А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Переправился через Нил. Был в банке. Был на почте, дал срочную каблограмму Ч. К. Ф.:
ШЕСТЬ КОМНАТ, ВЕЛИКОЕ ОТКРЫТИЕ. ГДЕ ЖЕ ВАША ПОДДЕРЖКА?
ПОДУМАЙТЕ О СВОЕЙ КОЛЛЕКЦИИ.
Одолел долгий и мучительный путь до виллы Трилипуш. Перевязал ногу.
И все-таки есть верность в этом мире! Меня дожидались Мэгги и Рамзесы. Обрадовались еде, но еще больше – моему обществу.
Воскресенье, 26 ноября 1922 года
Меня будит Ахмед. «Что, уже вторник?» – слабым голосом осведомляюсь я. «Нет», – говорит он. «А какой сегодня день?» – «Будьте спокойны, – говорит он. – Вы ведь ничего не нашли, да?» – «Не совсем так, во вторник мы установим порученные тебе ворота и возьмемся за следующую дверь». «Нет», – говорит Ахмед. «Нет?» – «Нет». Он говорит, что все его родственники работают на Картера, который нанимает кого только можно и хорошо платит. Ахмед тоже собирается работать на Картера, а сегодня пришел лишь для того, чтобы получить деньги, причитающиеся ему и его родственникам. «Не понимаю. Картер ничего не нашел и вернулся в Каир», – говорю я. Ахмед поправляет меня, кошки убегают (они умнее меня – сразу чуют опасность): Картер решил дождаться прибытия из Англии Карнарвона, а уж потом продолжать раскопки. Карнарвон только что приехал, ступенька опять выкопана. Они нашли дверь с печатями Тут-анх-Амона. Они нашли коробки и горшки, у них большой бакшиш. Об этом пишут все газеты. Они хорошо платят. Они найдут сокровища. Денег у них куры не клюют. И вот Ахмед требует от меня расплатиться. «Ты хам и вор», – говорю я ему, все еще лежа практически нагишом. Больная нога покоится на подушке, встать я не могу.
«Я вор? Я копаюсь в древних могилах, и ищу золото, и ничего не сообщаю властям? Я скрываюсь в пустыне, как преступник?»
«Ахмед, я не собираюсь избавлять тебя от наивных заблуждений. Ты уволен. Вон с глаз моих».
Ахмед опорожняет мой кошелек, пересчитывает деньги и говорит, что ему причитается еще. «Завтра я приду за деньгами. Вы заплатите мне и моим родственникам. И еще вы заплатите мне, чтобы я ничего не сказал инспекторам о том, что вы копаете без разрешения».
«Какая же ты все-таки свинья», – говорю я ему, умалчивая о пробелах в логике, на которой зиждется безнадежный шантаж. Но тут он с неожиданной силой сжимает мою поврежденную ногу.
Сдается мне, что я ошибся в Ахмеде, может быть, не так понял того корабельного стюарда с его неразборчивым арабским, и он привел меня к человеку, затеявшему драку, а борца за правду я так и не увидел.
Я в затруднении: мне нужны рабочие, чтобы открыть дверь «D», мне нужно заплатить Ахмеду за неделю, и я не в том положении, чтобы жаловаться властям. Впрочем, когда позиции мои укрепятся, Ахмед ответит за свои преступления.
Ступня онемела, зато горит огнем голень.
Неужели Картер и в самом деле что-то нашел? И зарыл находку, чтобы терпеливо дожидаться возвращения своего покровителя? Такое трудно вообразить. А теперь он переманивает моих рабочих? Разумеется, мои люди уже обучены и закалены. Естественно, Картер ищет таких людей и ради меня пальцем не пошевелит, ему безразлично, что я в беде.
Я облачаюсь в туземный наряд, хромаю на паром, беру внаймы осла и еду в Долину. Спрашиваю одного из людей Картера по-арабски, правда ли, что здесь нанимают на работу; он отвечает на английском – не знаю почему, возможно, таковы требования на участке (чертовски правильные требования, думаю я теперь). Интересуюсь новостями, его ответ обнадеживает: да, у основания лестницы нашли дверь, покрытую печатями Тут-анх-Амона, однако за ней таился лишь засоренный лаз, забитый всяким хламом. Гробницу разграбили несколько тысяч лет назад.
Невзирая на раздражительность Картера и все его провокации, следует ему посочувствовать. Он на глазах всего мира нашел забитый камнями тоннель и специально позвал своего покровителя из Англии на этот тоннель посмотреть.
Понедельник, 27 ноября 1922 года
Каблограмма от Ч. К. Ф.:
ГАЗЕТЫ ТРУБЯТ ПРО ЕГИПЕТСКИЕ ОТКРЫТИЯ! ЧУДЕСНО. НИКОГДА В ТЕБЕ НЕ СОМНЕВАЛСЯ. КОМПАНЬОНЫ СКОРО ПЕРЕВЕДУТ ДЕНЬГИ, ЖДУ ПОДРОБНОСТЕЙ.
Верится с трудом. Освещение в американских газетах? Полагаю, Нордквисты могли сказать что-то журналисту, а то и Маргарет или Дж. П. О'Тул. Сообразительная девушка. Вероятнее, что из-за громкой оплошности Картера пресса ухватилась за возможность описать все текущие раскопки. Надеюсь, вся эта шумиха не привлечет на участок слишком много непрошеных гостей, хотя огласка меня защитит: Департамент древностей вряд ли сможет прикрыть экспедицию, которая привлекла внимание мировой общественности, пусть даже того и не желая.
Я попеременно то жертва расстояния, то его должник. Отсюда я не могу уследить за тем, что Ч. К. Ф. слышит или думает, но теперь, хвала прессе, он решил, что все опять в порядке. Посылаю своему нервному Владыке Щедрости утешительную каблограмму:
РАД, ЧТО ВЫ СНОВА В ДЕЛЕ. ОТКРЫТИЯ КАРТЕРА, УИНЛОКА И ПРОЧИХ В СРАВНЕНИИ С НАШИМ – НИЧТО. ВЫСЫЛАЙТЕ ДЕНЬГИ НЕ КОЛЕБЛЯСЬ.
В любом случае Ч. К. Ф. вновь горит энтузиазмом – и я обретаю уверенность в себе; теперь про Ахмеда можно забыть. Обнаружил, что моя самодельная стена как стояла, так и стоит, никто ее не трогал. Заменяю несколько выпавших камней, уравновешиваю стену по углам; процесс раздражает, напоминает игру в бирюльки. Борюсь с искушением все разрушить, вломиться внутрь и продолжить работу – но пока не время: я лишен новой бригады и качественных инструментов, и деньги еще не переведены. Терпение побеждает.
Вечером на вилле Т. Сегодня добраться до ступеньки Картера оказалось сложно. По словам одного из его людей, «по всему участку провели электричество». По всему участку? И правда: вчера Картер и лорд Карнарвон с милордовой дочкой, леди Как-то-так, и инспектором Департамента разрыли тоннель до конца и нашли еще одну дверь, за которой (проклятие, они продвигаются так быстро, потому что, видимо, беспечно крушат все на своем пути!) им, очевидно, открылось нечто – а что именно, светящиеся от радости туземцы за просто так не говорят. Если верить смуглым, выходит, что царек Тут-анх-Амон, пропадавший 3200 лет, утопает в золоте, статуях, колесницах, драгоценных каменьях, вазах, тронах, одрах, одежде, бюстах – «сокровища без конца», поведал мне словоохотливый рабочий. Я потряс его за плечи и сказал: представь, что можно найти в усыпальнице по-настоящему великого царя, последнего из династии и потому унесшего с собой все, что у него было. Перспективы рабочего ошеломили; точно так же будет ошеломлен весь мир.
Разумеется, когда тебя финансирует лорд Карнарвон, а не безмозглый принц американских лавочников, все происходит само собой; впрочем, как повторял ad nauseam один мой знакомый, «богачи держатся друг за друга. Пролетарий, желающий получить свое, должен драться».
На этом карнавале я нахожу Картера: тот, заперев деревянную решетку у основания своей лестницы, восходит вверх по шестнадцати священным ступенькам вслед за богатыми и на все согласными гостями, папашей и дочуркой. Галстук, пиджак, подстриженные усы – все выдает в нашем Картере щеголя. Нужно видеть, как он держится, закрывая и запирая гробницу, которая до поры – до поры! – затмевает мою. Нужно видеть, с каким лицом он уводит своих тупоголовых покровителей прочь от места, значение которого они едва ли удосужились понять. Он позволяет им мельком узреть барыш, но не дает повлиять на ход работ. Нужно видеть, сколь беззаботно и привольно правит своим участком Картер, нужно видеть его людей, его покровителей, даже его воодушевление. Он нашел определенно больше того, что многим удается найти за всю жизнь; даже приветствуя меня, он не злорадствует и не прячется, кажется, даже ни на что не намекает. «А, Трилипуш, – говорит он, оказавшись на вершине лестницы. – Ну да, конечно, Трилипуш…»
«Картер! Что нового, старина?»
«Лорд Карнарвон, леди Эвелин, позвольте представить вам профессора Трилипуша, переводчика стихов сомнительного [sic!] царя Атум-хаду. Он вроде бы ученый-египтолог, приехал, чтобы насладиться видами Фив».
Два влажных рукопожатия. Граф – хлыщ из породы долговязых благостных имбецилов; будь он поменьше – сошел бы за комнатную собачонку, будь поумнее – за садовое украшение. После автомобильной аварии он приволакивает ногу и шепелявит. «Превосходно, превосходно, – говорит он, – нузно потитать васы работы. Апокрифы – они бесподобны!»
«Не для ушей леди Эвелин», – встревает Картер.
Он носит хомбург и ходит с тростью, схожей с моей. Усы свои он, верно, холит и лелеет – они подстрижены, навощены, разве что не позолочены. «Так что, под землей обнаружилось диво дивное? – спрашиваю я – Могу я бросить на это диво профессиональный взгляд?»
«Ах да, вы тоже египтолог. Кому как не вам знать, сколь там, под землей, все хрупко…»
«Проклятие фараона», – внезапно бормочет его убогость, а Картер спешно уводит нас к границе участка: «Туземцы друг другу все уши прожужжали о колдовстве, проклятиях и прочей странной дребедени. Все только и говорят, что о фараоне Туте, о том, какие его защищают злые чары. Согласитесь, удивительно, как люди живут, веря в такие вещи. Начинаешь думать, что нам не хватает…» Но тут кто-то окликает Картера, и он обрывает свою речь. Я его понимаю: он возбужден открытием, у меня и в мыслях нет встать у него на пути.
В банк сведения о новом кредитном письме не поступали.
Проверил poste restante – полным-полно писем. Требование об уплате аренды за виллу Трилипуш к 1 декабря. Счет из гостиницы «Сфинкс» – за ноябрь, еще один счет оттуда же – за одолженные простыни, полотенца и халаты.
Вернулся в особняк, чтобы взяться за скучную, но необходимую работу – нужно проверить расходные книги и сметы и, возможно, урезать часть расходов. Удивительно, однако из-за деловой несостоятельности Финнерана (и неспособности Маргарет как-то на него повлиять) я становлюсь совсем как он, думаю только о деньгах, чего джентльмен, безусловно, должен избегать, ибо деньги – изнанка жизни, наподобие починки канализации. Впрочем, как говорил мой отец, всякий раз, когда благородные крови мешаются с кровью лавочников, случается отторжение.
Аренда. Жалованье рабочих за прошлую неделю, которое Ахмед требовал столь красноречиво. Еще нанять новую бригаду. Работал допоздна, составлял планы, перепроверял сальдо, переписывал сметы. Денег нет. Поразительно, что удача улыбнулась Картеру именно сейчас, после стольких лет блужданий вокруг да около.
Он приходит в мой особняк, когда я уже готовлюсь отойти ко сну. Он извиняется за вторжение, улыбается, оправдывается, несколько смутясь, отклоняет предложение выпить. «Пришел сказать только, что я восхищен вашими трудами, – говорит он, – Вашими великолепными переводами, вашим анализом. Я был бы счастливейшим человеком, если бы мог звать вас братом. Моя скромная гробница да будет посвящением вам и вашей настойчивости. Такие усыпальницы – легкая добыча, правда, Тута хочешь не хочешь, а найдешь, везде словно знаки поставлены, мол, вот здесь, вот тут… но, Ральф – могу я называть вас Ральфом? – земля, на которой вы стоите, есть terra весьма incognita, весьма мистериозо и непостижима, и доведись мне оказаться на вашем месте, я бы так не смог, я бы просто растерялся. И – да, чуть не забыл, хотел сказать, что сегодня вечером леди Эвелин справлялась о вас, знаете, вся горела любопытством. Я сказал ей, что вы помолвлены с американкой, богатой наследницей, и ее лицо осунулось на моих глазах, да, старина, осунулось, представляете? Жаль, конечно, девушка стоит столько, сколько весь китайский чай, а ее папа – о таких друзьях можно только мечтать, он граф, у него 36 ООО акров земли. Если хотите знать мое мнение, вам следует влюбиться в леди Эвелин».
«Если бы это было так легко – влюбиться», – бросаю я ему вслед, и он растворяется в ночи.
Вторник, 28 ноября 1922 года
Каблограмма от Ч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72