Однако пока лучше не выходить в город – будет плохо, если тебя узнают.
Насытившись и утолив жажду, Джованни вышел в сад. Красота этого места поразила его еще больше, чем прежде. Журчание ручейков смешивалось с пением птиц, а в воздухе витал аромат цветов и водных растений. Джованни сел на каменную скамью в тени развесистой чинары и закрыл глаза.
– Спасибо, – произнес он, ни к кому не обращаясь.
Ему ответил тихий голос, и от неожиданности юноша вздрогнул.
– Самая совершенная молитва.
Джованни открыл глаза. Перед ним стояла Есфирь. На ней было длинное голубое платье из легкой ткани и прозрачная желтая накидка, которая наполовину скрывала волосы и ниспадала на спину и плечи девушки. Есфирь не отличалась высоким ростом, но из-за стройной, хрупкой фигуры казалась выше, чем на самом деле.
– Надеюсь, я не помешала вашим молитвам? – с улыбкой спросила она.
Джованни встал и улыбнулся в ответ.
– Нет, я не молился, – произнес он, немного помолчал и продолжил: – Не знаю, как вас благодарить. Без вас…
Есфирь приложила к его губам палец.
– Ш-ш-ш. Вы видели десять фонтанов?
– Нет.
– Тогда пойдемте, погуляем по саду. Отец создавал его больше двадцати лет, и в нем заложен особый символизм.
– А почему фонтанов десять? – спросил Джованни.
– Они соответствуют десяти сефиротам каббалы. С самого начала иудаизм испытывал интеллектуальное влияние мистицизма, который пытается постичь значение Божественности через символическое прочтение Священного Писания. Теософская каббала прежде всего основывается на двадцати двух буквах еврейского алфавита. У каждой буквы есть несколько символических значений, а также числовое выражение. Сочетая и интерпретируя символы и священные числа, мы можем постичь тайный смысл Торы и найти скрытое значение, которое гораздо глубже того, которое возникает при буквальном прочтении.
– Скрытое значение, – повторил Джованни.
Есфирь остановилась и взглянула на него.
– Моя жизнь беспорядочна, а порой тяжела, но мне выпало счастье почти четыре года быть учеником великого философа, и почти столько же времени я прожил в монастыре на Крите. Я научился раскрывать глаза разума и когда-то испытывал мистическое единение с Богом. Как давно это было!
– Мне почти ничего не известно о вашей жизни, Джованни. Я знаю, на вашу долю выпало немало злоключений, но если Господь испытывает чье-то сердце, значит, на это есть причина. Может, ваша жизнь была тяжелой, но не беспорядочной. Не сомневаюсь, когда-нибудь вы поймете ее истинное значение.
– Я тоже так думал, – признался Джованни, – но сейчас сомневаюсь…
Молодые люди молча и неторопливо брели по дорожкам сада. Первой заговорила Есфирь.
– Один мудрец как-то сказал, что человек, который никогда не ведал темноты сомнений, не может по-настоящему достичь света истинной веры.
– А вы, Есфирь? Вы когда-нибудь сомневались в существовании Бога?
– Да. Когда скончалась мама, мое сердце опустело, и вера моя умерла. Я не могла молиться, мне становилось плохо лишь при одной мысли о Боге. Так продолжалось несколько лет.
– Ваш отец испытывал то же самое?
– Для отца это было страшным горем, но он никогда не терял веры. Он уважал мою точку зрения и никогда не пытался меня переубедить или заставить что-либо сделать. Я часами оплакивала смерть мамы. И проклинала Бога.
Джованни вспомнил, как сам в пещере роптал на Господа.
– Я изливала на Него весь мой гнев. Пока однажды утром не проснулась и не поняла, что я Его простила.
– Простила Бога?
– Да, простила Бога, – ответила Есфирь спокойно. – Обычно мы считаем, что надо прощать людей. Но когда жизнь причиняет нам боль, мы сердимся на Господа, и, так как Он и есть жизнь, Его и надо простить.
Джованни застыл. Слова девушки напомнили ему о собственных испытаниях. Неожиданно он подумал, что ему никогда не приходило в голову, что он может простить Бога. Он только поквитался с Ним самым жестоким образом – решил, что Бога нет.
– И вы вновь обрели веру? – спросил Джованни, стараясь унять сумятицу в мыслях.
– Да, но это уже не была простая, прекрасная и беззаботная вера ребенка. Она изменилась, и Бог стал более таинственным и непостижимым для разума, но в то же время ближе моему сердцу. В каждый миг жизни я чувствую Его присутствие, но теперь не могу найти слов, чтобы говорить о Нем. Мои личные переживания привели меня в самое сердце учения каббалы.
Есфирь медленно поднималась по центральной дорожке в верхнюю часть сада.
– Каббала, – продолжила он тихим голосом, – разделяет Эйн-Соф, скрытый, невыразимый аспект Бога, и десять сефиротов, которые являются Его проявлениями в мире. Понятие Эйн-Соф, которое можно перевести как «беспредельный» или «ничто», означает, что Бог непостижим. Его нельзя описать никакими словами. Представить в виде какого-нибудь образа. Охватить концепцией. Ваш великий философ Фома Аквинский, которого отец часто цитирует, очень хорошо сказал: «Я знаю о Боге только то, что ничего о Нем не знаю». Бог непостижим, и опасно даже называть Его. Именно поэтому в иудаизме запрещено обращаться к Нему по имени. Называть – это то же самое, что обладать… и, коль скоро мы обращаемся к Нему по имени, значит, будем использовать для собственных целей.
Джованни подумал о членах ордена Блага Господня, которые без тени сомнения убивают ради чистоты веры. Он подумал обо всех мусульманах и христианах, которые яростно истребляют друг друга во имя Аллаха или Иисуса Христа. Как мудро – не называть Бога по имени! Но как трудно взывать к непознаваемому Богу, которого нельзя ни называть, ни постичь!
– Десять сефиротов представляют собой десять порождений таинственного, необъяснимого Бога, – продолжила Есфирь. – Это божественные ипостаси, спроецированные Богом на мир. Они не являются Богом, но это его проявления, эманации, и только через них мы можем узнать что-либо о Боге.
Есфирь привела Джованни в верхнюю часть сада. Повернулась к юноше лицом.
– Мы сейчас в самом конце сада. Дом стоит внизу, в другом конце, и до него можно дойти по этой центральной тропинке. Сам сад имеет форму высокого дерева. Мы находимся на вершине древа сефиротов, и центральная дорожка сада, образно говоря, – это его ствол.
Есфирь повернулась к дому спиной и сделала еще несколько шагов, к самому концу тропы. Затем взяла Джованни за руку и повела его в густую рощицу. Она раздвинула ветви, и удивленному взору молодого человека предстал изумительной красоты фонтан в форме короны.
Джованни заворожили рассказы Есфирь об этом саде тайных троп и скрытых фонтанов, каждый из которых казался красивее предыдущего и каждый что-либо символизировал. Джованни восхищался умом Есфирь, а принципы каббалы, о которых говорила девушка, чем-то напоминали ему определенные аспекты христианского таинства.
Мозг Джованни переполняли вопросы, но прежде всего юноша наслаждался чудесными минутами. Всего лишь несколько дней назад он гнил в отвратительном подземелье, под охраной жестоких тюремщиков. А сейчас гуляет по великолепному саду в компании прелестной и образованной женщины.
Есфирь смотрела на него взглядом, в котором пылкость сочеталась с целомудрием. Джованни хотел было прервать затянувшееся молчание, но тут в дверь, ведущую в патио, торопливо вошел Малек.
– А, вот вы где! Извините, что помешал беседе, но хозяин хочет видеть Джованни у себя в кабинете.
– Тогда я вас покину, – сказала Есфирь и исчезла, улыбнувшись на прощание.
Джованни не успел ничего сказать.
Малек провел юношу на третий этаж. Джованни с волнением размышлял, зачем он вдруг понадобился хозяину дома. А его сердце было в саду, с Есфирь.
Глава 75
– Заходи, заходи! – воскликнул Елизар.
Кабинет хозяина был примерно двадцать шагов в длину, десять или двенадцать – в ширину и восемь – в высоту. Все стены от пола до потолка заставлены книгами. В середине комнаты стоял огромный письменный стол, сплошь покрытый листами пергамента, перьями, ручками, фолиантами, над всем этим возвышался бронзовый семисвечник. За монументальным столом сидел Елизар, но Джованни видел только его макушку в маленькой белой ермолке. Елизар поднял голову.
– А, мой друг! Рад, что ты хорошо отдохнул! Иди сюда.
Джованни не мог отвести взгляд от тысяч книг, теснившихся на деревянных полках. Большинство томов, судя по всему, были старинными рукописями. Юноша обошел стол и увидел, что хозяин что-то пишет на пергаменте.
– Это древнееврейский язык, верно?
– Да. А ты когда-нибудь раньше видел манускрипты на древнееврейском?
– Нет, не видел, но мне встречались еврейские письмена в книгах. Они просто потрясающи: каждая буква похожа на произведение искусства.
– Некоторые каббалисты посвящают всю жизнь написанию этих знаков, чтобы зарядиться силой и богатством их значения.
Рядом с пергаментом лежала стопка бумаг, исписанных убористым почерком по-латыни, и с рисунками планет. Эти рисунки привлекли внимание Джованни.
Елизар весело заметил:
– Ага, нашего астролога заворожил хоровод планет!
– Простите… меня просто поразил рисунок! Странно, но на нем в центре Вселенной не Земля, а Солнце!
– Именно так!
– Это вы нарисовали такое необычное изображение космоса?
– Нет. Это письмо от моего друга, великого польского астронома Николая Коперника. Он сообщает мне о своей теории, которая полностью перевернет наши представления о мире. Мы познакомились несколько лет назад, когда он жил в Болонье.
– Что же такого замечательного в его теории?
– То, что Земля оборачивается вокруг своей оси, более того, она вовсе не центр Вселенной, а всего лишь планета, которая, подобно другим, вращается вокруг Солнца.
Джованни замер, онемев от удивления. Как можно утверждать такое, если из каждодневных наблюдений совершенно ясно, что именно Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот!
– Понимаю твое удивление, мой мальчик, – продолжил Елизар, слегка подмигнув. – Когда Коперник впервые под большим секретом поведал мне о своей гипотезе, я тоже был весьма озадачен, хотя гелиоцентрическая теория вовсе не нова. Аристарх Самосский выдвинул ее еще в древние времена. Но теперь Коперник смог доказать ее математически.
– Подобная теория не только противоречит здравому смыслу, она ставит под сомнение авторитет двух важных интеллектуальных источников: Библии и Аристотеля.
– Поэтому наш друг очень осторожен. Он уже собрал достаточно научных доказательств, подтверждающих его теорию, но до сих пор не решил, стоит ли делать их достоянием общественности или нет. Он боится навлечь на себя гнев как ученых, так и церковников!
– А вы… вы считаете, что его теория правдоподобна?
– Она не только правдоподобна, но и совершенно верна!
По спине Джованни пробежал холодок.
– Но если она, как вы полагаете, верна, где окажется астрология, которая целиком основана на космологии Аристотеля и Птолемея, ставящей Землю в центр Вселенной?
– Для астрологии это совершенно не важно.
– Не понимаю.
– Это не будет иметь никакого значения, потому что астрология, в отличие от астрономии, базируется не на научных фактах, а на символах. На самом деле астрологу совершенно безразлично, вращается ли Солнце вокруг Земли или наоборот! Важно положение человека, который, согласно собственному восприятию, находится в центре космоса. Астролога не интересует небо само по себе, его интересует расположение небесных светил для конкретного человека, в конкретном месте и в конкретное время. Символически мы можем считать, что взгляды Аристотеля и Библии на человека как на центр мироздания по-прежнему верны, хотя с научной точки зрения они ошибочны!
Джованни промолчал, не будучи уверенным, что все понял правильно. Он подумал, как сильно этот разговор напоминает ему о долгих беседах с мессером Луцио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Насытившись и утолив жажду, Джованни вышел в сад. Красота этого места поразила его еще больше, чем прежде. Журчание ручейков смешивалось с пением птиц, а в воздухе витал аромат цветов и водных растений. Джованни сел на каменную скамью в тени развесистой чинары и закрыл глаза.
– Спасибо, – произнес он, ни к кому не обращаясь.
Ему ответил тихий голос, и от неожиданности юноша вздрогнул.
– Самая совершенная молитва.
Джованни открыл глаза. Перед ним стояла Есфирь. На ней было длинное голубое платье из легкой ткани и прозрачная желтая накидка, которая наполовину скрывала волосы и ниспадала на спину и плечи девушки. Есфирь не отличалась высоким ростом, но из-за стройной, хрупкой фигуры казалась выше, чем на самом деле.
– Надеюсь, я не помешала вашим молитвам? – с улыбкой спросила она.
Джованни встал и улыбнулся в ответ.
– Нет, я не молился, – произнес он, немного помолчал и продолжил: – Не знаю, как вас благодарить. Без вас…
Есфирь приложила к его губам палец.
– Ш-ш-ш. Вы видели десять фонтанов?
– Нет.
– Тогда пойдемте, погуляем по саду. Отец создавал его больше двадцати лет, и в нем заложен особый символизм.
– А почему фонтанов десять? – спросил Джованни.
– Они соответствуют десяти сефиротам каббалы. С самого начала иудаизм испытывал интеллектуальное влияние мистицизма, который пытается постичь значение Божественности через символическое прочтение Священного Писания. Теософская каббала прежде всего основывается на двадцати двух буквах еврейского алфавита. У каждой буквы есть несколько символических значений, а также числовое выражение. Сочетая и интерпретируя символы и священные числа, мы можем постичь тайный смысл Торы и найти скрытое значение, которое гораздо глубже того, которое возникает при буквальном прочтении.
– Скрытое значение, – повторил Джованни.
Есфирь остановилась и взглянула на него.
– Моя жизнь беспорядочна, а порой тяжела, но мне выпало счастье почти четыре года быть учеником великого философа, и почти столько же времени я прожил в монастыре на Крите. Я научился раскрывать глаза разума и когда-то испытывал мистическое единение с Богом. Как давно это было!
– Мне почти ничего не известно о вашей жизни, Джованни. Я знаю, на вашу долю выпало немало злоключений, но если Господь испытывает чье-то сердце, значит, на это есть причина. Может, ваша жизнь была тяжелой, но не беспорядочной. Не сомневаюсь, когда-нибудь вы поймете ее истинное значение.
– Я тоже так думал, – признался Джованни, – но сейчас сомневаюсь…
Молодые люди молча и неторопливо брели по дорожкам сада. Первой заговорила Есфирь.
– Один мудрец как-то сказал, что человек, который никогда не ведал темноты сомнений, не может по-настоящему достичь света истинной веры.
– А вы, Есфирь? Вы когда-нибудь сомневались в существовании Бога?
– Да. Когда скончалась мама, мое сердце опустело, и вера моя умерла. Я не могла молиться, мне становилось плохо лишь при одной мысли о Боге. Так продолжалось несколько лет.
– Ваш отец испытывал то же самое?
– Для отца это было страшным горем, но он никогда не терял веры. Он уважал мою точку зрения и никогда не пытался меня переубедить или заставить что-либо сделать. Я часами оплакивала смерть мамы. И проклинала Бога.
Джованни вспомнил, как сам в пещере роптал на Господа.
– Я изливала на Него весь мой гнев. Пока однажды утром не проснулась и не поняла, что я Его простила.
– Простила Бога?
– Да, простила Бога, – ответила Есфирь спокойно. – Обычно мы считаем, что надо прощать людей. Но когда жизнь причиняет нам боль, мы сердимся на Господа, и, так как Он и есть жизнь, Его и надо простить.
Джованни застыл. Слова девушки напомнили ему о собственных испытаниях. Неожиданно он подумал, что ему никогда не приходило в голову, что он может простить Бога. Он только поквитался с Ним самым жестоким образом – решил, что Бога нет.
– И вы вновь обрели веру? – спросил Джованни, стараясь унять сумятицу в мыслях.
– Да, но это уже не была простая, прекрасная и беззаботная вера ребенка. Она изменилась, и Бог стал более таинственным и непостижимым для разума, но в то же время ближе моему сердцу. В каждый миг жизни я чувствую Его присутствие, но теперь не могу найти слов, чтобы говорить о Нем. Мои личные переживания привели меня в самое сердце учения каббалы.
Есфирь медленно поднималась по центральной дорожке в верхнюю часть сада.
– Каббала, – продолжила он тихим голосом, – разделяет Эйн-Соф, скрытый, невыразимый аспект Бога, и десять сефиротов, которые являются Его проявлениями в мире. Понятие Эйн-Соф, которое можно перевести как «беспредельный» или «ничто», означает, что Бог непостижим. Его нельзя описать никакими словами. Представить в виде какого-нибудь образа. Охватить концепцией. Ваш великий философ Фома Аквинский, которого отец часто цитирует, очень хорошо сказал: «Я знаю о Боге только то, что ничего о Нем не знаю». Бог непостижим, и опасно даже называть Его. Именно поэтому в иудаизме запрещено обращаться к Нему по имени. Называть – это то же самое, что обладать… и, коль скоро мы обращаемся к Нему по имени, значит, будем использовать для собственных целей.
Джованни подумал о членах ордена Блага Господня, которые без тени сомнения убивают ради чистоты веры. Он подумал обо всех мусульманах и христианах, которые яростно истребляют друг друга во имя Аллаха или Иисуса Христа. Как мудро – не называть Бога по имени! Но как трудно взывать к непознаваемому Богу, которого нельзя ни называть, ни постичь!
– Десять сефиротов представляют собой десять порождений таинственного, необъяснимого Бога, – продолжила Есфирь. – Это божественные ипостаси, спроецированные Богом на мир. Они не являются Богом, но это его проявления, эманации, и только через них мы можем узнать что-либо о Боге.
Есфирь привела Джованни в верхнюю часть сада. Повернулась к юноше лицом.
– Мы сейчас в самом конце сада. Дом стоит внизу, в другом конце, и до него можно дойти по этой центральной тропинке. Сам сад имеет форму высокого дерева. Мы находимся на вершине древа сефиротов, и центральная дорожка сада, образно говоря, – это его ствол.
Есфирь повернулась к дому спиной и сделала еще несколько шагов, к самому концу тропы. Затем взяла Джованни за руку и повела его в густую рощицу. Она раздвинула ветви, и удивленному взору молодого человека предстал изумительной красоты фонтан в форме короны.
Джованни заворожили рассказы Есфирь об этом саде тайных троп и скрытых фонтанов, каждый из которых казался красивее предыдущего и каждый что-либо символизировал. Джованни восхищался умом Есфирь, а принципы каббалы, о которых говорила девушка, чем-то напоминали ему определенные аспекты христианского таинства.
Мозг Джованни переполняли вопросы, но прежде всего юноша наслаждался чудесными минутами. Всего лишь несколько дней назад он гнил в отвратительном подземелье, под охраной жестоких тюремщиков. А сейчас гуляет по великолепному саду в компании прелестной и образованной женщины.
Есфирь смотрела на него взглядом, в котором пылкость сочеталась с целомудрием. Джованни хотел было прервать затянувшееся молчание, но тут в дверь, ведущую в патио, торопливо вошел Малек.
– А, вот вы где! Извините, что помешал беседе, но хозяин хочет видеть Джованни у себя в кабинете.
– Тогда я вас покину, – сказала Есфирь и исчезла, улыбнувшись на прощание.
Джованни не успел ничего сказать.
Малек провел юношу на третий этаж. Джованни с волнением размышлял, зачем он вдруг понадобился хозяину дома. А его сердце было в саду, с Есфирь.
Глава 75
– Заходи, заходи! – воскликнул Елизар.
Кабинет хозяина был примерно двадцать шагов в длину, десять или двенадцать – в ширину и восемь – в высоту. Все стены от пола до потолка заставлены книгами. В середине комнаты стоял огромный письменный стол, сплошь покрытый листами пергамента, перьями, ручками, фолиантами, над всем этим возвышался бронзовый семисвечник. За монументальным столом сидел Елизар, но Джованни видел только его макушку в маленькой белой ермолке. Елизар поднял голову.
– А, мой друг! Рад, что ты хорошо отдохнул! Иди сюда.
Джованни не мог отвести взгляд от тысяч книг, теснившихся на деревянных полках. Большинство томов, судя по всему, были старинными рукописями. Юноша обошел стол и увидел, что хозяин что-то пишет на пергаменте.
– Это древнееврейский язык, верно?
– Да. А ты когда-нибудь раньше видел манускрипты на древнееврейском?
– Нет, не видел, но мне встречались еврейские письмена в книгах. Они просто потрясающи: каждая буква похожа на произведение искусства.
– Некоторые каббалисты посвящают всю жизнь написанию этих знаков, чтобы зарядиться силой и богатством их значения.
Рядом с пергаментом лежала стопка бумаг, исписанных убористым почерком по-латыни, и с рисунками планет. Эти рисунки привлекли внимание Джованни.
Елизар весело заметил:
– Ага, нашего астролога заворожил хоровод планет!
– Простите… меня просто поразил рисунок! Странно, но на нем в центре Вселенной не Земля, а Солнце!
– Именно так!
– Это вы нарисовали такое необычное изображение космоса?
– Нет. Это письмо от моего друга, великого польского астронома Николая Коперника. Он сообщает мне о своей теории, которая полностью перевернет наши представления о мире. Мы познакомились несколько лет назад, когда он жил в Болонье.
– Что же такого замечательного в его теории?
– То, что Земля оборачивается вокруг своей оси, более того, она вовсе не центр Вселенной, а всего лишь планета, которая, подобно другим, вращается вокруг Солнца.
Джованни замер, онемев от удивления. Как можно утверждать такое, если из каждодневных наблюдений совершенно ясно, что именно Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот!
– Понимаю твое удивление, мой мальчик, – продолжил Елизар, слегка подмигнув. – Когда Коперник впервые под большим секретом поведал мне о своей гипотезе, я тоже был весьма озадачен, хотя гелиоцентрическая теория вовсе не нова. Аристарх Самосский выдвинул ее еще в древние времена. Но теперь Коперник смог доказать ее математически.
– Подобная теория не только противоречит здравому смыслу, она ставит под сомнение авторитет двух важных интеллектуальных источников: Библии и Аристотеля.
– Поэтому наш друг очень осторожен. Он уже собрал достаточно научных доказательств, подтверждающих его теорию, но до сих пор не решил, стоит ли делать их достоянием общественности или нет. Он боится навлечь на себя гнев как ученых, так и церковников!
– А вы… вы считаете, что его теория правдоподобна?
– Она не только правдоподобна, но и совершенно верна!
По спине Джованни пробежал холодок.
– Но если она, как вы полагаете, верна, где окажется астрология, которая целиком основана на космологии Аристотеля и Птолемея, ставящей Землю в центр Вселенной?
– Для астрологии это совершенно не важно.
– Не понимаю.
– Это не будет иметь никакого значения, потому что астрология, в отличие от астрономии, базируется не на научных фактах, а на символах. На самом деле астрологу совершенно безразлично, вращается ли Солнце вокруг Земли или наоборот! Важно положение человека, который, согласно собственному восприятию, находится в центре космоса. Астролога не интересует небо само по себе, его интересует расположение небесных светил для конкретного человека, в конкретном месте и в конкретное время. Символически мы можем считать, что взгляды Аристотеля и Библии на человека как на центр мироздания по-прежнему верны, хотя с научной точки зрения они ошибочны!
Джованни промолчал, не будучи уверенным, что все понял правильно. Он подумал, как сильно этот разговор напоминает ему о долгих беседах с мессером Луцио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67