Юноше более-менее удалось изобразить лицо Богородицы в традиционной манере, но глаза получились странными. Джованни понял, что не может не рисовать глаза возлюбленной. После нескольких безуспешных попыток его осенило. Раз уж он не в силах забыть Еленин взгляд, почему бы не написать Деву Марию с закрытыми глазами? Сильно волнуясь, он наконец закончил икону. Она вышла довольно необычной. Джованни долго смотрел на нее, и слезы радости катились по его щекам. Он будет и дальше рисовать иконы! Послушник уже собирался показать свое творение игумену, как вдруг страшная мысль пришла ему в голову во время вечерни. Она так встревожила юношу, что он выбежал из часовни, поднялся в крошечную комнатушку, служившую ему мастерской, и поднес к иконе свечу. И тут же застыл. То, о чем он подумал в церкви, предстало перед ним наяву. Сомкнутые веки, кроткое, умиротворенное выражение лица – этот образ много лет хранился в его памяти. Именно такой предстала перед ним спящая Елена, когда он впервые смог рассмотреть ее поближе через щель в потолке.
Волна отчаяния захлестнула Джованни. Он понял, что никогда не сумеет забыть Елену. Ее лицо навсегда останется в его памяти.
Этим же вечером он рассказал обо всем игумену, который лично предал огню злополучную икону и запретил Джованни рисовать, но настоял, чтобы тот, несмотря ни на что, продолжил избранный путь.
Следующие несколько недель Джованни провел в глубоком унынии. Впервые он серьезно задумался о том, чтобы покинуть монастырь вопреки советам настоятеля. Только вот куда идти? Сердце звало его в Венецию, к возлюбленной. Безумие, но Джованни не мог без нее жить! А вдруг она и на самом деле его ждет? Что, если она передумала и готова бросить семью и родной город во имя любви к нему, Джованни? И конечно, нужно убедиться, что она передала Папе письмо мессера Луцио. Джованни даже начал размышлять над тем, чтобы вернуться в Венецию переодетым и под чужим именем, как бы рискованно это ни было.
Однажды бессонной ночью, когда он строил планы, на ум ему пришли слова Луны: «Ты убьешь из-за ревности, страха и гнева». С тех пор как он надел одеяние послушника, юноша ни разу не вспоминал о предсказании. Но сейчас эти странные слова возникли в памяти Джованни и растревожили его. Разве колдунья не предвидела первое совершенное им убийство? И, если он вернется в Венецию, разве не может произойти так, что из-за своего горячего нрава он вновь станет заложником судьбы и совершит остальные преступления?
В последующие дни Джованни долго размышлял над этим и в конце концов решил открыться отцу Василию. Тот отнесся к пророчеству Луны скептически, но категорически заявил, что, вернувшись к мирской жизни, Джованни вновь станет рабом страсти и греха. По его мнению, юноша встал перед решающим выбором: либо, посвятив себя Богу, вести добродетельную жизнь и добиться духовной свободы, либо уступить влечению плоти и вернуться к беспокойному, возможно даже трагичному, мирскому существованию.
Слова настоятеля несколько успокоили Джованни, и он быстро принял решение. Юноша решил, что через неделю даст обет безбрачия, бедности и послушания в этом самом монастыре. Отец Василий был очень доволен и предложил Джованни принять постриг в начале Великого поста. Джованни молился денно и нощно, продолжая умерщвлять плоть. Теперь, когда он наконец принял решение, его сердце обрело некоторый покой. Юношу мучила только одна мысль: а вдруг у него не хватит сил всю свою жизнь служить Богу?
За несколько дней до того, как Джованни должен был принять постриг, он сидел на маленькой площадке на вершине скалы, молился и смотрел на утес, который возвышался неподалеку от монастыря, когда ему в голову пришла совершенно безумная мысль. Вначале он гнал ее прочь, но потом, постепенно, она перестала казаться такой уж нелепой. В конце концов со смешанным чувством ликования и тревоги он поднялся по небольшой деревянной лестнице, подошел к двери в келью настоятеля и постучал.
Глава 50
– Благословите!
– Господь благословит, – слегка устало ответил игумен.
Джованни поцеловал его руку и сел на пол.
– Что случилось? – спросил старый монах, удивленный выражением лица Джованни.
– Думаю, Господь послал мне решение!
– Какое решение?
– Духовного кризиса, в котором я пребываю вот уже несколько недель, с тех пор, как собрался принять постриг. Как я уже говорил, меня мучила мысль, что я не смогу сдержать обет, данный Богу, и в один прекрасный день вернусь в мир, чтобы найти женщину, которая завладела моим сердцем, и совершу страшное преступление.
Старик слегка кивнул.
– Сейчас, когда я смотрел на скалу неподалеку от нашей обители и на пещеру, где жил святой Ефрем, Бог послал мне решение.
Настоятель начал понимать, к чему клонит юноша, но даже мысль об этом была настолько поразительной, что он сделал вид, что ни о чем не догадывается, чтобы дать себе время на размышление.
– Продолжай.
– Брат Антоний поведал мне историю жизни Ефрема-отшельника. О том, как почти два века назад, терзаемый плотским влечением и воспоминаниями о женщине, он решил заточить себя в пещере, которая находится на полпути к вершине той высокой скалы. Известно, что он жил там более сорока лет, в молитвах и уединении, и только ангелы составляли ему компанию. Еще брат Антоний рассказал мне, что ему, как и другим святым отшельникам, сделавшим столь нелегкий выбор, раз в неделю в корзине спускали хлеб и воду, и однажды, впервые за сорок лет, он не прикоснулся к съестному. Решив, что старец, должно быть, умер, один из монахов спустился на веревке, чтобы осмотреть пещеру и вытащить наверх тело, но, к его величайшему удивлению, пещера оказалась пуста. Тело Ефрема бесследно исчезло, поиски у подножия скалы, примерно в двадцати пяти метрах от входа в пещеру, тоже ничего не дали. Через несколько недель одному праведному иноку было видение, что Ефрем обрел такую благодать, что ангелы Господни вознесли его тело на небеса. С той поры Ефрема-отшельника почитают в наших монастырях как великого святого.
– Мне все это известно. Но к чему ты клонишь?
– Почему другие монахи, которых, подобно ему, снедает вожделение к женщине, не могут последовать его примеру в вере и служению Богу? Почему бы мне не поселиться в пещере преподобного Ефрема и принять обет не покидать ее до самой смерти?
Долго молчал отец-настоятель. Затем погладил седую бороду.
– Конечно, святые подвижники должны служить нам примером, но готов ли ты принять столь суровый обет? Можешь ли ты представить, какую борьбу тебе придется вести против Сатаны и себя самого, чтобы не сойти с ума?
– Я веду ее с того самого дня, как очутился в монастыре. Уверен, Господь хочет, чтобы я полностью отрекся от мирской жизни, дабы полностью освободить меня от уз, связывающих с этой женщиной. Разве Ефрем не сбросил подобным образом свое бремя? Не иначе как сам Бог привел меня в этот монастырь напротив пещеры затворника, он хочет, чтобы я пошел по стопам святого.
Настоятель закрыл глаза, по-прежнему поглаживая бороду.
– Мне нужно подумать.
– Это довольно просто устроить, – сказал Джованни, и его глаза загорелись. – На вершине скалы живут два монаха, которые установили там лебедку. Пусть они помогут мне добраться до пещеры, а потом раз в неделю спускают туда корзину с хлебом и водой. Когда корзина вернется наверх полной, значит, я наконец вошел в Царство Божье.
– Да-да, я понимаю, что осуществить это не трудно, – сурово произнес игумен. – Но чувствуешь литы истинное призвание к столь суровому затворничеству? Я должен просить Бога, чтобы он послал мне ответ.
Джованни кивнул и прижал руку к сердцу.
– Конечно, отче, но должен сказать: я просил Господа о просветлении, и, когда эта мысль пришла ко мне, душа моя наконец обрела покой.
– Давай поговорим в субботу после литургии. А до этого молись Матери Божьей, чтобы на меня снизошло озарение.
В следующую субботу, в день Сатурна, Джованни вновь пришел в маленькую келью настоятеля. Отец Василий встретил его с хмурым видом.
– Ты по-прежнему намереваешься провести остаток дней своих в пещере святого Ефрема?
– Я молился Господу нашему и Пресвятой Богородице денно и нощно, и мое желание непоколебимо, – ответил Джованни уверенно.
Старик хмыкнул.
– Я тоже взывал к Богу, чтобы Он просветил меня. Ты принимаешь серьезное решение. Оно не только обязывает тебя следовать ему до конца твоей жизни, но его нельзя будет изменить. Слабый монах может нарушить обет, но все равно обрести спасение милостью Божьей, но для того, кто избрал путь затворничества, нет обратного пути. Несмотря на риск сойти с ума и даже лишить себя жизни, он должен пройти этой стезей. Думаю, ты знаешь, что иногда тела отшельников находили на камнях под скалами, служившими им жильем. Никто так и не узнал, что произошло, но самоубийство не исключено.
– Знаю, отче. Но пусть лучше я потеряю разум, чем однажды, нарушив монашеский обет, вернусь в мир и разобью сердце той женщины или совершу еще одно убийство.
– Ты отважен. Может, другие назовут твой поступок безрассудством, но я верю, что твое стремление исходит от Бога, и у меня нет возражений.
Глаза Джованни заблестели от радости.
– Благодарю, отче!
– Ты пострижешься в монахи через девять дней, накануне Великого поста, и тогда же принесешь обет затворничества в пещере. В тот самый день тебя спустят к пещере. С собой ты возьмешь теплую одежду и одеяла, чтобы защититься от холода. У тебя будет только одна книга – Священное Писание. Ни мольбы, ни плач, ни крики не помогут тебе вернуться в мир. Только смерть освободит твою душу из добровольного заключения. Спрашиваю в последний раз – ты по-прежнему хочешь этого умом и сердцем?
– Да, очень хочу. Хочу навсегда отречься от мира и найти утешение в Боге. Я буду отшельником до самой своей смерти, и пусть не сила человеческая поддерживает меня, но только надежда на вечную жизнь в Господе нашем, Иисусе Христе, который сказал: «Тот, кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее».
Глава 51
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Джованни с трудом поднялся на ноги. Несколько часов он стоял на коленях в глубине темной, сырой пещеры, неустанно повторяя молитву к Иисусу. Солнце только что встало, и его первые лучи осветили вход в пещеру, обращенную на восток. Как обычно по утрам, Джованни облегчился в деревянную лохань и опорожнил ее в пропасть. Затем сел на краю обрыва, подставив ласковому солнечному теплу изможденное тело. Это было единственное плотское удовольствие, которое он себе позволял. Посидев так двадцать минут и согревшись, отшельник открыл Псалтырь и начал читать.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Он уже закончил повторять псалмы, когда его внимание привлек скрип лебедки. Неожиданно сверху появилась большая корзина, подвешенная к веревке из конопли. Джованни осторожно поймал ее, опасаясь опрокинуть драгоценное содержимое: флягу с водой и большую буханку хлеба – недельный запас провизии. Иногда брат Григорий и брат Никодим, два монаха, которые жили в маленьком ските на вершине скалы и в чью обязанность входило доставлять Джованни пропитание, добавляли в корзину немного фруктов, свежих или вяленых, смотря что удавалось найти. В этот раз там были только хлеб и вода. Джованни вытащил еду и питье и несколько раз подергал за веревку. Наверху, метрах в двадцати, завертелся ворот, которым управлял брат Григорий.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Эта молитва сопровождала Джованни, что бы он ни делал: ел, проводил богослужение, читал Библию или смотрел вдаль. Благодаря этому имя Иисуса вросло в его сердце, и часто Джованни просыпался, неосознанно повторяя молитву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Волна отчаяния захлестнула Джованни. Он понял, что никогда не сумеет забыть Елену. Ее лицо навсегда останется в его памяти.
Этим же вечером он рассказал обо всем игумену, который лично предал огню злополучную икону и запретил Джованни рисовать, но настоял, чтобы тот, несмотря ни на что, продолжил избранный путь.
Следующие несколько недель Джованни провел в глубоком унынии. Впервые он серьезно задумался о том, чтобы покинуть монастырь вопреки советам настоятеля. Только вот куда идти? Сердце звало его в Венецию, к возлюбленной. Безумие, но Джованни не мог без нее жить! А вдруг она и на самом деле его ждет? Что, если она передумала и готова бросить семью и родной город во имя любви к нему, Джованни? И конечно, нужно убедиться, что она передала Папе письмо мессера Луцио. Джованни даже начал размышлять над тем, чтобы вернуться в Венецию переодетым и под чужим именем, как бы рискованно это ни было.
Однажды бессонной ночью, когда он строил планы, на ум ему пришли слова Луны: «Ты убьешь из-за ревности, страха и гнева». С тех пор как он надел одеяние послушника, юноша ни разу не вспоминал о предсказании. Но сейчас эти странные слова возникли в памяти Джованни и растревожили его. Разве колдунья не предвидела первое совершенное им убийство? И, если он вернется в Венецию, разве не может произойти так, что из-за своего горячего нрава он вновь станет заложником судьбы и совершит остальные преступления?
В последующие дни Джованни долго размышлял над этим и в конце концов решил открыться отцу Василию. Тот отнесся к пророчеству Луны скептически, но категорически заявил, что, вернувшись к мирской жизни, Джованни вновь станет рабом страсти и греха. По его мнению, юноша встал перед решающим выбором: либо, посвятив себя Богу, вести добродетельную жизнь и добиться духовной свободы, либо уступить влечению плоти и вернуться к беспокойному, возможно даже трагичному, мирскому существованию.
Слова настоятеля несколько успокоили Джованни, и он быстро принял решение. Юноша решил, что через неделю даст обет безбрачия, бедности и послушания в этом самом монастыре. Отец Василий был очень доволен и предложил Джованни принять постриг в начале Великого поста. Джованни молился денно и нощно, продолжая умерщвлять плоть. Теперь, когда он наконец принял решение, его сердце обрело некоторый покой. Юношу мучила только одна мысль: а вдруг у него не хватит сил всю свою жизнь служить Богу?
За несколько дней до того, как Джованни должен был принять постриг, он сидел на маленькой площадке на вершине скалы, молился и смотрел на утес, который возвышался неподалеку от монастыря, когда ему в голову пришла совершенно безумная мысль. Вначале он гнал ее прочь, но потом, постепенно, она перестала казаться такой уж нелепой. В конце концов со смешанным чувством ликования и тревоги он поднялся по небольшой деревянной лестнице, подошел к двери в келью настоятеля и постучал.
Глава 50
– Благословите!
– Господь благословит, – слегка устало ответил игумен.
Джованни поцеловал его руку и сел на пол.
– Что случилось? – спросил старый монах, удивленный выражением лица Джованни.
– Думаю, Господь послал мне решение!
– Какое решение?
– Духовного кризиса, в котором я пребываю вот уже несколько недель, с тех пор, как собрался принять постриг. Как я уже говорил, меня мучила мысль, что я не смогу сдержать обет, данный Богу, и в один прекрасный день вернусь в мир, чтобы найти женщину, которая завладела моим сердцем, и совершу страшное преступление.
Старик слегка кивнул.
– Сейчас, когда я смотрел на скалу неподалеку от нашей обители и на пещеру, где жил святой Ефрем, Бог послал мне решение.
Настоятель начал понимать, к чему клонит юноша, но даже мысль об этом была настолько поразительной, что он сделал вид, что ни о чем не догадывается, чтобы дать себе время на размышление.
– Продолжай.
– Брат Антоний поведал мне историю жизни Ефрема-отшельника. О том, как почти два века назад, терзаемый плотским влечением и воспоминаниями о женщине, он решил заточить себя в пещере, которая находится на полпути к вершине той высокой скалы. Известно, что он жил там более сорока лет, в молитвах и уединении, и только ангелы составляли ему компанию. Еще брат Антоний рассказал мне, что ему, как и другим святым отшельникам, сделавшим столь нелегкий выбор, раз в неделю в корзине спускали хлеб и воду, и однажды, впервые за сорок лет, он не прикоснулся к съестному. Решив, что старец, должно быть, умер, один из монахов спустился на веревке, чтобы осмотреть пещеру и вытащить наверх тело, но, к его величайшему удивлению, пещера оказалась пуста. Тело Ефрема бесследно исчезло, поиски у подножия скалы, примерно в двадцати пяти метрах от входа в пещеру, тоже ничего не дали. Через несколько недель одному праведному иноку было видение, что Ефрем обрел такую благодать, что ангелы Господни вознесли его тело на небеса. С той поры Ефрема-отшельника почитают в наших монастырях как великого святого.
– Мне все это известно. Но к чему ты клонишь?
– Почему другие монахи, которых, подобно ему, снедает вожделение к женщине, не могут последовать его примеру в вере и служению Богу? Почему бы мне не поселиться в пещере преподобного Ефрема и принять обет не покидать ее до самой смерти?
Долго молчал отец-настоятель. Затем погладил седую бороду.
– Конечно, святые подвижники должны служить нам примером, но готов ли ты принять столь суровый обет? Можешь ли ты представить, какую борьбу тебе придется вести против Сатаны и себя самого, чтобы не сойти с ума?
– Я веду ее с того самого дня, как очутился в монастыре. Уверен, Господь хочет, чтобы я полностью отрекся от мирской жизни, дабы полностью освободить меня от уз, связывающих с этой женщиной. Разве Ефрем не сбросил подобным образом свое бремя? Не иначе как сам Бог привел меня в этот монастырь напротив пещеры затворника, он хочет, чтобы я пошел по стопам святого.
Настоятель закрыл глаза, по-прежнему поглаживая бороду.
– Мне нужно подумать.
– Это довольно просто устроить, – сказал Джованни, и его глаза загорелись. – На вершине скалы живут два монаха, которые установили там лебедку. Пусть они помогут мне добраться до пещеры, а потом раз в неделю спускают туда корзину с хлебом и водой. Когда корзина вернется наверх полной, значит, я наконец вошел в Царство Божье.
– Да-да, я понимаю, что осуществить это не трудно, – сурово произнес игумен. – Но чувствуешь литы истинное призвание к столь суровому затворничеству? Я должен просить Бога, чтобы он послал мне ответ.
Джованни кивнул и прижал руку к сердцу.
– Конечно, отче, но должен сказать: я просил Господа о просветлении, и, когда эта мысль пришла ко мне, душа моя наконец обрела покой.
– Давай поговорим в субботу после литургии. А до этого молись Матери Божьей, чтобы на меня снизошло озарение.
В следующую субботу, в день Сатурна, Джованни вновь пришел в маленькую келью настоятеля. Отец Василий встретил его с хмурым видом.
– Ты по-прежнему намереваешься провести остаток дней своих в пещере святого Ефрема?
– Я молился Господу нашему и Пресвятой Богородице денно и нощно, и мое желание непоколебимо, – ответил Джованни уверенно.
Старик хмыкнул.
– Я тоже взывал к Богу, чтобы Он просветил меня. Ты принимаешь серьезное решение. Оно не только обязывает тебя следовать ему до конца твоей жизни, но его нельзя будет изменить. Слабый монах может нарушить обет, но все равно обрести спасение милостью Божьей, но для того, кто избрал путь затворничества, нет обратного пути. Несмотря на риск сойти с ума и даже лишить себя жизни, он должен пройти этой стезей. Думаю, ты знаешь, что иногда тела отшельников находили на камнях под скалами, служившими им жильем. Никто так и не узнал, что произошло, но самоубийство не исключено.
– Знаю, отче. Но пусть лучше я потеряю разум, чем однажды, нарушив монашеский обет, вернусь в мир и разобью сердце той женщины или совершу еще одно убийство.
– Ты отважен. Может, другие назовут твой поступок безрассудством, но я верю, что твое стремление исходит от Бога, и у меня нет возражений.
Глаза Джованни заблестели от радости.
– Благодарю, отче!
– Ты пострижешься в монахи через девять дней, накануне Великого поста, и тогда же принесешь обет затворничества в пещере. В тот самый день тебя спустят к пещере. С собой ты возьмешь теплую одежду и одеяла, чтобы защититься от холода. У тебя будет только одна книга – Священное Писание. Ни мольбы, ни плач, ни крики не помогут тебе вернуться в мир. Только смерть освободит твою душу из добровольного заключения. Спрашиваю в последний раз – ты по-прежнему хочешь этого умом и сердцем?
– Да, очень хочу. Хочу навсегда отречься от мира и найти утешение в Боге. Я буду отшельником до самой своей смерти, и пусть не сила человеческая поддерживает меня, но только надежда на вечную жизнь в Господе нашем, Иисусе Христе, который сказал: «Тот, кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее».
Глава 51
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Джованни с трудом поднялся на ноги. Несколько часов он стоял на коленях в глубине темной, сырой пещеры, неустанно повторяя молитву к Иисусу. Солнце только что встало, и его первые лучи осветили вход в пещеру, обращенную на восток. Как обычно по утрам, Джованни облегчился в деревянную лохань и опорожнил ее в пропасть. Затем сел на краю обрыва, подставив ласковому солнечному теплу изможденное тело. Это было единственное плотское удовольствие, которое он себе позволял. Посидев так двадцать минут и согревшись, отшельник открыл Псалтырь и начал читать.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Он уже закончил повторять псалмы, когда его внимание привлек скрип лебедки. Неожиданно сверху появилась большая корзина, подвешенная к веревке из конопли. Джованни осторожно поймал ее, опасаясь опрокинуть драгоценное содержимое: флягу с водой и большую буханку хлеба – недельный запас провизии. Иногда брат Григорий и брат Никодим, два монаха, которые жили в маленьком ските на вершине скалы и в чью обязанность входило доставлять Джованни пропитание, добавляли в корзину немного фруктов, свежих или вяленых, смотря что удавалось найти. В этот раз там были только хлеб и вода. Джованни вытащил еду и питье и несколько раз подергал за веревку. Наверху, метрах в двадцати, завертелся ворот, которым управлял брат Григорий.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Эта молитва сопровождала Джованни, что бы он ни делал: ел, проводил богослужение, читал Библию или смотрел вдаль. Благодаря этому имя Иисуса вросло в его сердце, и часто Джованни просыпался, неосознанно повторяя молитву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67