Джованни удивленно взглянул на учителя, а тот поведал ему историю Савла, ученого и набожного еврея. Когда тот обратился в христианство, то принял имя «Павел» и стал самым ревностным из апостолов в распространении Евангелия, или «благой вести» об Иисусе Христе, умершего и воскресшего ради всего человечества. Павел раньше, чем другие апостолы, провозгласил принесенное Избранником Божьим спасение вселенским.
– Не уверен, что понимаю правильно, – робко произнес юноша. – Какова разница между концепцией спасения у евреев и у последователей Христа?
– Я как раз к этому и веду – к самой сути вопроса, на который пытаюсь ответить. Согласно иудейским священным книгам человек считается угодным Богу, если он соблюдал закон, данный Моисеем. Именно поэтому Петр, брат Иисуса Иаков, а также другие апостолы хотели, чтобы новообращенные соблюдали заповеди еврейского закона. Но Павел предложил другое толкование учения Христова. По его мнению, со времени пришествия Христа угодность Богу больше зависит не от того, соблюдает ли человек заповеди, а от того, верит ли он в Иисуса Христа, Сына Божьего, Спасителя нашего. Таким образом, не было нужды требовать, чтобы новые последователи, в прошлом – язычники, подчинялись многочисленным предписаниям еврейского закона, как того хотели другие апостолы. Веры во Христа было достаточно, чтобы они стали угодными Богу. В своем Послании Павел объясняет это, используя положение о «первородном грехе»: смерть – следствие грехопадения первого человека, Адама, а Иисус – новый Адам, посланный Богом, который избавил нас от проклятия смерти, взяв на себя наши грехи и открыв врата в царство вечной жизни.
– Удалось ли Павлу убедить других апостолов? – спросил Джованни. – Ведь они сами знали Христа.
– Возникло много разногласий! Петр созвал апостольский собор в Иерусалиме, который впоследствии назвали первым Церковным собором. Павел выступал, обращаясь к деяниям Иисуса Христа, которые еще были свежи в памяти его учеников, да так хорошо, что ему удалось убедить даже самых отъявленных скептиков. Именно тогда наступил переломный момент, и христианская религия вышла за пределы еврейской общины. Павел полагал, что Спаситель адресовал свои слова всем людям вне зависимости от их языка и цвета кожи, утверждая, что они обретут вечную жизнь благодаря вере в Иисуса Христа.
Старик замолчал и на несколько секунд закрыл глаза, затем улыбнулся Джованни и степенно продолжил:
– А теперь перейдем к вопросу о свободе воли. Впоследствии первые христианские мыслители, известные как отцы церкви, попытались не только представить спасение как проявление воли Господней – ибо вера является даром Божьим, но и подчеркивали вклад каждого человека в собственное спасение. Они считали, что путь к нему лежит через веру и упорный труд, в знак признания Христа. Другими словами, хотя Иисус искупил грехи человечества раз и навсегда, каждый человек свободен либо отвергнуть спасение, либо принять и доказать свое обращение в христианство праведными делами. Некоторые богословы делают особый упор на человеческую свободу выбора. Например, Пелагий был убежден, что человек не может спастись, если не приложит усилий. Яростным противником пелагианства стал Блаженный Августин, который утверждал, что хотя, конечно, человек и обладает некоторой свободой воли, но он слаб, и спасение его есть не что иное, как божественная благодать.
Лютер, основываясь на «Послании к римлянам святого апостола Павла», а также на полемике святого Августина с Пелагием, пошел еще дальше и объявил, что человек спасется только через милость Божью и веру в Иисуса Христа. Такая позиция ведет к полному отрицанию того, что человек участвует в спасении собственной души, иными словами, к отрицанию свободы воли. Согласно учению Лютера Господь предопределил, что некоторые люди обладают верой и спасутся, несмотря на свои деяния, а другие, не наделенные даром веры, будут осуждены на муки ада, как бы они ни поступали. Может, он и не говорил этого дословно, но его последователи, вроде друга Лютера, Джона Кальвина, ничтоже сумняшеся согласились с ним.
На какое-то время Джованни задумался. Его поразила подобная точка зрения. Как мог всеблагий Господь изначально избрать для спасения одних и обречь на вечные муки других, невзирая на волю и поступки каждого человека? Он спросил об этом учителя.
– Именно поэтому я и не могу стать сподвижником Лютера! Во многом я с ним согласен, но, если утрировать, его теология превращает Бога в жестокого тирана, который, непонятно по каким критериям, решает, что некоторые люди заслуживают спасения, а другие – нет, делая из человека марионетку, напрочь лишенную собственной воли. Я не признаю бога, который принимает одних, а остальных отправляет в лапы дьявола! – воскликнул мессер Луцио с горячностью. – Это равно утверждению, раз уж Бог всемогущ, а человек бессилен, что Господь причиняет не только добро, но и зло. Мой друг Эразм тоже понял это, потому и написал свою «Диатрибу, или Рассуждение о свободе воли».
Он поднял книгу и открыл ее почти в самом конце.
– Эразм сделал совершенно правильный вывод, что теории Лютера приводят к ужасающему парадоксу: «Бог одних смертных награждает за свои добрые дела, а других за свои злые дела карает вечными муками». Эта позиция для нас абсолютно неприемлема. Как христиане, мы не можем согласиться с образом жестокого бога, а как гуманисты – не можем принять положение о том, что человек полностью лишен свободы воли. Думаю, что Лютер в своем стремлении возвеличить Бога, увы, принизил человека. Мы же, с другой стороны, хотим прославить Творца, возвысив человека. Потому что Господь в своем величии создал человека свободным, а величие человека в том, что он по своей воле познает Бога и трудится над своим спасением не только через веру, но и через собственные поступки, которые, конечно, могут быть вдохновлены и подкреплены милостью Божьей. Мы разделяем стремление Лютера поставить слова и мысли индивидуума над тиранией Рима, который хотел бы диктовать каждому, во что ему нужно верить, ведь именно оно делает немецкого реформатора подлинным гуманистом. Поэтому, когда духовные власти отлучили Лютера от церкви, я выступил в его защиту, хотя для меня эта поддержка обернулась изгнанием. Но мы не можем согласиться с тем, что освобождение от господства Рима должно повлечь за собой потерю человеческой свободы. В вопросе о свободе воли именно Римско-католическая церковь, несмотря на все свои недостатки, защищает человеческое достоинство.
Джованни полностью согласился со словами наставника. Ему тоже казалось, что лучше быть свободным, чем рабом, даже если придется предпочесть зло добру и потерять душу.
– Но почему Лютер выбрал теологическое решение, которое идет вразрез с давними традициями церкви? – спросил юноша.
– Хороший вопрос, я сам задавал его себе много раз. Думаю, ответ кроется в характере этого человека. Лютера, как он сам часто писал, одно время терзал страх. Он стал монахом вследствие обета, данного однажды Пресвятой Деве, когда вспышка молнии напугала его чуть ли не до смерти. Когда Лютер оказался в монастыре, страх перед гневом Божьим продолжал мучить его, несмотря на то что он постоянно постился и умерщвлял плоть. На самом деле на него повлияло проповедование о том, что спасение возможно только через отречение от мирских соблазнов, а не через веру и милость Божью. Себя он считал настолько недостойным, что принял совершенно противоположную концепцию, согласно которой человеку не дано влиять на собственное спасение или осуждение на адские муки. Он объяснил, что избавление от мук пришло, когда он перечитал «Послание к римлянам святого апостола Павла» и истолковал его таким образом, что спасение дается через веру, которая является милостью Божьей, а не через добрые дела. После этого страх перед вечным проклятием оставил его. Раз Господь послал ему веру, он спасется, считал Лютер, и не важно, какими будут его поступки, праведными или нет. Он ушел из монастыря, женился на бывшей монахине, стал наслаждаться едой и питьем и перестал беспокоиться о своем спасении!
– Понятно. А что лично вы думаете по этому поводу?
– Я согласен с Эразмом и великой христианской традицией, что человек обязан спасением Богу, но благодаря свободе воли и праведным деяниям вносит в него свою лепту. Хотя понимаю точку зрения Лютера – жить с осознанием ответственности за собственную жизнь гораздо труднее, чем существовать с верой в то, что спасешься, вне зависимости от своих поступков, хороших или плохих… а все неверующие будут прокляты!
Джованни вдруг осознал, что не знает, верующий ли он. Он верил в Бога не задумываясь, но его вера не была истовой, зрелой или сознательной. А познакомившись с трудами древних языческих философов, почувствовал, что их взгляды ему гораздо ближе, чем постулаты Библии, которые либо оскорбляли его, либо были непонятны.
Вопрос о спасении до такой степени заинтересовал юношу, что он задумался над тем, предопределена ли его судьба заранее и, как считают сподвижники Лютера, изменить ее не дано, или он свободен и, значит, сам отвечает за свои поступки и жизнь.
Мессер Луцио встал и принес из своей библиотеки еще одну книгу. Улыбаясь, он вручил ее Джованни.
– Вот, прочитай! Это введение в девятьсот тезисов, которые мой друг Джованни Пико делла Мирандола хотел представить на суд всех знаменитых ученых-современников, те самые, которые осудил Папа Иннокентий Восьмой. Замечательная работа! В ней ты найдешь, что я думаю о свободе человека.
Джованни поблагодарил наставника и вышел из дома. Устроился у подножия старого, замшелого дуба, открыл книгу и посмотрел на название: «De Hominis dignitate» («Речь о достоинстве человека»). Затем, одолеваемый чувствами, начал читать.
Глава 25
Неделя проходила за неделей, а Джованни с воодушевлением читал и перечитывал небольшую книгу Пико делла Мирандолы.
Тем временем мессер Луцио продолжал объяснять юноше основы наук, а Пьетро учил его обращаться с оружием.
Вскоре Джованни уже мастерски владел шпагой. Помимо обыкновенной физической нагрузки и пользы, которую могли бы принести подобные упражнения в будущем, Джованни находил в фехтовании связь со своими интеллектуальными занятиями. И движения, и мысли должны быть отточены до совершенства.
Джованни вел весьма насыщенную жизнь, но продолжал думать о Елене. Вернее, образ Елены словно жил внутри него, юноше даже не надо было прилагать усилий, чтобы его вызвать. Каждый минуту Елена находилась рядом. Была ли физическая оболочка Джованни занята едой или рубкой дров, а мозг – решением философского вопроса или правилом латинской грамматики, он всегда чувствовал незримую связь с возлюбленной, а ее лицо с закрытыми глазами навсегда запечатлелось в его памяти.
Ночами, перед тем как заснуть, он думал о Елене, мысленным взором задерживался на изгибе губ и бровей, волнах рассыпавшихся волос, затем представлял, как берет ее нежную руку, прикасается к смеженным векам. Юноша ни разу не видел ее глаза, даже не знал, какого они цвета. И когда пытался угадать, его сердце замирало от восторга.
Весна уже переходила в лето, тело и разум Джованни, очнувшись после долгой зимы ученичества, словно расцвели, и юноша радовался первым плодам тяжкого труда. Он добился таких поразительных успехов, что учитель решил двигаться быстрее, и вскоре Джованни уже читал Платона и Аристотеля в оригинале.
Однажды, в самую жаркую пору августа, когда юноша наслаждался речной прохладой и перечитывал последнюю часть аристотелевской «Никомаховой этики», случилось нечто странное, да такое, что Джованни подумал, уж не галлюцинация ли это. Вначале со стороны дороги послышался треск, затем до юноши донесся звук конских копыт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67