное тепло Пустой Камеры.
Четверг, 16 ноября 1922 года
К Маргарет: 3.30 утра, пишу при свете лампы. Проснулся оттого, что ломило все тело. По ночам я уже не могу спать дольше четырех часов, и сон мой беспокоен. Думаю о тебе, кошмарно далекой, моей сладкой, моей верной – вопреки всем невзгодам, невзирая на твой странный мир, сотворенный отцовскими деньгами, и мглу медикаментов, и тревожные скачки настроения, и эксцентрика Феррелла с его попытками отвратить тебя от меня, и докучливую компанию Инге, которая, я склонен согласиться, действительно могла упасть в объятия твоего отца.
Дневник: Полдень. После нескольких часов работы дверь на волосок тронулась с места и с каждым новым рывком сдвигалась еще на чуть-чуть. После полудня я могу заглянуть в щель: там золото, в этом нет никаких сомнений, оно сверкает, практически отражаясь в моих испуганных глазах. Перед последним заходом позволил людям малость отдохнуть. «Почему не кувалдой?» – спрашивает Ахмед по-английски, и я в изумлении вижу, что он серьезен. Невероятно, но эти люди не понимают, что мы делаем ради их же блага! Начал было объяснять ему основы археологии, но все-таки надо беречь силы, к тому же его все это явно не слишком интересует.
Четверг, пятница и суббота, 16, 17 и 18 ноября, записано в субботу, 18 ноября 1922 года
Дневник: Прорывы и временные, ничего не значащие отступления. Мучительно больно.
16-го, еще час провозившись с ломами и веревками, мы одержали пиррову победу, оказавшись в описанной выше ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72