Ее честолюбивый замысел нашел теперь подкрепление в только обретенном ею желании разделить свое чувство по крайней мере с еще одним человеком. Если бы завтра утром ей удалось заполучить Маммери, то вечером она опять могла бы встретиться в оранжерее с Джозефом Киссом.
Когда сестра Китти Додд нашла ее, Мэри уже успела раздеться и лежала в ванне.
— Мэри, дорогая, ты слышала? — Мягкость и невинность тона сиделки сообщили Мэри, что ее тайна еще не раскрыта.
— Что слышала, сестра? — Мэри прикрыла синяк мочалкой.
— Твоя дочь приехала! С твоим двоюродным братом. Она сдала экзамены в Шотландии, и ей сказали, что ты проснулась. Она, конечно, раньше видела тебя несколько раз, но ты же не видела ее, во всяком случае, довольно много лет. Да, да, здесь твоя Хелен, только что из Шотландии! А твой кузен, должна сказать, кажется очень милым. Я видела его и раньше. Ты его помнишь?
Мэри не шелохнулась и словно онемела. Потом спряталась как можно глубже под водой: «Дорогая, дорогая, дорогая».
— Ты его помнишь? — Сестра Китти пнула оторвавшийся кусочек линолеума. — Мистера Мелдрума?
— Да. — Мэри скривила губы. Секунду на них держалась ухмылка.
— Ох, Мэри, ты боишься, дорогая. Это понятно. Но все хорошо. Они очень-очень милые люди и очень о тебе беспокоятся. Хелен сама не своя от радости, но немного нервничает, так же как ты, но… Дорогая. Ах, Мэри, она так долго ждала. Пятнадцать лет! Она уже почти взрослая.
Испытывая смутное ощущение, что когда-то давно бросила дочь, Мэри подумала, что Хелен может ее ненавидеть.
Или это она сама на нее обижена? Доктор Мейл говорил ей, что Гордон Меддрум и Хелен должны приехать после обеда, но она была так поглощена своим романом с Джозефом Киссом, что позабыла об этом, и теперь ее вина только усиливалась оттого, что никто не догадывался о том, что произошло на самом деле.
— Ах, Мэри, я же не идиотка и понимаю, что ты нервничаешь. Наденешь новое платье?
— Нет. — Мэри резко подняла голову и смахнула с глаз мыльную пену.
— Но!.. — Сестра Китти, кажется, начала заводиться.
— Один из садовников толкнул меня, и я упала в грязь, — выпалила она не моргнув глазом.
Сестра Китти Додд разгневалась.
— Таким людям нельзя разрешать находиться на территории больницы. Кто это?
— Не знаю. Но я сама была виновата. — Чтобы сестра Китти не увидела, как она покраснела, Мэри опять нырнула под воду.
— Что ж, тогда надень коричневое. Тоже миленькое. — Хотя Мэри и не слышала ее голос, но он был определенно веселым.
Мэри снова вынырнула как наяда.
— Да, надену-ка я его.
— Хелен все равно, в чем ты будешь. Она будет так рада тебя увидеть. — Достав большую белую банную простыню, сестра Китти развернула ее перед собой. — Выходи же, моя мадонна!
устала устала устала
Через двадцать минут, по мере приближения к мраморному вестибюлю, одетая в бежевое платье Мэри Газали взяла себя в руки, главным образом благодаря тому, что вспомнила наслаждение от своей давешней эскапады, а отчасти потому, что уже не боялась, что ее разоблачат. Сестра Китти Додд предупредительно встала перед ней у двери в кабинет доктора Мейла. Мэри казалось, что она вернулась в Страну грез, настолько отрешенно она себя ощущала. Голос сестры Китти Додд казался ей бессмысленным, а потом полированная дубовая дверь внезапно распахнулась — прямо на желтый пляж с рокочущими яркими волнами (ей еще предстояло съездить на морское побережье), а потом море исчезло, но остались трое морских сказочных зловещих зверей.
— …ерунда, — прошептал доктор Мейл. — А, вот и вы! — Он был похож на лишенное хлорофилла растение больше, чем на мужчину. Коснувшись завитков ее волос пальцами, он развернул ее лицом к родственникам. — Вот и она!
Белое лицо девочки было обрамлено бледно-рыжим пламенем, а стоявший рядом мужчина казался всего лишь темной тенью. Оба стояли спиной к огромному окну с витражом, сквозь которое пробивалось послеполуденное солнце.
— Это Хелен. — Голос доктора Мейла был мягок. — А это Гордон Мелдрум, которого вы, несомненно, помните.
— Нет.
Волосы ее дочери были почти соломенными, светлее ее собственных. На ней было голубое платье с короткими рукавами, маленькая золотая цепочка, золотой браслет. Мэри не удивилась ее сходству с Мерль Оберон. Еще она была похожа на свою бабушку.
— Мы никогда не встречались. — У Гордона Мелдрума оказался глубокий успокаивающий голос и приятная нерешительная манера, хотя Мэри слегка смутил сильный запах табака, исходивший от его пиджака и фланелевых брюк. Когда он слегка подвинулся, Мэри наконец увидела его серые, широко расставленные глаза, редеющие волосы, узкие губы. Он улыбался. — Добрый день, Мэри. Я так рад, что тебе стало лучше. — Он не сделал попытки обнять ее.
— Привет! — рванувшись вперед, сказала Хелен с по-детски фальшивым энтузиазмом. — Мама! Ну ты даешь! Выглядишь супер! Я ужасно рада, что тебе лучше. — Она замолчала.
Мэри улыбнулась.
— Я думала о тебе во сне, Хелен. — Она взмахнула рукой. — То есть я думала о моей малышке. О том, что я считала моей малышкой. Во сне я думала, что ты, может быть, уже умерла. — Она вздохнула и опять шевельнула рукой, словно извиняясь. — Мне трудно объяснить… Но я очень рада, что ты не умерла. Как-то звучит нехорошо. — Теперь она уже и рукой пошевелить не могла.
— Ты выглядишь классно! — воскликнула Хелен с жаром, теперь уже совершенно неподдельным. — Так молодо!
— Это правда. Вы выглядите как сестры. — Произнося этот заезженный комплимент как удачно найденную реплику, доктор Мейл, казалось, весь расплылся от удовольствия. — Почти как сестры. Всего пара лет разницы.
— Но это ненормально, не правда ли? — Мэри Газали была благодарна ему за банальности, которые помогали ей установить контакт и с дочерью, и с очевидно довольным кузеном.
— Это очень необычная ситуация. — Доктор Мейл развел руками. — Уверен, никто не обидится, если я покину вас на некоторое время?
Сестра Китти Додд явно не хотела уходить вслед за доктором Мейлом. Она была едва ли не загипнотизирована картиной этого воссоединения.
— Если что понадобится, позовите. Чуть позже я принесу вам кофе.
Мэри села у окна, боком к огромному витражу, и, махнув рукой в сторону геометрически ровных клумб и сада, видневшегося по обеим сторонам гравиевой дорожки, произнесла:
— Прелесть! Особенно розы. Вы приехали поездом?
— На автобусе. — Гордон Мелдрум был благодарен за эту обыденную тему. — Из Вест-Бромптона. Тридцатка идет прямо досюда. Это удобно. Мы и раньше пользовались этим автобусом, когда навещали тебя. Когда ты спала. Я должен сказать, что Хелен с малых лет знала этот маршрут лучше любого другого.
— Вы живете рядом с кладбищем. — Мэри не была уверена, видела она это во сне или ей говорила сестра Китти Додд. Еще было письмо, но оно где-то затерялось вскоре после ее пробуждения.
— В Бромптоне. Точнее сказать, это Эрлз-Корт. Не самое лучшее место. Все местные богачи вроде миссис Панкхерст уже померли! В Филбич-Гарденз мы, наверно, единственные англичане, остальные — австралийцы или поляки. Но там довольно мило и удобно, да и Хелен недалеко добираться до школы. — Он придвинулся, чтобы взглянуть на кусты красных и белых роз.
— Эта школа на Кинг-стрит? В Хаммерсмите? — Мэри отодвинулась, чтобы дать ему больше места и при этом оказаться подальше от исходящего от него запаха табака. — Сестра Китти Додд говорит, что это одна из лучших школ в Лондоне и туда трудно поступить.
— Точно, — сказала Хелен. — Мне повезло. — И приблизилась на несколько шагов.
Мэри еще не совсем привыкла к яркому свету комнаты, но ей показалось, что в глазах дочери блеснули слезы, и тут же захотелось ее утешить.
— Я не сумасшедшая, милая. Я не больна. Я просто пережила что-то вроде шока. Я была потрясена, когда дом обрушился на нас. Я так крепко держала тебя. Нам повезло. Твой отец, конечно, предвидел это. Но это было так давно, и теперь я уже не печалюсь, хотя мне жаль, что я не была с тобой, пока ты росла, но я все равно не смогла бы дать тебе то, что тебе дали Гордон и Рут, так что на самом деле все получилось очень хорошо.
— Да, Мэри. — Голос Гордона казался грубым от сдерживаемого чувства. — И Хелен думала, что все позади. Мы говорили об этом, конечно, и теперь нам нужно обсудить с тобой. Нам надо знать, чего ты хочешь и как ты себя чувствуешь.
— Я чувствую себя очень хорошо. Свободно, можно сказать. — Не в силах придумать подходящий ответ, Мэри пожала плечами. — Очень хорошо. Во всяком случае, я готова выйти на свободу. Хочу наверстать упущенное время.
— Ты наверстаешь. — Словно желая удостовериться в том, что не потерял свою трубку, Гордон похлопал себя по карману. — Прости, Мэри, но это оказалось труднее, чем я думал. Я о вас с Хелен. Я хотел бы, чтобы и Рут приехала с нами, но она проходит свое дурацкое лечение. Она будет с нами, как только немного поправится. — Он пытался не показать, насколько боится за жену.
— Она идет на поправку? — Мэри почувствовала, что ей легче обсуждать здоровье Рут.
— О да. Да. — И снова похлопал себя по карману.
— Она сильно похудела. — По тону Хелен было ясно, что она воспринимает этот разговор о своей приемной матери как маленькое предательство.
— Мне очень жаль. — Мэри опять захотелось утешить и успокоить дочь. — Она этого не заслужила. Мне рассказывали, как замечательно она к тебе всегда относилась. Пожалуйста, передай ей, что я люблю ее, и скажи, что я надеюсь скоро ее навестить, раз уж она сама не может сюда приехать. Я страшно хочу отсюда вырваться. Доктор Мейл сказал, что меня могут перевести в такое специальное место, общежитие, где у меня будет отдельная комната, а потом, когда я привыкну к внешнему миру, смогу подать заявление на муниципальную квартиру.
— Ты бы могла жить с нами, — сказал Гордон с поспешностью. — Я имею в виду, что ты могла бы оставаться у нас столько, сколько захочешь. Все мы думаем, что лучше всего было бы, если бы ты переехала к нам. Это был бы лучший вариант.
В ответ Мэри искренне и благодарно улыбнулась.
— Ты святой, Гордон, правда. Но я не хочу тебя обязывать.
Поначалу ее прямота, казалось, ранила его. Такого он явно не ожидал.
— Что ж, мы могли бы просто попробовать. Рут нужна поддержка. Она будет ей нужна, пока она не поправится. Так что это ни в коем случае не вариант бедной родственницы, Мэри. Я уверен: мы нуждаемся в тебе.
— Это могло бы помочь тебе. — Хелен неловко наклонилась вперед и взяла мать за руку. — Я люблю Рут и Гордона. Я считаю их своими родителями, но я никогда не думала о тебе иначе как о своей матери.
— Хелен всегда обращалась к нам как к Рут и Гордону, — Гордон жутко покраснел. — Я имею в виду, что это не потому, что она не знала, где ее настоящая мать и кто она. Из этого никогда не делалось тайны. Так что ты всегда была мамой, а мы были Рут и Гордоном.
— У меня теперь трое родителей! — Это романтическое заявление Хелен явно было заранее отрепетировано. — Я устроилась лучше всех! — Мэри заметила, что обнаженные руки дочери покрыты загаром.
— Ладно. Я, может быть, смогу найти квартирку по соседству. Посмотрим.
Мэри не была готова к тому, что ей предложили. Родственные чувства и добросердечность воспринимались ее дочерью как данность, но для Мэри они едва ли были чем-то реальным. Она подумала, что предпочла бы пожить одна, ограничив круг общения, пока не почувствует, что вновь готова его расширить. С другой стороны, если бы она была обязана переехать к Мелдрумам, если бы Рут была безнадежно больна, то она могла бы изменить свои планы хотя бы на время. Она столь многим обязана Рут. Но она почувствовала, что эта возможность ей совсем не улыбается.
— Да, в Стране грез жизнь определенно проще!
— Что-что? — Гордон привстал. Хелен еще крепче сжала материнскую руку.
— Когда я спала, я видела много снов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92